Твоими глазами

Сердце бьется тихо, тело практически неподвижно. Можно было бы подумать, что ты уже мертв, но взрослые люди говорят, что ты еще жив. Или… Нет, не так. Что скоро ты будешь жить, начнешь свой путь! Сначала неуверенно, боязливо, а потом... Или что там начинается? С совершеннолетия-то? Дожить бы до него. «Срочный выпуск новостей! Коротко о главном: эпидемия вышла из-под контроля, Сибирь продолжает гореть, а прирост санкционированных свалок за месяц превышает площадь Москвы!». Жертвы, огонь, смердящие свалки. — Люба, новости начались! — Слышу! «Река загрязнена нефтяным пятном, волонтеры не могут ничего с этим сделать: черное золото горит на водной глади. В Турции потерпело крушение гражданское авиасудно. Количество жертв и причины катастрофы уточняются». Нефть, огонь, искореженные остатки самолета, обугленные останки в черных мешках. — И ни одной хорошей новости, — и это даже не возмущение, а факт. И вместе с ним она выдыхает дым. Слышится щелчок. Пауза. Другой канал. «Заключено соглашение на добычу золота, представители стран подписали договор. "Всех нас ждет повышение качества жизни!"». Очередная ложь с экрана. Еще щелчок. Еще пауза. «Продолжаются споры по поводу наследства...». А остальное? Остальное тонет в шуме телевизионных помех. Теперь просто пауза. — Дым из окна виден. Думаешь, свалки? Она переводит взгляд в грязное окно: цветовая гамма ее удручает. Пепельное небо, графитовая земля. Серый дым. Дым? Черт не знает. Мутные глаза ничего не выражают. Они тоже — грязные окна. — Задыхаться начнем. Стоит уплотнить? Задыхаться? Как подходит для такой жизни. Мы не начинаем — мы уже. И мы уже почти... — Да какая разница? Изнутри или снаружи, — и очередная затяжка. «Действительно, какая?», — и задыхается. Щелчок. Пауза. *** Серое утро в серой больнице. Серый врач. Буквально: кожа нездорового цвета, тусклые глаза. Наверное, у него проблемы с легкими. Хотя легче сказать, у кого их нет. Ни у кого, все верно. — Любовь, 16 лет? Вы его потеряли. — Сукин ребенок не очень-то и хотел жить? — хруст серой сигареты: она ломается о пепельницу. — Острая гипоксия. Мне жаль. — Я понимаю. Я его понимаю, — мутный взгляд уставлен в грязное окно. Но грязь была не на стекле: она снаружи. И всегда была только там. — Я бы тоже не выбрала такую жизнь.