Песок поднимался сухим ветром с дорог, кружась над небольшим городком штата Канзас. Вихри подхватывали пыль, несли вперед, и та неприятно застилала глаза, отчего люди спешили укрыться в своих домах или под навесом близлежащего заведения. Любопытные взгляды были устремлены на медленно плетущуюся по дороге фигуру, которая словно не обращала внимания на засушливый ветер или же старалась не обращать.
Калеб окинул цепким взглядом наблюдающих за ним зевак. Он знал всех этих людей с малого возраста, и уже не раз успел убедиться в их лицемерии и ненависти к переселенцам, особенно к ирландцам,
к нему. Никто не хотел нанимать приезжих, несмотря на их искреннее трудолюбие и желание работать за копейки, которых едва хватало для существования. Всякий раз, думая о том, как могли бы сложиться их жизни, Калеб усмехался — он даже не был рыжим, однако это не уменьшало ненависти здешних мелких ублюдков по отношению к нему.
Джон Бэйкер, их местный лидер, решил провозгласить себя главой справедливости и открыл «охоту на выродков». Она заключалась в травле, вымогательстве или принуждении прислуживать его шайке. Зачастую дети переселенцев подчинялись из-за нежелания становиться главной мишенью в играх Бэйкера из-за неспособности дать отпор. Правда в том, что самой любимой целью во время «охоты» по-прежнему оставался Куинн — их обоюдная ненависть была предопределена с самого начала. Калеб отвечал взаимной неприязнью к высокомерному мелкому засранцу, возомнившего себя частью буржуа их города. Отец Бэйкера ловко управлял здешней торговлей и к концу 30х годов смог установить собственную монополию на цены, увеличившихся с тех пор в полтора раза. Большинство мелких предприятий было куплено и перепродано, и только за редким исключением кто-то закрывался. Из этого неробкого десятка был и отец Калеба. Теперь же, Лиам Куинн, некогда умелый инженер, занимался тем, что заделывал крыши чьих-то домов или чинил домашнюю утварь.
Шайка местных задир не упустила своего шанса поизмываться над любимой жертвой и сегодня. По крайней мере, таковой они считали Калеба — их желания разнились с действительностью. Куинн мучительно желал показать упитанным свиньям раз и навсегда на что способен «грязный черный ирлашка», но неприкасаемость Бэйкера-младшего и сила денег его семьи порой погано связывала руки — наживать проблемы своему отцу Калеб хотел в последнюю очередь. Они до сих пор вдвоем едва сводят концы с концами.
Три года назад Калеб бросил занятия в местной приходской церкви и стал помогать отцу зарабатывать деньги. Его мать, Бриджит Куинн, долгое время скрывала симптомы развивающегося воспаления легких. Спустя время Калеб принял поступок своей матери. Денег прачки и наемного инженера в то время едва хватало на еду, не то, что на дорогостоящие лекарства.
Всеобщая американская неприязнь к ирландцам и прочим переселенцам, в сторону Бриджит не распространялась в виде грязных оскорблений так часто, как это происходило по отношению к любой иммигрантке. Она была простой женщиной, которая любила свою семью и желала, чтобы ее сын смог устроить свою жизнь лучшее ее или мужа.
До иммиграции Бриджит работала с Лиамом на одну благочестивую женщину в сельской местности Белфаста, не пренебрегавшей стараниями своих слуг. Работа в ее доме позволила Бриджит научиться понемногу читать. Однако шанс начать жизнь заново с любимым человеком был соблазнительнее любых уступок, и в самом начале двадцатых они бежали за мечтой.
Свои знания она передала сыну, когда тот был еще мал. Калеб не менее горячо любил мать, и потому работал за сущие крохи на скудных полях соседей ради ее выздоровления. Только почва земель Среднего Запада оказалась столь же неприветливой как ее управленцы. Сколько бы здесь не старались что-то выращивать, урожай был невелик. Были невелики и деньги.
Не прошло и месяца — сбережения иссякли. Занимать слишком много у соседей не было возможности. Чужое горе никогда не станет своим, если побираешься мелочью. Калеб и его отец продолжали трудиться не покладая рук ради лекарств, хотя прекрасно понимали, что рано или поздно, все кончится. Иногда просто легче поверить в то, что можешь изменить будущее, нежели смириться со смертью дорогого человека. Они вдвоем верили точно также.
Проходя мимо здания церкви, расположенного поодаль от главной дороги города, Калеб на мгновение остановился, презрительно поморщился и сплюнул. Местные священнослужители мало отличались от корыстных предпринимателей, разве что смиренно расхаживали в сутанах и ссылались на Библию, а не договоры купли-продажи. Учеником Куинн был посредственным — заповеди его совсем не интересовали, и большую часть времени от уроков он рисовал незамысловатые картинки. Время от времени приходилось говорить то, что от него требовалось, но Калеб делал это из личных соображений — он не хотел разочаровывать мать. Бриджит долго упрашивала местного священника обучить его лучше, чем она могла бы со своими скудными знаниями грамоты.
Сейчас же он никогда бы не вернулся туда.
«Вот же ублюдок», — Куинн приложил руку к животу и, стиснув зубы, двинулся в сторону небольшой торговой лавки. На этот раз он сцепился с Бэйкером сильнее обычного. В порыве захлестнувшего гнева пропустил меткий удар массивного кулака в районе печени. Ссадина на щеке неприятно ныла от попавшей пыли, и чертовски сильно хотелось пить. Его подкараулили сразу после работы на одном из соседских участков.
Оставить ни с чем старого врага Куинн не мог. Джон получил достойный отпор в виде меткого удара в челюсть и разбитой губы.
— Эй, Калеб! — выйдя к разложенному на столах товару, мужчина средних лет тепло улыбнулся и с ног до головы осмотрел вошедшего парня. — Вижу, ты снова сцепился с Бэйкером-младшим.
— Этот урод никак не научится бить, а его шавки и подавно, — усмехнулся Куинн и протянул торговцу пару небольших монет. — Как обычно, Джек.
— Слышал, — задумчиво протянул Джек и принял монеты, после чего выложил увесистый мешок картофеля на прилавок, — что ты продолжаешь работать на ферме.
Калеб нахмурился.
— И? — сказал он. — Что с того?
Джек жестом открытой ладони показал, что сейчас придет, и скрылся за небольшими шторками, отделяющими помещение лавки от его комнаты. Вскоре мужчина вернулся со стаканом воды и протянул тот Калебу.
Куинн ответил благодарным кивком и сразу же начал пить.
— Вот так. Еще немного и с ног повалишься. Работать в поле на такой жаре!
— Уокеры неплохо платят. На их месте никто бы даже не думал нанимать меня, — хмуро заметил Калеб и поставил стакан на прилавок.
— Говоря о Уокерах, — заговорщически начал Джек и облокотился о лавку, — их дочь, Молли, по-прежнему не сводит с тебя глаз. На твоем месте я бы уже давно сделал шаг навстречу, если понимаешь о чем я.
— Джек, — Калеб вздохнул и устало посмотрел на друга, — ты снова лезешь не в свое дело.
— Ладно-ладно, убедил. Просто хотел дать тебе дружеский совет. Таких красоток нельзя упускать, помяни мое слово. Я достаточно прожил, чтобы говорить о таком.
Взяв купленное продовольствие, Куинн хотел было развернуться и направиться в сторону дома, как его снова окликнули:
— И все же, Калеб!
— Говорят, Джереми по соседству смог договориться о не менее хорошем товаре, чем ты. И ему нет дела до болтовни, — как бы невзначай заметил он.
— Бездушный ты, Куинн! — воскликнул Джек и скрестил руки на груди.
На лице Калеба появилась довольная улыбка.
— Может быть.
Дружески препираться с Джеком Калебу нравилось. Тот был одним из немногих переселенцев, кто смог добиться пускай и торговой лавки, но своей, не ушедшей в руки Бэйкера. В отличие от многих соседей, Джек не бросил их в беде и старался помочь собрать средства на порцию медикаментов, в которых тогда нуждалась семья Куиннов. Встретить понимающего бескорыстного человека здесь было на вес золота. Единственным недостатком торговца, по мнению Калеба, являлось излишнее любопытство и пристрастие к сплетням. Чрезмерное тяготение к чесанию языком порой загоняло в петлю не хуже точного выстрела «не в того человека».
Вопреки дурной репутации сына иммигрантов, нельзя было лгать правде в лицо — Калеб был высоким, хорошо слаженным молодым парнем с приятными острыми чертами лица и черными как смоль волосами. Не притягивать внимание среди здешних девушек он не мог, несмотря на перешитые одежды. В Куинне был тот огонек, к которому невольно тяготеешь –хочется прикоснуться и узнать какой он на самом деле.
Большинство им обжигались.
Причинять боль ложными мечтами о слепом светлом будущем Калеб не хотел. Молли действительно была славной девушкой, она даже ему нравилась, но речи о каких-либо отношениях с ней не могло даже заводиться. Ее родители имели немалые средства, чтобы устроить ее и младшего сына в приличные заведения, выучить и подготовить к началу взрослой, обеспеченной жизни. Отнимать возможности славных людей, фактически давшим ему относительно стабильный заработок, казалось низким.
Дорога до дома заняла с десяток минут, что парень не успел опомниться, как закрывал ворота. Калеб огляделся. Обычно к этому времени отец возвращался — принадлежащий ему ящик с инструментами по обыкновению стоял на бочке около сарая, когда Лиам уже приходил домой. Сейчас же ящика не было на месте.
«Неужели подвернулась еще какая-то работа?» — Куинн проследовал к их небольшой подсобке, расположенной на другом конце двора.
Он отворил громоздкую дверь, сложил мешок картошки в темный угол рядом с висевшим неподалеку ружьем и осмотрелся. Калеб помнил как раньше отец днями проводил здесь почти все свое время за созданием любопытных вещиц. Их макеты и прототипы теперь чахли под слоями пыли и успели покрыться кругами паутины. Многое затронула ржавчина.
Куинн прошел к не менее пыльному верстаку, стоящему посреди подсобки, и провел по нему пальцами. Кое-где древесина уже начинала гнить и негромко потрескивала, стоило только надавить рукой. Будучи ребенком, Калеб часто прибегал сюда и старался дотянуться до поверхности рабочего стола, чтобы хотя бы глазком взглянуть на интересные чертежи и узнать над чем в этот раз работает отец. Лиам всегда поощрял интерес своего сына к изобретательству и иногда работал прямо так — с ним на коленях.
Приятные воспоминания согревали, ведь тогда они все верили в будущее, которое казалось таким же радостным. В действительности вывески с надписью «Ирландцам просьба не беспокоить» красовались почти перед каждым заведением по всей стране.
Не за такой жизнью его родители стремились в эти земли вместе с тысячами людей.
Внимание Калеба привлекло, стоящее поодаль, нечто. Старый раскроенный мешок покрывал рядом стоящую табуретку, на которой что-то лежало. Рука парня невольно потянулась к мешку. Поднялась пыль, и Куинн закашлялся, начав махать перед собой рукой, чтобы немного разогнать застоявшийся воздух.
Взгляду открылся крупный, потасканный на вид, ящик. Его Калеб узнал — именно им его отец пользовался раньше во время работы.
— Давно я не видел его.
Калеб обернулся. Отец опирался плечом о дверной проем сарая и снимал рабочие перчатки. Какое-то время он просто наблюдал за сыном, который был слишком увлечен рассматриванием бывшей мастерской. Уже не в первый раз тот просто приходил сюда.
— Ты дорожил этим набором, — ответил Калеб и вновь посмотрел на ящик.
— Жаль, что от него нет сейчас никакого проку, — Лиам повел плечами и заправил перчатки за пояс комбинезона. — Эти инструменты не предназначены для крупного ремонта.
— Ты ведь скучаешь по этому.
Калеб приоткрыл крышку ящика. В разложенном порядке лежали различные шарниры, отвертки, плоскогубцы и болты. Но главную часть набора составляла большая коллекция гаечных ключей. Понять в чем заключалось отличие одного инструмента от другого казалось невозможным. Незнающий глаз подмечал разницу лишь в размерах.
Лиам подошел ближе.
— Вот эти, — он указал на ключи с затейливым загибом, — трубные. Удобно настраивать под размер детали.
— А те? — участливо поинтересовался Калеб и указал на отличные от трубных.
— А, — Куинн-старший кивнул с пониманием дела, — нельзя никогда путать торцевой и шестигранный. Они лишь внешне похожи, но используются совершенно по-разному.
Калеб вскинул брови. Он слабо понимал как можно пользоваться всеми ключами в работе сразу, но разделял энтузиазм, с которым отец рассказывал ему об инструментах. Тот всегда любил поговорить о любимом деле. Как сыну, Куинну хотелось разделить это чувство.
Среди разнообразных ключей взгляд зацепился за один из них, явно выделяющийся из всей коллекции. Калеб взял его и провел по едва виднеющейся гравировке пальцем. Приглядевшись, он увидел плохо сохранившуюся надпись:
«7/8» Дублин 1818».
— Этот был одним из моих самых первых, — с чувством ностальгии сказал Лиам, будто думая еще о чем-то. — Его тоже не пощадило время.
— Но ты сохранил его.
Калеб повернулся к отцу и крепче сжал ключ в руке.
— Ты занимался этим всю жизнь.
— Иногда приходится бросить любимое дело, Калеб, хочешь этого или нет. Мне пришлось это сделать. Сам понимаешь почему, — спокойно объяснил ему Лиам и отвел взгляд.
Да, он понимал. Понимал и чувствовал злость за то, что его отцу пришлось забросить любимое дело из-за прихоти корыстных работодателей. Это было крайне несправедливо.
— Но, знаешь, — Лиам положил ладонь сыну на плечо, — ты прав. Нельзя, чтобы все мои труды исчезли под слоями ржавчины.
Калеб вскинул голову.
— Снова возьмешься за это?
— Я? Нет, — на губах мужчины вновь появилась теплая улыбка. — Почему бы тебе не попробовать?
Калеб в замешательстве посмотрел на зажатый в руке гаечный ключ, словно тот мог бы подсказать ему что значат слова его отца. Но ключ упрямо хранил молчание.
— Я бы мог обучить тебя, — пояснил Куинн-старший и скрестил руки на груди, а после кивнул в сторону ящика с инструментами. — В тебе гораздо больший потенциал, нежели ты думаешь.
Слова отца звучали ободряюще, и Калебу хотелось верить, что в них был смысл. Однако он не был до конца уверен в том, что его попытки будут чего-то стоить.
Это риск, но скорее хотелось рискнуть, чем жалеть об утраченной возможности до конца своих дней.
— Когда-нибудь все изменится. Они не смогут притеснять нас вечно. Ты до сих пор злишься из-за того, что мне пришлось оставить работу, но этого уже не изменить. Зато ты можешь поменять что-то, в том числе и свою жизнь.
Лиам поднял взгляд на сына.
— Что скажешь? — спросил он.
— Было бы…здорово, — Калеб согласно кивнул и положил ключ обратно в ящик. — Стоит только достать все необходимое и расчистить все от паутины.
— Это мелочи, — мужчина махнул рукой.
— Тогда я хочу попробовать.
Лиам с благодарностью посмотрел на сына и, сделав несколько шагов навстречу, обнял его. Калеб ответил на объятия и пару раз хлопнул отца по спине.
— Только скажи мне, — Куинн-старший отступил назад и нахмурился, оглядывая сына с ног до головы, — ты снова дрался с Бэйкером сегодня? Ты весь в пыли.
— Сегодня был вихрь, — парировал Калеб.
— С булыжниками вместо песка, да-да, — осторожно прикоснувшись к ссадине на щеке сына, Лиам вздохнул. — Я же просил не поддаваться на его провокации.
Возразить здесь было нечего.
— Пообещай мне, что больше не станешь в это ввязываться.
— Но этот ублюдок не остановится! — вспыхнул Калеб. — То, что он сделал с Лукасом, Нисом и Оскаром? А что насчет Шона? Об этом до сих пор говорят все, кому не лень!
— Поэтому я не хочу, чтобы что-то подобное произошло с тобой, — строже сказал Лиам. — Ему ничего не стоит собрать всю свою шайку, чтобы подкараулить тебя и устроить что похуже, чем он уже сделал. В одиночку все старания будут бессмысленны.
Калеб выдохнул. Злиться на отца он не мог — тот был полностью прав. Обостренное чувство справедливости еще никогда к чему-то хорошему не приводило.
— Хорошо, — сдался он, — обещаю.
Немного подумав, Калеб все же решил добавить:
— Постараюсь. Так будет честнее.
— Надеюсь на твое благоразумие, — Лиам протянул руку и потрепал сына по голове. — Кстати, можешь оставить тот старый ключ себе. В напоминание о нашем разговоре.
Он выудил ключ из ящика и протянул сыну. Что-то
особенное было в этой вещице, нечто знаковое и в то же время манящее — обычно возникало такое чувство, когда держишь вещь как минимум вдвое старше себя. Калеб испытывал похожие ощущения.
— Спасибо, пап.
— Ладно, ковбой, — Лиам указал на принесенный мешок картошки, — как насчет твоих любимых картофельных блинов? Ты принес столько, что нам надолго хватит.
— Как будто ты против, — Калеб положил гаечный ключ в задний карман брюк и шутливо пнул отца в бок легким ударом локтя. — Сам их обожаешь не меньше моего.
— Твоя правда, сын.
***
Калеб делал определенные успехи. Прошло более года с начала его обучения инженерии, и теперь Куинн самостоятельно разрабатывал и совершенствовал чертежи отца. Нередко они вместе собирали мелкие вещицы, предназначение которых больше отводилось быту, нежели чему-то более глобальному. Однако Калеб не хотел останавливаться на достигнутом — через изобретения он открывал
нового себя. Стабильная работа у Уокеров позволяла находить время на любимое дело лишь ближе к вечеру, и Куинн иногда подолгу оставался в подсобке за созданием куда более впечатляющих вещей, нежели улучшенной сельскохозяйственной утвари.
Проникнув очередной ночью в мастерскую, он тихо прикрыл за собой дверь и поставил зажженную керосиновую лампу на стол. Калеб прошел к противоположной стене подсобки и подцепил одну из досок, после чего выудил спрятанные за ней чертежи. То, над чем он работал, явно бы не понравилось отцу. Пришлось подумать над подходящим тайником.
Лиам явно не разделил бы интереса своего сына в создании впечатляющих приспособлений для пыток. Калеб считал венцом своей коллекции задумку о металлической маске, которая была бы способна вонзать заостренные иглы в глаза, а затем вырывать их прямиком их черепа. Ему всегда было любопытно посмотреть как собственное изобретение сработало бы на Бэйкере и его дружках в отместку за то зло, что они причиняли ему и другим. Банда по-прежнему собиралась ради излюбленной «охоты» и продолжала терроризировать местных мальчишек из семей переселенцев. Такое наказание стало бы лишь частью возмездия.
Однако на этот раз Калеб прислушался к словам отца и перестал ввязываться в драки, как бы не было сильно его желание медленно перебить всю банду. К тому же, он был занят более интересными вещами, нежели разборками с парой глупцов. Им бы непременно пошла на пользу примерка той маски, работа над которой велась тайно все это время.
Куинн не сомневался, что если бы он сконструировал ее прототип по своим чертежам, то она бы блестяще сработала и оставила всю шайку без глаз в одно мгновение. Загвоздка заключалась в последствиях — нанесенные увечья обошлись бы слишком дорого. Их город был довольно небольшим по сравнению с теми, что располагались на Восточном побережье Америки. Там провернуть такое не составило бы столь большого труда.
Не менее впечатляющей стала идея с большими щипцами. Задумка заключалась в использовании двух больших щипцов-лопастей для мучительного истязания жертвы путем проломленияи открытия грудной клетки. Их изготовление было наиболее простым — хватило бы двух рядов полусогнутых зубцов обыкновенных крестьянских вил. Калеб пока что еще думал над тем, как заставить жертву помучиться подольше при таком использовании. Крупной погрешностью могла стать слишком быстрая и скучная смерть.
В ночное время ничто не мешало ему думать и создавать, перерисовывать старые задумки и добавлять новые штрихи, способные превратить простую задумку в настоящие орудия пыток или убийства. Идея направить свой пыл в творчество оказалась гораздо более стоящей — Калеб не жалел о принятом решении. Провождение времени за размышлениями о новых орудиях помогало сосредоточиться на своих желаниях. Больше всего Куинн жаждал справедливости, равных прав и достойной жизни. Всего этого их лишили богатые капиталисты.
До тех пор, пока все не изменится, он не остановится.
***
Ночь сменял жаркий день, и Калеб возвращался к своей повседневной рутине. Работа на поле сменилась необходимостью заготовки сена — Куинн перетаскивал заготовки в один большой стог, параллельно присматриваясь к вилам и размышляя над тем, смогли бы подобные сгодиться для одной из его разработок. К концу дня он обычно едва передвигал ноги, но стремление доработать какую-либо из идей раз за разом приводило его ночью в мастерскую.
И если он хочет продвинуться дальше, то пока должен вкалывать здесь.
— Калеб?
Он не сразу расслышал робкий голос, звавший его со спины.
— Молли? — Куинн обернулся, вскинув брови, и вытер пот со лба предплечьем.
Девушка смущенно улыбалась, держа в руках кувшин. Та робко пыталась позвать его все это время, пока он пребывал в собственных мыслях.
— Ты работаешь с утра. Решила, что тебе стоит немного передохнуть.
— Пожалуй, — он воткнул вилы в стог сена. — Солнце сегодня жжет хуже прежнего.
Они вдвоем присели на небольшую скамейку. Молли пришла в подходящее время — порой становилось невозможно работать из-за духоты и, стоящей уже несколько дней, жары. Слишком частый отдых не поощрялся, ведь чем меньше успеешь сделать за день, тем меньше получишь за свои труды.
— Разве ты не должна сейчас заниматься? — поинтересовался Калеб. Обычно они разговаривали ближе к вечеру, когда занятия девушки и ее брата подходили к концу, а рабочие завершали смену. Сейчас же день был в самом разгаре. Идею о том, что Молли сбежала с занятий, Калеб исключал.
— Учитель Лоран уже несколько дней лежит в постели, — с грустью ответила Молли. — Надеюсь, что ему станет лучше. Пока что мы с Уиллом занимаемся самостоятельно.
— Давно не видел его. С Уиллом все в порядке?
Молли пожала плечами и сцепила руки в замок. Выглядела она беспокойно.
— Иногда я не знаю, что у него происходит на уме. Он пытался мне недавно что-то сказать, но потом нас позвали на ужин, — она вздохнула. — С тех пор он не старался заводить об этом разговор.
— Вот как.
Отчасти Калеб знал о чем именно брат хотел поговорить со своей старшей сестрой, но так и не решился сделать это. За подобное открытие, в лучшем случае, людей ссылали на особое перевоспитание. Уилл опасался, что с ним поступят точно также. Возможно, именно поэтому он и не осмелился сказать об этом, но Куинн прекрасно догадывался и раньше. Раскрывать же чужой секрет даже Молли он не собирался.
— Дай ему время, — предложил Куинн и вновь припал к кувшину, — иначе только хуже сделаешь.
Девушка посмотрела на него и повела плечами, соглашаясь. Ее взаимоотношения с братом всегда можно было назвать доверительными, но в последнее время Уилл все меньше проводил с ней времени. Такая перемена в поведении казалась Молли странной, ведь никаких поводов для ссор или недомолвок они друг другу никогда не давали.
— Да, наверное.
Какое-то время они просто сидели в тени амбара, но от глаз не утаилось то, как неспокойно выглядела Молли. Настолько взволнованной видеть ее еще не доводилось. Разумеется, она пыталась делать вид, что ничего особенного не произошло, но врать и притворяться совсем не умела. И, кажется, ее беспокоило что-то гораздо больше, нежели брат.
— Ты сама-то как? — Калеб повернулся к ней. — Бледнее, чем обычно.
Девушка бросила на него короткий взгляд и тяжело вздохнула вновь. Она никогда не могла хорошо лгать. Своему лучшему другу — тем более. Калеб всегда был проницательным и внимательным к ней. Водить его за нос было бы нелепо.
— Так заметно?
— Мы давно знакомы. Еще бы я не заметил.
— Все очень плохо, Калеб, — Молли вцепилась в складки своего летнего платья. — Отец считает, что мне скоро нужно найти достойную пару. Я не хочу, понимаешь? Выйти за того, кого я увижу впервые? Меня даже не станут спрашивать. Это…отвратительно.
Повисло молчание.
Не было сомнений в том, что у дочери крупного землевладельца будет выбор. Брак детей помог бы объединить силы, построить прибыльный бизнес и управлять им общими силами. Так и происходило. Не было сомнений, что произойдет. Не всегда такие браки были просто ради получения денег — спустя какое-то время кто-то даже умудрялся полюбить.
— Мне жаль, Молли.
Девушка понимающе кивнула и приложила ладонь к лицу.
Только этого им обоим не хватало.
— Эй, — позвал ее Калеб и пододвинулся ближе, — мне правда жаль, что ничем не могу помочь.
— Я думала, что могла бы сбежать, — девушка все еще утирала глаза от появившихся слез. — Лучше, чем так.
— Нет, — Куинн взял ее руку в свою, — в бегах редко когда чувствуют себя свободными. К тому же, здесь еще толком нет дорог или паровозов, а чистой воды и подавно. Это безумие — вокруг банды головорезов.
— Т-ты прав, — она поджала нижнюю губу и опустила голову. Прикосновение к своей руке ее немного успокаивало.
Какое-то время они просто сидели, молча держась за руки. Молли постепенно приходила в себя, и была искренне благодарна, что Калеб был сейчас с ней. Рассказать кому-то еще она не могла — родители не стали бы даже слушать. Здесь решение принималось лишь ими, и повлиять на него каким-либо образом редко кому удавалось.
— Мне пора, — первая подала голос Молли, — иначе потом будут проблемы.
— Да, — нехотя отозвался Куинн.
Они посмотрели друг на друга. Видеть плескавшуюся в светлых голубых глазах грусть было почти невыносимо. Некогда всегда улыбающаяся девушка превратилась в печальную тень самой себя. И кто бы не превратился, зная, что судьба уже во многом предрешена, и лишь остается мучительно дожидаться ее.
Калеб подался вперед и поцеловал Молли в макушку. Это большее, на что он мог пойти — в любом случае они расстанутся в один день. Если они зайдут слишком далеко, то погрязнут в этом еще сильнее, как бы не хотелось обоим поддаться соблазну.
— Спасибо, что выслушал, — Молли поднялась со скамьи и посмотрела на Калеба, слабо улыбнувшись. Она не хотела, чтобы он видел ее такой. Улыбка помогала сделать вид, что все может быть как прежде.
Однако Калеб не был глупцом.
Он поднялся следом, вновь беря вилы в руки — Молли уже шла по дорожке обратно до дома вместе с кувшином в руках. Ее поспешность была обоснована, ведь излишние разговоры с кем-то из рабочих «не шли юной девушке на пользу». Кто бы сомневался.
Осознание неспособности помочь разжигало ненависть и давнюю злобу, которую Калеб не чувствовал уже давно — постепенно он смог принять работу как неотделимую часть выживания в этих землях, а инженерия помогала ему отвлечься и сосредоточиться на какое-то время. Однако сейчас Куинн ощущал досаду и терпкую горечь. Ему казалось, что жизнь смогла наладиться, но все это время он лишь обманывал себя.
Его положение в обществе не изменится, точно так же не изменится само общество.
***
Небольшие песчаные бури, вызванные порывами сухого ветра, были такой же неотделимой частью жизни в этих еще необжитых землях. Вот и сейчас Калеб возвращался к себе домой по засланной пылью дороге, видя, как солнце склоняется все ближе и ближе к горизонту. Физический труд неплохо разгружал голову, и теперь Куинн испытывал…ничего. Злость уступила апатии. Он хотел немного поработать в мастерской до возвращения отца и после провалиться в сон до следующего утра. Только так он мог забыть о последнем разговоре, а на следующий день вернуться к своим обязанностям.
Не было настроения даже заскочить к Джеку — делиться душевными переживаниями Калеб не любил, особенно, если они особенно сильно точили душу. Старый друг непременно поддержал бы советом и чем-нибудь покрепче, однако видеть кого-либо сейчас крайне не хотелось.
С этими невеселыми мыслями Куинн уже привычно закрывал ворота. осознание того, что теперь он сможет хотя бы немного отвлечься, облегчало груз, с которым он вернулся домой.
Калеб прошел к подсобке, но остановился в шаге от нее. Он точно помнил, что когда уходил, то закрывал ее. Сейчас же дверь была приоткрыта, а рядом лежал сбитый замок. Вокруг, на покрытой песком земле, он разглядел несколько свежих следов.
Калеб отворил дверь и прошел глубже в мастерскую, но мгновенно обернулся, услышав голос со спины:
— Давно мы с тобой не виделись, Куинни.
Миновать удара железной трубы удалось в последний момент — Бэйкер за этот год научился гораздо лучше бить. Приманка в виде открытой подсобки сработала не хуже.
— Стервятники, — Калеб усмехнулся и оглядел знакомые лица. Прихвостни Бэйкера все это время прятались за домашней утварью, разбросанной по двору. Теперь же они стояли поодаль от своего лидера, вооружившись деревянными палками, — Наконец-то придумали что-то стоящее.
— Я бы не дерзил на твоем месте, — хмуро ответил Джон и пару раз хлопнул трубой себе по руке в угрожающем жесте. — Забыл, что мы с тобой еще не закончили?
Калеб сделал два медленных шага вперед, встав перед Бэйкером лицом к лицу.
— Проваливай отсюда, — процедил Куинн, — пока я тебе еще даю уйти целым.
Джон самодовольно ухмыльнулся. Казалось, слова Калеба его не на шутку позабавили.
— Ты? Даешь мне уйти? — он приложил руку к груди, изобразив страх, а с его спины донеслось поддакивающее улюлюканье. — Кто ты такой, чтобы мне указывать, Куинн?
Калеб с силой сжал руки в кулаки. Ситуация и правда была не выигрышной для него — стоит начать драку прямо сейчас, и она закончится для него слишком быстро. Вопреки страстному желанию набить Бэйкеру морду, он должен придумать подходящий план. Сейчас его брали как минимум числом.
— Серьезно? — Бэйкер вопрошающе посмотрел на Калеба. Вопреки ожиданиям, Куинн вел себя пока слишком спокойно, и поэтому Джон решил надавить на него, чтобы стало веселее. — Неужели не слышал последних новостей? Твоя подружка так тебе и не рассказала?
Куинн замер.
О, черт возьми, нет.
— Рассказала…что?
— Наши отцы хорошенько подумали, — с нескрываемым ехидством продолжил Бэйкер, — что брак неплохо окупится. Знаешь, я даже приглашу тебя на наше венчание. Хотя бы увидишь как проводится настоящая церемония.
Джон развернулся к своим друзьям и сделал пару шагов навстречу, дабы те как следует позлорадствовали с ним вместе. Они наслаждались моментом.
— Молли Бэйкер, — смакуя каждое слово, он улыбнулся. — Звучит, а?
Желваки на лице Куинна напряглись еще сильнее. Он едва сдерживался, чтобы не размозжить лицо и череп Бейкера по двери мастерской. Ублюдок вскрыл отцовскую мастерскую, окружил его со своей шайкой и теперь умело давил на открытую рану. Такого он еще не выкидывал — в какой-то степени даже превзошел самого себя, решив оторваться словно в последний раз.
— Твои горе-родители ведь никогда о таком не мечтали, правда? У них ничего не было, да и нет, — Джон пнул рядом стоящую бочку. — А твоя рыжая мамаша тем бо-
— Повтори это еще раз мне в лицо, Бэйкер.
Когда Джон обернулся, то Калеб уже крепко держал отцовское ружье наготове, целясь ему аккурат меж глаз. С наслаждением Куинн видел сменяющиеся эмоции на чужом лице: ехидство превратилось в животный необузданный страх, пробирающий до самых костей. Его дружки не могли пошевелиться точно также — точный выстрел куда быстрее любого удара. Теперь же вся шайка была на ладони.
Совсем недавно Калеб делал перестановку в мастерской и решил переместить ружье из угла под верстак, чтобы воспользоваться им, в случае чего, можно было бы сразу.
Он не прогадал.
— К-Куинн, ты что удумал? — заикаясь спросил Бэйкер, не сводя взгляда с указательного пальца Калеба, лежащего прямо на курке.
— А ты? — неспешно поинтересовался Калеб. — Вломился в мой дом угрожать мне?
— Н-нет, брось, — засуетился Джон и сделал шаг вперед, но Калеб предупреждающе постучал по курку, отчего он отступил назад, — это просто шутка. Ты их никогда не понимал, да?
— Верно.
— Мы уйдем, только опусти пушку, — Бэйкер примирительно выронил трубу из дрожащих рук, — и все забудем. Как будто нас здесь не было.
— О, вот как?
Прозвучал оглушительный выстрел — Калеб спустил курок. Вскрикнув, Бэйкер упал на землю, посчитав, что в него непременно только что стреляли. На деле же пуля вошла в почву прямо перед ногами Джона. Этого хватило, чтобы ввести того в ужас.
— В этот раз, — Куинн подошел к парню, который все еще трясся от страха, — я промахнулся.
Бэйкер судорожно закивал в ответ.
— В следующий раз, если ты еще захочешь навестить меня со своими приятелями, — дуло ружья теперь вплотную прилегало к его лбу, — промаха не будет.
— Я п-понял т-тебя, обещаю.
Калеб с чувством врезал прикладом Джону по лицу и после притянул его к себе рывком за воротник рубашки, едва тот мог прийти в себя после удара.
— Катись к черту, Бэйкер, пока я не передумал, — отшвырнув его ревущую тушу от себя прямо в руки перепуганных до смерти приспешников, Калеб выпрямился.
Он впервые ощущал себя необычайно легко. Глядя, как его враги уносят ноги прочь со двора, Куинн довольно усмехнулся. Не было сомнений, что теперь ничто не станет мешать ему. Бэйкер получил по заслугам и больше не сунется к нему ближе, чем за несколько миль. В каком-то смысле стоило поступить так раньше, однако из раза в раз фортуна была не на стороне Куинна.
Кто знает, возможно, она изменила свое решение на его счет.
Калеб перевел взгляд на ружье в своих руках.
Кажется, у него есть пара идей на будущее.
