За дверями температура за двадцать градусов, с утра дует теплый ветерок, но Юнги в этом плохо освещенном помещении с толстыми стенами холодно. Он стоит рядом с гробом, лицо скрыто под черной вуалью, губы дрожат, капли слез, скатываясь вниз по щекам, разбиваются о сцепленные в замок перед собой ледяные руки. Церковь полна людей, кто-то скорбит с ним, а кто-то пришел поглядеть на овдовевшего рано омегу, чтобы потом посплетничать. Снаружи, как стервятники, кружат журналисты, которых внутрь не пускают — Юнги уверен, как только он выйдет, его растерзают. Гроб Айртона закрыт, Юнги даже в последний раз взглянуть на мужа не может, потому что убийца выстрелил два раза в лицо и пять раз в грудь. Юнги и не хочет видеть его мертвым, отказывается запоминать Айртона таким, он хочет оставить в памяти его улыбку и только хорошее, что между ними было. Именно поэтому сейчас, кивая подходящим к нему и выражающим соболезнования людям, он ничего не слышит, он мыслями в прошлом, где его альфа жив. Он видит, как они носятся по лужайке за Сандером, любимым псом Айртона, как срывают недавно установленный искусственный газон, измазанные в грязи валятся на траву и смеются, смеются, смеются. Они заливаются смехом до слез, собирающихся в уголках глаз, задыхаются. У Юнги этот смех в ушах эхом отдает. Он шепчет очередное «спасибо» одному из друзей Айртона, выражающему соболезнования, и возвращается мыслями в прошлое.
Они поженились по любви. Юнги только окончил университет и приступил к практике в ведущей адвокатской конторе, как на ужине, организованном его же отцом, познакомился с молодым политиком, которому прочили место сенатора. Отец Юнги — председатель верховного суда страны, и сын не нарушил почти вековую традицию семьи и пошел по его стопам. У Юнги с Айртоном не было любви с первого взгляда, но тот ужин в отцовском доме омега запомнил только из-за альфы, который очаровал его, и с кем у него сошлось мнение по ключевым вопросам. Юнги помнит первое свидание, которое прошло на конюшне семьи Айртона, именно тогда омега начал чувствовать к нему нечто большее, чем просто интерес. Альфа запомнил, что на ужине Юнги вскользь упоминал о любви к лошадям. Они пили вино, закусывали грюйером, сидя на лужайке перед конюшней, долго катались на лошадях, и Юнги очень не хотел уезжать. Семья омеги была рада их связи, а семья Айртона через три дня после свидания пригласила его на ужин. Тогда они впервые поцеловались, на заднем дворе семейного особняка у фонтана, и Юнги захотел остаться в его объятиях надолго. С Айртоном было безумно интересно, он казался Юнги самым умным из молодых людей, с кем ему довелось общаться. Омега был покорен простотой альфы и его внимательностью, поэтому спустя полгода как они стали встречаться, он ответил согласием на его предложение.
Легкая улыбка трогает губы вернувшегося в прошлое Юнги, и скатившаяся слеза оседает на губах, омега ее слизывает. От запаха ладана кружится голова, но Юнги держится, уговаривает себя дотерпеть до конца церемонии.
Он прикрывает веки и будто со стороны смотрит на то, как он стоит у алтаря в белом костюме, который перешивали два раза, потому что Юнги не нравилось, как он сидит на нем. Он видит, как нежно альфа держит его за руки, как улыбается так, как только он умел, наполняя сердце омеги теплотой. Он, как сейчас, слышит это «да», ознаменовавшее начало новой жизни и любовь, про которую принято говорить «до гроба».
Юнги с Айртоном дошел до гроба, но любовь они потеряли намного раньше.
После брака Юнги полюбил ночи, но еще больше рассветы. Они оба просыпались рано и до своих дел и работы завтракали вместе, кормили друг друга. Юнги всегда ждал утра, потому что вечерами загруженный Айртон не всегда возвращался, готовился к назначению. Юнги помнит свой первый прием, и как Айртон, поцеловав его в лоб, сказал, что гордится им.
Они отпраздновали очередную политическую победу альфы в постели, а потом он уехал на работу и стал появляться дома три раза в неделю. Сколько бы Юнги ни противился такому положению дел, он начал привыкать и перестал злиться на постоянно со всех сторон доносящееся «ты знал, чьим супругом станешь». Юнги прекрасно знает, что его муж ответственен перед столькими людьми, он старается ради будущего своей страны, только жаль, что все эти знания его ночи в одиночестве не скрашивают, не помогают учиться жить без Айртона.
Последний год был самым тяжелым.
Чем ближе дата выборов, тем больше журналистов ночуют у стен их особняка, все гонятся за сенсацией, ждут, когда молодой политик или его семья оступятся. Юнги приходится ограничить общение с некоторыми знакомыми, долго думать, прежде чем что-то говорить, и тщательнее подходить к выбору гардероба. На фоне всех этих ограничений и постоянного стресса омега стал раздражительным, страдал от бессонницы и стремительно начал терять вес. Айртон не помогал, напротив, стал все реже появляться дома, притом до Юнги доходили слухи, что муж не всегда проводил время за бумагами или встречался с избирателями. Все чаще Айртон стал пропадать в гольф-клубе отца и даже встречи начал назначать там. Пара стала больше скандалить, и если альфа был недоволен поведением супруга, то основная претензия Юнги состояла в том, что муж с ним не разговаривает, не делится и считает предметом мебели. Айртона ничего кроме будущего кресла и гольфа не интересовало. Он словно забыл, что у него есть супруг, и перестал подниматься в спальню, даже когда был в особняке. Юнги топил обиду в вине, часами сидел с бокалом на закрытой террасе и, выкуривая одну за другой, продолжал надеяться, что все еще наладится.
Родители с обеих сторон давили, требовали наследника, и Юнги сейчас понимает не потому, что мечтали о внуке, а потому, что будущий сенатор с ребенком — дополнительные голоса. Юнги, учитывая с каждым днем только ухудшающиеся отношения с мужем, не поддался всеобщему и никогда не работающему «ребенок все изменит» и предохранялся. Именно в тот период Айртон впервые поднял на него руку, когда узнал о противозачаточных. Юнги не перестал их принимать, только делал это втайне, а муж перестал приезжать.
Юнги не ходит на работу, курит все больше, пьет, не просыхая, и через два месяца такой жизни его насильно помещают в клинику, а начавшей что-то подозревать прессе Айртон говорит, что омега лечится от бесплодия, и «даже если у нас никогда не будет детей — я слишком сильно его люблю, чтобы это испортило наши отношения». Рейтинги Айртона моментально взлетают. Вернувшись домой после месячного пребывания в клинике, Юнги оказывается в эпицентре очередного скандала. Отец, заняв сторону Айртона, требует, чтобы Юнги вел себя хорошо, не рисковал карьерой мужа. Омега, который уже все решил, в ответ заявляет, что подает на развод, и впервые за двадцать пять лет получает пощечину от отца. Он запирается в ванной в ту ночь и, сидя на кафельном полу, следит за тем, как кровь, смешиваясь с водой, утекает в трап. Юнги не хочет умирать, но боль от лопающейся под лезвием кожи заглушает боль от картины, на которой его разорванные мечты ложатся клочьями на бежевый кафель.
Айртон входит в ванную, с презрением смотрит на омегу на полу и усмехается:
— Отличное решение, умрешь, скажем прессе, что ты скончался от сердечного приступа. Меня все будут жалеть, и все омеги города отдадут мне голоса как бедному вдовцу.
— Дай мне развод и больше не увидишь меня, — смотрит на него Юнги. — Между нами уже давно ничего нет.
— Ты не понимаешь? — нагнувшись, обхватывает его лицо альфа. — Ты не получишь развод. Не в ближайший год. Где ты видел, чтобы от сенатора омега уходил? Я не позволю тебе гробить мою карьеру. Так что будь хорошим мальчиком, и, может, я подпишу бумаги в первый же год нахождения на посту, а если терпеть сложно, то продолжай резать себе вены, и меня от бумажной волокиты избавишь. Просто учти, что ради этого кресла я ни перед чем не остановлюсь.
Юнги выбрасывает лезвие и обещает себе, что больше он себя калечить не будет, не доставит Айртону удовольствия. Он повторяет себе, что через год все закончится, что нужно немного потерпеть, чтобы развод прошел безболезненно, в первую очередь, для его семьи, и продолжает ходить на приемы с мужем. Юнги улыбается фотографам, сам готовит ужин на День благодарения и даже не против, что Айртон пригласил журналистов. В газетах пишут, что он пример для омег, его улыбку называют сияющей, но она настолько лжива, что Юнги от нее тошнит. Юнги сильно похудел, даже Айртон сказал, что на его лице кроме глаз ничего не осталось. Он не пьет, но без сигареты день не начинает, нормально не питается, много плачет в одиночестве, постоянно думает, как вырваться из этих пут. Его называют иконой стиля, хотя Юнги даже не думает, что надеть, а от стилиста отказался. Он настолько утонченный, нежный, что у его фанатов целый культ, посвященный его внешности и его огромному сердцу. Юнги постоянно собирает средства для детских фондов, активный участник программ защиты животных. Он постоянно получает предложения от журналов для съемок, ему присылают его же портреты лучшие художники, омеги копируют его стиль, вплоть до цвета волос. Айртон, который сперва был рад популярности мужа, начинает злиться, что она может переплюнуть его.
Сейчас Юнги стоит рядом с гробом мужа, мозг которого собирали частями с пола, и плачет. Юнги не плачет по Айртону и даже уколов совести не чувствует — он оплакивает себя, их лучшие дни, прошлое, которое не вернуть. По делу об убийстве известного политика ведется следствие, но предварительная версия гласит, что Айртона убили за открытую критику курса нынешнего президента.
Внезапно в церковь врывается легкий ветерок, гасит свечи, дрожь проходит по окоченевшему телу омеги, он не поднимает глаза, но уверен, что знает, кто пришел.
— Соболезную.
Юнги прикрывает веки, чувствует, как этот голос просачивается в каждую клетку организма, одно слово нон-стопом проигрывается в его голове десяток раз, и только потом он поднимает глаза. Юнги скользит взглядом по пуговицам на темно-серой рубашке под черным пиджаком, обтягивающей накаченное тело, задерживает внимание на воротнике, на рисунках, покрывающих горло, и наконец-то смотрит на красивое лицо. Омега чувствует, как в горле пересыхает, а гулкие биты сердца отдают в ушах. Он привык, что рядом с этим альфой всегда так, нужно пару секунд, чтобы привыкнуть к его проницательному и пробирающемуся в душу взгляду, к глазам, на дне которых блеск стали, и все пройдет.
Омега приходит в себя, легонько кивает в ответ на его слова и не отбирает руки, когда альфа берет их в свои. Чон Чонгуку правила приличия не писаны, поэтому он с легкостью нарушает очередное, нагнувшись, касается губами его щеки через вуаль и, поднявшись к уху, шепчет:
— Черный тебе к лицу.
Впервые Юнги встретил его два месяца назад, поздно вечером по дороге на очередной прием, которые он был вынужден посещать. Моросил дождь, омега сидел на заднем сидении представительского мерседеса и, опустив стекло, позволял мелким каплям падать на лицо, не боясь, что вода испортит макияж. Если бы Айртон был рядом, он бы не разрешил открыть окно и долго ругался бы, что безопасность превыше всего, но сегодня Юнги едет на ужин один и хотя бы это может себе позволить. Он поправляет длинную серьгу, усыпанную камнями, и промакивает салфеткой жирный блеск на губах. Автомобиль останавливается на светофоре рядом с черным Maserati GranTurismo Sport, Юнги бы не знал модель, он автомобилями не увлекается, но из-за Айртона, у которого к ним страсть, теперь он их легко узнает. Соседняя машина привлекает к себе внимание красиво играющими на ней бликами света с неоновых вывесок. Он засматривается на игру света на мокром автомобиле, а потом вновь поднимает глаза к покрытому черными тучами небу и упускает момент, когда стекло на соседней машине ползет вниз. Омега, почувствовав взгляд, возвращает внимание автомобилю и сталкивается со взглядом темных, как и небо над головой, глаз. Он, как загипнотизированный, смотрит в глаза альфы, словно тот создал между ними невидимую связь, и омеге ее, пока он не разрешит, не разорвать. Юнги знает, что нельзя так смотреть, и пусть у незнакомца нет чувства такта, но и он оторваться не может. Красный на светофоре сменяется зеленым, омега нажимает кнопку на дверце, медленно скрывается за затемненным стеклом, чувствуя, как бешено бьется сердце. Весь тот вечер Юнги проводит в прострации не в состоянии выбросить из головы случайную встречу с незнакомцем. Каково же было его удивление, когда в конце недели на приеме у мэра Айртон представляет Юнги того же самого мужчину.
— Чон Чонгук, бизнесмен, мой новый друг и партнер, — с гордостью заявляет альфа, а Юнги опять не может увести глаз от с интересом его рассматривающего мужчины. Омега уверен, что он его не помнит, протягивает руку, альфа задерживает ее в своей, и он чувствует покалывания по всей поверхности кожи, будто одно простое прикосновение разослало импульсы по всему телу.
— Любите дождь? — помнит альфа и улыбается, у Юнги голова кругом от его взгляда идет, никто в комнате ничего не замечает, даже Айртон. Юнги не понимает, неужели никто не видит его раздевающий взгляд, голод, вспыхивающий синим пламенем на дне зрачков, клубящуюся вокруг него темноту, которая и предупреждает об опасности, и приглашает ближе. Альфа высок, отлично сложен, костюм сидит на нем настолько идеально, что Юнги, разглядывая его плечи и грудь, шумно сглатывает. У него чуть смугловатая кожа, черные, как смоль, волосы, которые убраны назад, но пара прядок выбилась и падает на лоб. Четко очерченная линия челюсти, прямой нос и прищуренный взгляд — Юнги бы дальше рассматривал его хищное лицо, но под острым взглядом смущается.
Юнги весь вечер чувствует его присутствие, постоянно проверяет свой наряд, потому что, когда он ловит его взгляд, омеге кажется, что на нем нет никаких тряпок и он абсолютно голый.
— Почему я никогда не слышал об этом Чон Чонгуке? Я знаю всех твоих друзей, — старается звучать незаинтересованным омега уже в автомобиле, который уносит его с мужем домой.
— Он новый могущественный друг, — достает сигару Айртон. — Он держит под собой все побережье. Познакомились на игре в гольф, разговорились, и я сразу понял, что он мой человек. С такой поддержкой я спокойно в президенты баллотироваться смогу.
Больше о новом знакомом они не говорят. После приема проходит пять дней, и Айртон предупреждает Юнги о бранче в особняке на троих. Омега сразу распорядился на высшем уровне принять гостей, а гость оказался один. Айртон настоял, чтобы и омега присутствовал, и приказал больше улыбаться важному гостю. Юнги и кусок в горло не лезет, как он может есть, когда его самого взглядом сжирают. Омега играет с подбежавшим псом, кормит его со стола, все ищет себе занятие, лишь бы на альфу не смотреть, и впервые за долгое время чувствует желание выпить вина. Чонгук говорит мало, отвечает так, что у Айртона аргументов не остается, тот в открытую перед ним заискивает, Юнги кривит рот от отвращения. Айртон бежит в дом за сигарами, а Юнги, оставшись наедине с альфой, выражает внезапный интерес к белой кружевной скатерти.
— Почему ты с ним? — вот так вот сразу на «ты», сразу в лоб, Юнги растерянно смотрит на мужчину, поражается его наглости.
— Не понял.
— Почему ты с ним? — сканирует взглядом красивое лицо, на губах задерживается.
— Он мой муж, — больше причин Юнги не находит. — И вообще, это не ваше дело.
— Все, что касается тебя — мое дело, — усмехается Чонгук и кивает бегущему к ним Айртону.
Стоит мужу вернуться, Юнги лжет, что у него разболелась голова, и, оставив мужчин, запирается у себя. Этот альфа его пугает и в то же время привлекает. Юнги не понимает чувства, которые он в нем вызывает, будто бы все его ощущения сбились в комок, и омеге нужно сесть и распутать его, иначе голова точно разболится. Одно Юнги точно знает, когда он рядом — омега не дышит, а нервы вытягиваются в струнку, грозясь лопнуть от любого его слова или просто взгляда. Юнги проходит такие эмоциональные качели, что даже после минуты рядом с ним чувствует себя истощённым.
Проходят две недели, Айртон появляется дома только два раза, про нового знакомого не говорит, а Юнги очень хочет спросить, но не решается, боясь вызвать гнев мужа своей внезапной заинтересованностью. Сегодня утром они опять скандалили, альфа, разбив графин на столе, уехал, а Юнги сидит в кресле и, потушив окурок о пепельницу, прикрывает веки. Омега поднимает руку, медленно касается подушечками пальцев своих губ и представляет, как его целует… Чонгук. Юнги одергивает руку, часто-часто дышит, сам не веря в то, что секунду назад показывал ему воспаленный мозг. Надо с этим что-то делать, у Юнги достаточно проблем, не хватало еще стать одержимым альфой, про которого он знает только его имя.
Через неделю, в ходе которой Юнги посетил все мероприятия и приемы города, даже те, которые обычно пропускал, так Чонгука и не встретив, у омеги началась течка. Первые два дня течки он провел в одиночестве, представляя, что занимается любовью с Чонгуком. Юнги даже от подавителей отказался, заперся в спальне и, постанывая его имя, удовлетворял сам себя. На третий день заявился Айртон, омеге приходилось кусать свой язык, лишь бы не стонать имя другого альфы, но он не открывал глаза, продолжал представлять Чонгука и почти не дышал, чтобы не чувствовать вызывающий в нем тошноту запах мужа. Течка закончилась утром в среду, Айртон уехал по делам, а Юнги только вышел из душа, как ему доложили о госте. Омега, кутаясь в шелковый халат, спустился вниз и, увидев ожидающего в гостиной Чонгука, сильнее запахнул полы халата.
— Айртон не дома, — бурчит недовольный тем, что его застали врасплох, омега.
— Я знаю, — подходит ближе Чонгук, оставляет между ними два шага и усмехается на слабую попытку омеги отступить. — Я заехал за тобой, — скользит взглядом по обнаженному горлу. — Я говорил твоему мужу, что заберу тебя в новый фонд, по его словам, ты интересуешься благотворительностью, а я познакомлю тебя с моими ребятами.
— Я переоденусь, — кивает Юнги и нехотя поворачивается к лестнице — он знает, что альфа будет смотреть. Омега поднимается на второй этаж, чувствуя, как горят лопатки от взгляда, и сразу набирает мужа, боясь очередного скандала. Айртон подтверждает слова Чонгука, и омега, надев легкий бежевый свитер и белые брюки, идет вниз, к ожидающему его во дворе автомобилю. Юнги удивляется, почему Чонгук всегда сам за рулем, и, не сдержавшись, спрашивает его.
— Люблю все контролировать сам, и железных коней тоже, я так отдыхаю, — мазерати выезжает со двора, и Юнги чувствует резкую перемену в настроении альфы.
— О чем ты думаешь? — пытается прервать давящую тишину омега.
— Что вышлю к вашему особняку военную технику, всю свою армию, сравняю его с землей вместе с твоим мужем, — нахмурившись, смотрит на дорогу Чонгук без намека на шутку.
— Не понял, за что? — кусает нижнюю губу омега, и автомобиль резко останавливается.
— За то, что он к тебе прикасается, — поворачивается к нему Чонгук, в салоне резко заканчивается весь кислород, и Юнги не понимает, как человек может одновременно чувствовать дикий страх от слов и то, как внизу живота собирается дикое возбуждение просто от тона его голоса. Он видит, как Чонгук сжимает руль, как поднимаются крылья его носа, унюхавшие в тесном салоне запах другого альфы, смешанный с течным запахом омеги.
— Не бойся, тебя я бы не тронул, — вновь давит на газ Чонгук.
— Ты психопат, — выпаливает Юнги и поворачивается к окну. — Твоя прямолинейность и шуточки мне не нравятся.
— Я не шучу, — доносится до омеги. — Куда поедем? — внезапно смягчает тон альфа.
— Никуда, мы же едем в фонд, — пожимает плечами Юнги.
— Ну, а куда бы ты хотел?
— В Бельгию, — улыбается Юнги. — На одну из улочек на центральной площади. Я бы заказал кастрюльку мидий и бутылку белого вина.
— Думаю, мы можем это сделать, — разворачивает автомобиль альфа.
— Что ты делаешь? Куда ты несешься? — нахмурившись, следит за его действиями Юнги.
— В Бельгию.
— Не сходи с ума, — нервно улыбается омега, — вечером я должен быть на приеме с мужем.
— Мы все равно поедем в Бельгию, — спокойно отвечает Чонгук и, остановившись, набирает текст на телефоне.
Через полчаса автомобиль паркуется перед посольством Бельгии, и Чонгук, обойдя его, открывает дверь для всю дорогу пытавшегося добиться от него ответа Юнги. Омега все еще не понимает, что затеял Чонгук, но подает ему руку и послушно идет к воротам. Они проходят металлодетекторы и охрану, их встречает секретарь посла и провожает внутрь.
— Мы на территории Бельгии, — улыбается Чонгук нервничающему омеге.
— Ты серьезно психопат.
— Посол Бельгии мой хороший знакомый, а еще за ним должок, у него не было шансов отвертеться, — берет его за руку альфа, и хотя первая реакция Юнги была отдернуть ее, он этого не делает.
Они проходят в приемную и, миновав ее, оказываются во внутреннем дворике, где для них накрывают белый кованый железный столик. Юнги опускается на выдвинутый для него стул, а Чонгук идет внутрь, пообщаться с послом. Через десять минут альфа возвращается и сам наливает омеге воды, потому что Юнги от вина резко отказывается. Юнги с трудом скрывает улыбку, сильно смущается, но ест мидии и чувствует, как от каждого взгляда альфы в нем цветы расцветают. Чонгук про себя ничего не рассказывает, но слушает Юнги так, как никто никогда не слушал. Омега рассказывает про детство, любовь к юриспруденции, годы в университете, но ничего про свой брак. Чонгук лично ухаживает за ним, смотрит так, что Юнги чувствует себя самым красивым омегой в мире, и называет его «сокровищем», заставляя залиться краской. Через час они уезжают в фонд, а вечером Юнги лежит на лежаке у бассейна с глупой улыбкой на лице и считает звезды, самая большая из которых горит в нем.
С того вечера все меняется. Теперь утро — это не «почему я проснулся», а «наконец-то я проснулся». Он порхает по дому, заряжает всех своей улыбкой, снова выходит на работу и постоянно ждет встречи с Чонгуком. Юнги представляет, как он войдет в дверь, проедет мимо, придет с Айртоном, но уже десять дней прошло с их незабываемой поездки, а альфы нигде нет. Омега вновь грустит, теряет только недавно вспыхнувший интерес к жизни и слоняется тенью по дому. Сегодня утром Юнги услышал, как муж говорит с Чонгуком по телефону, и, не сдержавшись, спросил, почему альфу не видно. Оказывается, Чонгук в Европе. У Юнги моментально портится настроение, тень печали ложится на красивое лицо, и он настолько уходит в мысли, что не замечает взгляд мужа, который прекрасно видит, что творится с омегой. Юнги собирается к себе и уже выходит из кухни, как Айртон тянет его назад и, грубо схватив за горло, вжимает в стену.
— Что, скучаешь без своего любовничка? — шипит в губы альфа и прикладывает омегу затылком о стену.
— О чем ты? — хрипит Юнги, вцепившись в его запястье. — Ты делаешь мне больно.
— Я сразу понял, что ты по нему течешь, но я не злюсь, — выплевывает слова ему в лицо Айртон. — Ты бревно в постели, как омега ты меня давно не привлекаешь, у меня даже встает на тебя с трудом, но, если ты будешь меня позорить перед обществом, я оторву тебе голову.
— Как ты смеешь? — со злостью отталкивает его Юнги, и ему даже удается вырваться, но Айртон перехватывает омегу и отвешивает ему такую сильную пощечину, что тот, не устояв на ногах, падает на пол, а до этого больно бьется лопатками о край стола. — Ненавижу тебя, я хочу, чтобы ты умер, — плачет от обиды и боли Юнги, отползая в сторону. — У меня с ним ничего не было, а ты за это заплатишь! — сам не верит своим угрозам.
— Попробуй только, — идет к холодильнику Айртон и достает бутылку воды. — Я обещаю, что похороню тебя в нашем саду под твоими любимыми акациями. Твой отец человек важный, но у меня связей побольше будет. Более того, твои родители меня обожают и не поверят ни единому твоему слову, хотя мертвые ведь и не разговаривают. А сейчас приведи себя в порядок и придумай, почему у тебя на лице синяк, потому что муж у тебя идеальный.
Альфа выходит прочь, а Юнги, кое-как поднявшись с пола, берет лед и идет к себе. Он пишет помощнику, что слег с простудой, неделю из дома не выходит, а как только синяки тускнеют, отправляется к родителям. Родители сперва и слушать отказываются, а потом четко дают понять, что он идиот, раз готов потерять мужа, который может стать главой государства, и настаивают, чтобы он переждал предвыборную кампанию. Помощи ждать неоткуда, развод ему Айртон не даст, и Юнги начинает всерьез задумываться о побеге и для начала открывает новый счет. Айртон ведет себя, как ни в чем не бывало, по-прежнему берет супруга на приемы и встречи, Юнги от его прикосновений на людях и фальшивой улыбки тошнит. Омега с трудом сдерживает себя, когда они вместе, а вчера, на благотворительном ужине, после того, как Айртон демонстративно прижимал его к себе перед журналистами и заставлял изображать счастливую супружескую пару, Юнги пришлось запереться в туалете. Омега никогда не думал, что физически не сможет выдерживать прикосновения того, кого сам же выбрал супругом.
В субботу у мэра вечеринка в загородном клубе без прессы, где будут только самые близкие, Юнги рад, что ему можно не идти, раз нет СМИ, но Айртон заявляет, что там будут важные люди с супругами, которые спрашивали про его участие. Омега хочет возразить, но, поняв по взгляду мужа, что не стоит, идет наверх переодеваться. Юнги приезжает в загородный клуб чуть позже мужа и, поднявшись на террасу, с восторгом смотрит на огромную территорию, утопающую в зелени. Он одет в темно-фиолетовую свободную блузку с широким воротом и черные брюки, на ключицах сияет красивое колье — подарок Айртона на первую годовщину. Юнги общается с омегами, послушно ходит с мужем по залу, одаривая гостей ослепительной улыбкой, и с трудом сдерживается, чтобы не потянуться за бокалом вина. Айртон, который наконец-то чувствует свободу без прессы, как и остальные гости, чья основная цель расслабиться, пьет без остановки. Поняв, что Айртон разошелся, и он ему больше не интересен, Юнги выходит на террасу, чтобы покурить в одиночестве, и задерживает дыхание, увидев, как по лестнице поднимается к нему Чонгук. Юнги убирает так и не зажжённую сигарету, улыбается ему и сразу же стирает улыбку, увидев подошедшего к нему одного из знакомых. Чонгук легонько кивает омеге, проходит мимо, а Юнги еще долго чувствует обжигающий ключицы взгляд. Вернувшись в главный зал, Юнги сразу находит глазами Чонгука. Не заметить альфу невозможно. Чонгук, словно магнит, стоит ему войти в помещение, как его сразу окружают, все пытаются урвать внимание одного из самых успешных людей страны. Гости понемногу разбредаются по приготовленным для них спальням, а Юнги, найдя мужа отключившимся в кресле, пытается привести в чувство, но бесполезно. С помощью его же друга, он поднимает Айртона в спальню, укладывает храпящего альфу на постель, а сам возвращается в зал. Юнги только подходит к бару, как чувствует за спиной присутствие того, кого узнает даже по шагам.
— Я скучал, — доносится до так и не обернувшегося омеги хрипловатый голос.
— Поэтому пропал? — сам поражается своей смелости Юнги, но не жалеет. Он прожил эти три недели в аду, просыпался, мечтая вновь его увидеть, и уже почти смирился с тем, что так и останется сгорать от этого странного, но такого сладкого чувства в одиночестве, как вновь захлебывается от его присутствия рядом. Юнги хотел нарушить курс лечения и напиться от грусти, сейчас он все равно хочет напиться, но от счастья, потому что Чонгук объявился.
— Решал проблемы, но ни на миг не переставал о тебе думать.
— На нас смотрят, — Юнги замечает заинтересованные взгляды и, взяв бутылку, оборачивается к альфе. — Потом поговорим, — обходит его омега и поднимается в спальню.
Юнги с отвращением смотрит на спящего мужа, подтаскивает кресло к окну, сняв одежду, накидывает на плечи шелковый халат и садится с шампанским в кресло. В дверь коротко стучат, Юнги думает прислуга хозяев, он не успевает подойти, как в спальню входит Чонгук и закрывает дверь за собой.
— Ты с ума сошел, — с ужасом смотрит на него омега.
— Я же сказал, что скучал, а ты спрятался, — Чонгук бросает бесцветный взгляд на лежащего на кровати Айртона и идет к омеге.
— Уходи, — шепчет Юнги и пятится назад, но альфа хватает его за руку и, толкнув в просторную ванную, закрывает дверь изнутри на замок.
— Я очень скучал, — обхватывает его лицо ладонями Чонгук и, не дав опомниться, целует.
Юнги цепляется за его руки с мыслью сбросить их с себя, но наоборот сильнее их в свое лицо вжимает и отвечает на поцелуй. Он обнимает его так крепко, что может сломать, но Юнги не чувствует боли, все, что он чувствует — это огромное прошивающее их обоих желание и то, как альфа и правда скучал. Чонгук проводит ладонями по шелку, спускается ниже, накрывает ими его ягодицы, за них его в себя вжимает, Юнги отчетливо чувствует его возбуждение, сам трется. Когда альфа раскрывает его халат, и он, струясь, падает на кафельный пол, пелена страсти в глазах омеги сменяется испугом, но Чонгук хватает его за талию и сажает на тумбу с полотенцами.
— Там Айртон спит, — уходит от поцелуя омега. — Тебе надо уйти, — пытается спрыгнуть на пол, но альфа становится между его ног и не позволяет.
— Он не проснётся, даже если ты будешь кричать, а ты будешь кричать, — лижет его за ухом Чонгук, оставляет на молочных бедрах следы от своих ладоней.
Юнги, который уже тонет в чужой-своей похоти, скрещивает ладони на шее Чонгука и, приблизившись, сам его целует. Юнги знает, что флиртовал с Чонгуком, он принял, что в него влюблен, но он никогда не забывал, что у него есть муж, и не позволял себе лишнего, а в итоге ему разбили лицо. Он не будет больше отказывать себе, и если и получит, то хотя бы будет за что. Он расстёгивает его рубашку, поглаживает грудь, касается языком сосков и, почувствовав в волосах его пальцы, урчит, как котенок. Юнги спускается ниже, к поясу брюк, расстегивает их и, достав возбужденный, внушительного размера член, проводит по нему пальцами. Чонгук толкается вперед, заставляя Юнги откинуться назад, притягивает его за колени к себе и вылизывает его шею, покусывает ключицы, на которых по-прежнему блестят драгоценные камни.
— Никого красивее тебя не встречал, — шепчет Чонгук, вновь льнет к покрасневшим после жестких поцелуев губам.
Юнги хочет его до сжимающихся пальцев на ногах, до дрожащих от страсти губ и спазмов, скручивающих низ живота. Он хочет ощутить его каждой клеточкой своего тела, почувствовать его силу, напиться его, выворачивающим душу наизнанку, желанием. Чонгук будто знает его тело наизусть, каждую точку, которой нужно касаться, доводит до исступления. Юнги сам в его руках раскрывается, отбрасывает в сторону смущение, чувствует, как под его прикосновениями воспламеняется тело альфы, и наслаждается своей властью над ним. Они торопятся, рвутся друг к другу, как оголодавшие, рвано дышат, оставляют на телах царапины, укусы, млеют от нежности, сгорают от грубости. Чонгук ищет глазами смазку, собирается вернуться в спальню, Юнги обхватывает его шею, не отпускает, терпит, пока он его со слюной растягивает. Юнги исполосовывает его спину ногтями, пока альфа проталкивается в него и благодаря природной смазке сразу переходит на размашистые толчки, омеге приходится зажимать обеими руками свой рот, чтобы не кричать. Чонгук целует его костяшки, потом убирает руки от лица и прикусывает его губы, заставляя Юнги мычать в его рот. Чонгук трахает его жестко, лопатками в зеркала впечатывает, покрытая мрамором тумба под задницей ходуном ходит. От мысли, что за стеной спит его муж, а он трахается с другим — Юнги еще больше возбуждается, сам до конца насаживается и, опираясь сжимающимися ладонями на края тумбы, откидывается назад. Чонгук кусает его ключицы, Юнги шепчет «не оставляй следы», альфа рычит и зализывает место укуса. Чонгук знает, что у омеги есть муж, что он занят, но любое упоминание об Айртоне застилает глаза альфы яростью. Он подхватывает Юнги под ягодицами, на весу трахает, омега срывается на громкие стоны, которые отдаются эхом в ванной, альфа зажимает ладонью его рот и, впившись взглядом в глаза, глубже толкается. Юнги кончает, кусая его ладонь, обмякает в его руках, а альфа, перевернув его, кладет животом на тумбу. Юнги поднимает лицо, смотрит через зеркало на стоящего позади Чонгука, который размеренно натягивает на свой член его задницу, с ума сходит от картины. Юнги на фоне его мощного тела совсем крохотный, бледная кожа красиво контрастирует со смуглой, он смотрит на их отражение в зеркале, не отрываясь, и вновь возбуждается. Омега молит не останавливаться, Чонгук ухмыляется, делает паузу, Юнги сам себя его членом трахает.
Чонгук, как увидел его в тот дождливый вечер, так и потерял покой. Точеный профиль, бриллианты в ушах, блеск которых тускнел перед красотой его кожи, манящие полураскрытые губы и, главное, жадный взгляд, с которым он смотрел на небо, будто бы желая с ним слиться. С первой секунды омега стал его одержимостью, а познакомившись поближе, Чонгук и вовсе утонул в нем. Он сразу запомнил номер автомобиля, поручил пробить и, узнав, что омега в браке, более того, за публичным человеком, начал продумывать пути подступа к нему. Так Чонгук и появился в гольф-клубе и познакомился с Айртоном. Альфа никогда такие безрассудные шаги не предпринимал, на омег столько времени и усилий не тратил, но он никогда такого, как Юнги, и не встречал.
Чонгук смакует каждое мгновенье, каждым толчком присваивает, не стесняется метки ставить, держит его в своих руках так, будто никогда не отпустит. В ванной не открыта горячая вода, но в комнате стоит пар, а от жара их тел зеркала запотели.
— Кончи в меня, — смотрит на него помутневшим взглядом через зеркало Юнги. — Я хочу, чтобы ты кончил в меня.
Чонгук не отказывает, толкается еще пару раз, и Юнги чувствует, как в нем пульсирует член и вниз по бедру стекает горячая сперма. Альфа окончательно избавляется от брюк и, взяв омегу на руки, проходит с ним в душевую. Он нежно намыливает его тело, потом смывает пену и долго целует его под водой. Потом Чонгук тянется за полотенцем, сам обсушивает тело раскрасневшегося после душа парня и, укутав его в халат, одевается. Юнги со страхом выглядывает в спальню, Айртон даже позу не поменял, так и храпит, видя седьмой сон. Омега выдыхает, провожает Чонгука до двери, убирает бутылку шампанского в мусорное ведро и ложится в кровать, впервые за долгие годы испытывая чувство абсолютного счастья, которое сейчас даже грустная реальность, что рядом лежит ненавистный муж, не испортит.
***
С той ночи они тайно встречаются. Юнги лжет мужу, что ходит на работу, и приезжает в неприметную квартирку в пригороде, снятую Чонгуком. Омега больше себе не отказывает в желаниях, а Чонгук придает ему смелости. Альфа бросает свои дела, поручает следить за прессой своим людям и проводит все дни с Юнги. Они заказывают еду, иногда готовят сами, много разговаривают и много занимаются любовью. Один раз Юнги провел с ним время с утра до поздней ночи, Айртон в тот день уезжал в другой город. Юнги по просьбе Чонгука голым готовил ему ужин, также его сервировал, и, наевшись, они долго лежали в объятиях друг друга на диване и слушали саундтреки к «Великому Гэтсби». Юнги не помнит, испытывал ли он когда-то такое счастье, был ли вообще настолько зависим от присутствия кого-либо рядом. Даже в их счастливые времена с Айртоном омега не испытывал такой трепет и жажду находиться рядом с ним, как в случае с Чонгуком. На выходных и в дни, когда Юнги не мог вырваться, он сильно страдал, ходил поникшим и никогда ранее так не ждал понедельника. Порой они виделись на ужинах и приемах, и если сперва, поздоровавшись, расходились, то теперь обязательно находят место для уединения. Ощущение, что Юнги ходит по лезвию ножа, будоражит кровь, и омеге нравится это чувство. Они прячутся в автомобиле Чонгука, в кабинках туалетов, один раз даже в кладовке оказались. Их не смущают гости, риск того, что пусть и не Айртон, но кто-то их заметит. Однажды Юнги даже через стекло смотрел на ничего не подозревающего Айртона, стоящего на террасе, пока Чонгук трахал его на заднем сидении своего автомобиля. Юнги эта связь пугает, но отказаться от нее он не в состоянии, он без него себя не представляет. В его голове только Чонгук, мечты все только о нем, Юнги вычеркивает из своей жизни все дни, когда не видит альфу. Чонгук постоянно говорит про будущее, поездки, дарит подарки, Юнги не комментирует, грустно улыбается, а подарки оставляет в квартире.
В пятницу Айртон собирается в другой город, Юнги светится от счастья. Это значит, что он сможет провести с Чонгуком два дня. Сегодня они с Чонгуком завтракают тостами с авокадо, пьют кофе с густой пенкой, Юнги обводит фломастером его татуировки, целует его, сидя на его коленях, и ни о чем не переживает. Омега рассказывает, жаль, что пока всего лишь апрель, ведь он любит день независимости с детства из-за фейерверков, Чонгук обещает, что устроит их в субботу в полночь, и они пойдут смотреть на них с центральной башни.
Дома омегу ждут плохие новости, которые моментально портят все настроение и чуть ли не доводят до слез — поездка Айртона отменилась, значит, и эти выходные он проведет дома. Айртон дома не остается, но у Юнги нет прикрытия, чтобы выйти, поэтому он полдня не выходит из спальни, а вечером идет подстригать кусты, лишь бы перестать слушать ноющее сердце. Ночью Юнги сидит на террасе, укутавшись в плед, тихо плачет от тоски из-за разлуки, пьет холодный чай и смотрит на редкие звезды. Внезапно черное полотно неба озаряет красная вспышка, за ней еще одна, и Юнги, не веря, смотрит на сотни разноцветных сияющих огней. Омега чувствует, как слезы от горечи разлуки сменяются слезами счастья, и, всхлипнув, губами шепчет в небо «спасибо».
Айртон возвращается вечером воскресенья. Юнги, заметив по лицу мужа, что тот не в духе, сразу собирается к себе, но альфа идет следом и, поймав его в коридоре, вжимает в стену.
— Так ты мужа встречаешь? Вместо того, чтобы приласкать, сразу убегаешь? — сильно сжимает пальцы на его плечах Айртон.
— Отпусти, — старается звучать спокойно Юнги.
— Ты, кажется, забыл, что мы с тобой супруги, — нарочно давит на предплечья альфа, заставляя омегу морщиться от боли.
— Мы не супруги, это только формальность, а я жду, когда пройдет этот отвратительный год, — кривит рот Юнги и чувствует, как Айртон его душит.
— Не могу тебе лицо разукрасить, послезавтра встречаемся с моими избирателями, но после, я тебе обещаю, я твою смелость из тебя ремнем выбью, — сильно толкает омегу в стену Айртон и идет прочь.
***
Утром Юнги должен был как обычно в будние заехать на работу и пойти к Чонгуку, только уже два часа дня, а омега по-прежнему сидит в офисе и уходить не торопится. Чонгук все чаще задает вопросы про синяки, и пока следы пальцев Айртона свежи на его горле, Юнги перед ним показываться не хочет, поэтому он скидывает ему смс с рабочего телефона, что очень занят, и возвращается к работе.
Юнги не может сконцентрироваться на бумагах, мозг разрывается от мыслей об Айртоне. Омега чувствует, что, даже просто думая о муже, он начинает задыхаться от страха. Юнги понимает, что чем дальше он терпит эти отношения, тем больше Айртон будет терять контроль, и в один из дней просто свернет ему шею. Больше так продолжаться не может и пусть в начале Юнги решил, что сможет переждать год до развода, сейчас каждый следующий день с Айртоном для него как пытка. Он и так терпит столько месяцев из-за отца и приближающейся даты выборов, но такими темпами он до выборов не доживет — или Айртон его убьет, или Юнги бросится с балкона.
Чонгук предлагает переехать к нему, подать на развод, но Юнги стыдится рассказать ему правду, где омега, которым он восхищается, дрожит от страха перед мужем и терпит его оскорбления и побои. Чонгук говорит, он никого сильнее Юнги не встречал, но альфа ведь судит по его общественной деятельности, если он узнает, какой на самом деле Юнги трус, то не останется с ним ни на секунду. Больше ждать нельзя. Сегодня Юнги это все закончит. Он прощается с секретарем и, приехав домой, сразу поднимается в спальню. Юнги, не торопясь, складывает свои вещи в чемоданы и, попросив прислугу спустить их к автомобилю, бронирует номер в лучшей гостинице столицы. Родители его понимать отказываются, к Чонгуку, пока он не разберется с Айртоном, ехать нельзя, поэтому какое-то время Юнги поживет в гостинице. Айртон не идиот, он не будет поднимать шумиху в лучшем отеле города, где даже у стен есть уши, а Юнги поставит ему условие, что он подает на развод, и до развода они живут отдельно. Юнги оказался прав, как бы Айртон ни кипел от ярости, он даже голос не повысил. Он приехал в отель за полночь, выслушал омегу и, сказав, что пришлет завтра адвоката, уехал домой. Юнги впервые за многие ночи заснул с чувством абсолютного покоя.
Следующим утром Юнги уезжает на работу, врет постоянно интересующемуся его состоянием Чонгуку, что у него много дел и просит дать ему время. Омега назначает встречу со своим адвокатом у себя в кабинете, но вместо адвоката к Юнги приезжает муж, который, пройдя в кабинет, запирает за собой дверь и садится напротив, схватившего со стола телефон, омеги.
— Я тебя вчера не тронул, с чего ты взял, что трону сегодня, — кривит рот Айртон, смотря на то, как судорожно сжимает в руке трубку омега. — Я же попросил тебя подождать до выборов, а ты что сделал? Завтра все первые полосы газет напишут о нашем разводе, и вся моя предвыборная кампания коту под хвост. Ты мне карьеру разрушаешь, — рычит альфа и, резко встав на ноги, ходит по кабинету. — Признаю, я был виноват, я злился, поднимал на тебя руку, но ты же должен понимать, что моя работа…
— Не надо, — с трудом контролирует свой голос Юнги. — Этому нет оправданий. Ты не можешь избивать человека и оправдываться тем, что ты уставал на работе. Я подаю на развод, завтра будут обсуждать тебя, а послезавтра кого-то другого. Я больше не в состоянии терпеть тебя только из-за того, что тебе важнее общественное мнение. Это будет ударом и для моей семьи, но я пойду на этот шаг, а ты радуйся, что не сядешь в тюрьму.
— Но ведь так и есть, — подлетает к нему Айртон и нависает сверху, Юнги нажимает кнопку на мобильном, но альфа, выхватив телефон из его рук, вышвыривает его в открытое окно. — Это ты виноват, что я бил тебя, ты меня доводил своим вечно недовольным лицом. А еще твои похотливые взгляды на моих партнеров! Но сейчас ты жертва, ангел, а я во всем виноват! В тюрьму? — шипит альфа. — Что ты о себе возомнил? Кем ты себя вообще считаешь, что думаешь, что способен засадить меня в тюрьму! За что? За пару синяков? Я мало тебя бил, раз уж ты себе такие мысли позволяешь!
— Просто давай разведемся, — пытается встать на ноги Юнги, но Айртон с силой толкает его обратно в кресло.
— Ты отошлешь адвоката, вернешься домой и просидишь там вплоть до момента, пока меня не выберут, иначе, клянусь, — приближается вплотную альфа и резко кулаком бьет его в живот, заставляя Юнги согнуться от боли, — я пойду на дно не один, а со всей твоей семейкой, — вновь бьет, целится в почки, потерявший на мгновенье сознание от боли Юнги сползает с кресла на пол. — Если хотя бы одна живая душа узнает о том, что здесь произошло, или если ты все-таки ослушаешься и подашь на развод, то я не пожалею денег и сил, и позабочусь о том, чтобы у тебя была самая красивая могила на кладбище. Ты обретешь так сильно желаемую свободу, но будешь мертвым, — Айртон нарочно бьет по закрытым одеждой частям и, наблюдая за тем, как ползает омега по полу, выходит из кабинета.
— Юнги просил его не беспокоить, — очаровательно улыбается Айртон секретарю омеги и идет на выход.
Секретарь, который давно подозревает о проблемах в семье босса, Айртона не слушается. Он находит Юнги скрутившимся от боли на полу, но омега запрещает вызывать скорую и, кое-как добравшись до автомобиля, уезжает в гостиницу. Следующие три дня Юнги не выходит из номера и обдумывает, как он избавится от Айртона. Никак. Альфа открыто сказал, что если Юнги подаст на развод, он его убьет. Омега уверен, что этот Айртон это сделает. Юнги не понимает, как он мог ошибиться, как он не разглядел за всеми этими ухаживаниями и ласковыми словами истинную сущность своего мужа и обманулся. Теперь омега сомневается даже в том, что получит развод через год. Единственный способ избавиться от Айртона — это либо умереть самому, либо убить его. На четвертый день пребывания в гостинице ему докладывают с ресепшна, что с ним хочет встретиться Чон Чонгук. Юнги, который скучал по альфе и, не переставая, о нем думал все это время, одевается и спускается вниз.
Он лжет подошедшему к нему помощнику, что Чонгуку нужна юридическая помощь с фондом, и уезжает с альфой. Омега решает, что как бы ему ни было больно, сегодня он поговорит с Чонгуком и порвет единственное, что делало его счастливым — их отношения. Юнги боится, что Айртон, который пока только подозревает, узнает о них и убьет омегу. Но больше всего Юнги боится за Чонгука. Всю дорогу до квартиры они едут молча. Чонгук проверяет наличие «хвостов», заезжает в соседний с их домом двор. Юнги выходит из автомобиля первым. Альфа приходит в квартиру позже.
— Не люблю, когда мне врут, — говорит Чонгук, пока они сидят обнаженные и взмокшие после секса, который все никак не осмелевшийся открыть рот Юнги считает прощальным. Они сидят на полу на ковре, и Чонгук внимательно рассматривает потускневшие синяки на теле омеги, которые заметил только после того, как открыл шторы. — Скажи, ты просто не хотел приходить? Или боялся, что я увижу твои синяки? — Чонгук тянется к низкому столику и, взяв с него фломастер, двигается к Юнги. — Опять ударился? — по одному обводит фломастером синяки на теле омеги, а тот так и сидит, прижав к груди колени. — Он бьет тебя?
— Нет, просто иногда у него плохое настроение, — кусает губы Юнги, который от мысли, что Чонгук видит его синяки и то, какой он жалкий, хочет плакать.
— Ты его оправдываешь? — целует его в колено альфа, обводит следующий синяк.
— Нет, я не слабак какой-то, — хмурится омега. — Почему ты думаешь, что я буду терпеть, если кто-то делает мне больно? Я убью его, если он будет бить меня. Можешь не сомневаться.
— А потом убьешь себя? — с нежностью убирает волосы с его лба Чонгук. — Может, ты и способен на убийство, но ты не сможешь справиться с последствиями. Юнги, я хочу, чтобы ты ушел от него. Подай на развод. Чего ты боишься?
— Подам, но не сейчас. Пока я думаю, нам лучше вообще не встречаться, — прячет блестящие глаза омега. — Прошу, подожди немного.
— Подождать, пока он из-за своего плохого настроения сломает тебе шею? — мрачнеет альфа, в котором клубится гнев на Айртона и на Юнги, который покрывает подлеца. — Не встречаться? Ты хочешь порвать со мной? — с улыбкой спрашивает. — Семь, — закрывает колпачком фломастер Чонгук. — На тебе семь синяков, уверен, было больше. В прошлый раз я тебе поверил, видимо, не стоило.
— Прошу, перестань говорить об Айртоне, — злится Юнги, который даже слышать ненавистное имя не в состоянии. — В любом случае тебя это не касается, — тянется за поцелуем, но Чонгук ловит его за запястья и удерживает на расстоянии.
— Я тебе один раз сказал, что все, что касается тебя, касается и меня. Он заплатит за это.
— Перестань, не люблю, когда ты такой, — тянется за рубашкой омега, но Чонгук валит его на ковер.
— Никто не смеет причинять боль тому, кого я люблю, — шепчет ему в губы альфа.
— Ты любишь меня? — широко распахнув глаза, смотрит на него Юнги.
Чонгук молча прислоняется лбом к его лбу, и Юнги уже не нужны подтверждения, как и альфе не нужно задавать ему тот же самый вопрос.
***
— Черный тебе к лицу.
— Семь, — еле слышно отвечает на сомнительный комплимент Юнги и чувствует горячее дыхание, опаляющее лицо через вуаль. Только сейчас, пройдя сквозь все последние воспоминания, Юнги впервые за последние два дня акцентирует внимание на цифре семь. Он успевает подумать об этом ровно секунду и сразу же блокирует нежелательную информацию. Иногда лучше не задавать вопросов, ответы на которые слышать не хочется. Тем более Чонгуку, который всегда говорит только правду.
— Как только закончишь скорбеть и все уляжется, мой самолет будет ждать тебя на взлетной полосе. Я помню про Бельгию, любовь моя.
