Последний год

Гурен стоял на балконе, куря сигарету, медленно вдыхая никотин, что распространялся по телу, помогая немного откинуть мысли о неизбежном конце, что приблизился снова. На улицах царил праздник — счастливые дети бежали, дабы быстрее добраться домой, где их ждало грандиозное веселье, полное радости и красок. Родители едва за ними поспевали, также предвкушая возможность расслабиться за бокалом шампанского и разгуляться после трудовых дней. Счастливы были все, кроме подполковника, и причина тому одно событие. Рождество. Ичиносе ненавидел этот день на календаре, каждый раз пытался оттянуть его подольше, а когда он наступал, просто уходил в себя, пытаясь ничего не видеть и не слышать. Потому, что именно этот день служил ему жестоким напоминанием, напоминанием, что в один из таких красочных дней небо навсегда отберёт у него самое дорогое — его семью. Тяжкий грех он взвалил на свои плечи, пожертвовав едва ли не целым миром, лишь бы вновь увидеть вновь их улыбку. Увидеть его дорогих друзей, беззаботно веселящихся, вот только ежедневно сражающихся за то, чтобы дать остальным вновь увидеть солнце. Солнце, которое на фоне общей разрухи само казалось каким — то серым, от него едва ли приходилось жмуриться. Гурен смотрел на лица этих счастливых горожан, подавляя внутреннюю злость. Они, они все улыбались, но не так, как его семья. Ему эти физиономии казались озлобленно насмешливыми, насмехающимися над его страданиями. Чёрт, да он был бы согласен ещё раз уничтожить этот погрязший в желаниях и пороках мир, лишь бы не видеть этих лиц! Нет… нельзя. Нельзя обрекать их на новые муки. Иначе все их старания, Гурена, команды, армии станут напрасны. Но как бы хотелось, чтобы то заклятие не имело лимита. Чтобы его вечные угнетения совести компенсировались хотя бы вечным тёплым кругом друзей. Ведь, Боже, неужели десять лет их жизни стоят всего земного шара? Это же так нечестно, так несправедливо! А в прочем… когда этот мир был справедлив? Каждый раз, каждое чёртово двадцать пятое декабря полковник говорил самому себе «вот прошёл ещё один год», и сейчас всё тоже самое. Только слово «прошёл» изменилось на «остался».  — Эй, Гу~pe~ен, — чей — то весёлый голос позвал темноволосого из комнаты. — ты ещё долго балкон будешь своим депрессняком в рождество мучить? Ай да к нам! Шинья. Просто вечно жизнерадостный Шинья. Хоть его дружелюбие и было лишь прикрытием его безжалостной хладнокровной натуры на войне, его доброжелательность вызывало необъяснимое тепло в груди у самого полковника. Удивительно, как этот белобрысый идиот, с чёлкой аки «верните мой 2007–ой» умудрялся быть таким обаятельным и идти на контакт даже с самыми закрытыми политиками. В гостиной тем временем царила праздничная атмосфера. Гоши и Саюри вместе наряжали ёлку, купленную в дешёвеньком уличном магазинчике, а может вообще из леса. Эта весёлая шутливая парочка запросто находила общий язык, так что проблем с ними никогда не возникало. Шигуре и Мито развешивали мишуру под потолком, крепя их тонкими полосками скотча. Внезапно рука Мито неосторожно коснулась кисти Шигуре, вызвав у той на лице лёгкий румянец. Гурен от этой ситуации легонько усмехнулся. В комнате горел тёплый желтоватый свет, на телевизоре была включена тема горящего огня, на деревянном столике приготовлены бутерброды с красной икрой, рядом печенья с шоколадной крошкой, оливье и пара бутылок детского шампанского (вся компания считало обычное горьким и невкусным). Эта обстановка, хоть и немного, грела израненную душу Ичиносе.  — Эх, хорошо живём, а Гурен? — Шинья потянулся и запустил руки за голову, оглядывая зал. «Веселее некуда…»  — Слушай, Гурен, идём, что покажу! — Хиираги внезапно схватил полковника за руку, уводя в спальню. Там было довольно темно, свет обеспечивали лишь огоньки гирлянды и отблески фонарей с улицы.  — Ну и зачем мы здесь? Надеюсь, ты привёл меня сюда не ради осуществления своих грязных мыслишек?  — Какой ты извращуга Гурен, опять всё настроение испортил! Проехали, я вообще вот что хотел показать, — блондин хитро сощурил глаза и полез рукой куда — то под ткань рубашки. Кажется, достигнув цели, он вытащил нечто, походившее на конверт. С какой — то странной теплотой взглянув на него, голубоглазый протянул его Гурену.  — Держи! Это типа мой подарок на рождество! Тот немного недоверчиво взял его в руку. Мало ли что этому чудика взбредёт туда положить. Шинья же улыбался, предвкушая реакцию Ичиносе. Открыв конверт, Темноволосый увидел свёрнутый в несколько раз огромный листок. Развернув его, Гурен увидел что — то на подобии плаката. На нём повсюду были фотографии всей их команды, с подписями рядом, вполне в духе Шиньи: здесь они отмечали победу над легионом упырей, тут получали моральное удовлетворение от работающего за них Курето, проигравшего спор, а в уголке, фото, десятилетней давности, где только он и Шьнья — их поездка на мотоцикле, на той убийственной миссии. Боже, и когда Бьякомару успевал это фотографировать? От взгляда на эти картины, сердце полковника болезненно сжалось. Он мог бы разрыдаться прямо сейчас! Совсем скоро, всего лишь через триста шестьдесят пять дней, все эти моменты станут лишь воспоминанием. Воспоминанием о людях, что уже десять лет должны были покоиться под землёй, но прах их разлетится только тогда.  — Ну как? Тебе нравится? — всё с той же невинной улыбкой весело спрашивает Хиираги  — Да… спасибо… — пустым голосом отвечают ему  — Блин, хоть бы улыбнулся немного! Знаешь, как долго я корпел, чтобы выудить у этого тигра наши фотки!  — Я тебе… тоже кое-что приготовил, — сглотнув подкативший к горлу ком, Ичиносе, словно призрак направился к кровати. Блондин в ожидании присел на её мягкий матрас. Проведя недолгое время головой под спальным предметом мебели, Гурен достал картонную коробку с тремя большими дырками сбоку. Шинья аккуратно, даже с некоторой долей страха, взял её в руки. В этот момент генерал — майор услышал, как внутри что — то засопело. Он мигом снял крышку, а там… свернувшись калачиком, быстро дыша, дремал беленький пушистый котёнок. Ему едва ли был месяц! Изнутри веяло слабым запахом сырой колбасы.  — Я нашёл его на улице, он грелся под обломками асфальта. Я тогда не знал, какой сделать подарок, а этот малыш решил мою проблему сам…  — Святой Тенри, Гурен! Как ты мог вот так вот положить его в эту коробочку?! А если ему тут было очень тесно, а если бы он умер от голода?!  — И ты ещё жалуешься на мою неблагодарную реакцию? Между прочим, он себя тут великолепно чувствует. Я нарезал ему кусочки колбасы, и он перед этим сходил… сделал свои дела. В мои тапки между прочим! Шинья лишь рассмеялся. Рассмеялся заливисто и громко, отчего у Ичиносе внутри возникло странное тепло, за которое он был готов простить даже изгаженные тапки. Хиираги поднёс маленькое чудо поближе, рассматривая каждую шерстинку на милой мордочке. Котёнок, проснувшись ото сна некоторое время моргал серыми глазками, мяукая. Правда, его мяуканья больше походили на писк. Блондин хотел поднести пушистика ещё ближе к лицу, но тот положил мягкую лапку прямо парню на нос, останавливая дальнейшие действия. При этом, котик всё ещё жмурил глазки и часто зевал. Глядя на эту картину, Шинья легонько усмехнулся, а Гурен был готов поклясться, что слышал тихое, но возмущённое «Я ревную.» от Бьякомару.  — Оу, Гурен, скоро куранты будут бить! Только желание продумать не забудь, ладно?  — Ты действительно веришь, что из-за каких-то стрелок на часах твои мечты сбудутся?  — Смотря какие, своё, например, я могу физически исполнить, когда угодно. И сейчас, кстати, идеальный момент… Гурен и среагировать не успел, как его собеседник взял его лицу в руки и осторожно прикоснулся своими бледными губами к устам полковника. Тот некоторое время сидел в оцепенении, но когда собрался что — то сказать, Хиираги уже отпрянул.  — И — и что это бы-  — Спасибо, Гурен, давно мечтал о таком! Кстати, а что ты загадаешь?  — Я? Ну, вообще… эх, я бы хотел, что каждое наше рождество было таким же радостным…  — Дурак! Конечно же будет! У нас будет ещё очень и очень много таких праздников, вот увидишь!  — Да… будет…  — Пошли к ребятам, а? А то все печенье слопают! Норито их, как не в себя жрёт!  — А пошли. В последний раз осмотрев комнату, Гурен вместе с Шиньей вышли из гостиной. Навстречу празднику, навстречу недоеденному оливье, навстречу последнему году. And no one has seen that kiss in the darkness of the night~