* * *
Тайн нервно набирает номер Саравата, оглядываясь по сторонам. Сам же попросил спуститься к автостоянке, а теперь вообще недоступен. Наверное, где-то за углом его подкараулила толпа обозлённых поклонниц, которые в субботу узнали один секрет. Ват с Тайном уже неделю притворяются парой, но переубедить удалось далеко не всех. Типакорн просто прошёлся пару раз за руку с Сараватом, и все вопросы отпали сами собой. Фанаты Гунтитанона напрочь отказывались делить своего любимого гитариста с кем-то ещё. Даже если это такой же засранец, как и Ват. Даже если они гармонично вместе смотрятся. Даже если между ними настоящие отношения и любовь до гроба. Как же это смешно звучит. В данный момент Тайну и вправду хочется заколотить Саравата под крышку гроба. Этот недоделанный мачо подставляет его, потому что Грин крутится в университете каждый день. После того, как Типакорн публично извинился перед Кай, стало только хуже. Сестру Грина выставили посмешищем, потому что Тайн, один из главных секс-символов вуза, ушёл от неё к парню. — Ты думал, что сможешь вечно прятаться за спиной своего парня? — Грин выскальзывает из-за черной машины, полоснув ехидной ухмылкой. — Очень сильно сомневаюсь, что Сарават Гунтитанон вообще твой парень. — Это правда, — Тайн пятится к стене, сбрасывая вызов. Если Ват не появится через секунду, ему не выбраться живым. У Грина за поясом выглядывает рукоятка ножа, и Типакорн крепко зажмуривается. Капелька пота сбегает по виску, и он сглатывает горечь. Ему только кажется, Грин не станет убивать его в людном месте. Какое, к чёрту, людное место? Здесь, кроме них двоих, ни души. — Тогда где он? — Грин напористо шагает прямо на него, на ходу расстёгивая куртку. — Он оставил тебя одного, хотя ещё утром видел меня в холле. Тайну чудится, или у Грина во внутреннем кармане пистолет? Хочется закричать во всё горло или разбить лобовое стекло одной из дорогих тачек. Сработает сигнализация, и Типакорна спасут. Целым ему не уйти, но он по крайней мере выживет. — Не переживай, я быстро справлюсь, — Тайн испуганно таращит глаза, как Грин вытягивает нож. — Я знаю, куда нужно ударить: ты почти не почувствуешь боли. Его больная улыбка ржавой проволокой по горлу режет, но Типакорн не двигается. Он послушно ждёт, только чего? Грубого удара в сердце? Смерти, которой не заслуживает? Или Саравата, который обещал защитить его? Пора отбросить лживые надежды: он не придёт. Ват не обязан помогать из-за того, что Тайн его попросил. Он закрывает глаза, и вдруг лицо обдаёт ледяной волной. — Я сломаю каждый палец, которым ты к нему прикоснулся, — рычит знакомый голос, и шарканье чужих кроссовок приводит Тайна в сознание. Он видит Саравата, руки Грина, скрученные за спиной, и лязг металла. Нож падает на асфальт. — Тайн извинился перед твоей сестрой и больше ничего тебе не должен. Он бы всё равно ушёл ко мне, на месте Кай могла оказаться любая другая девушка. — Грин дёргается, зубами клацает, но Ват его не отпускает. — Он любит меня уже давно, и я его люблю. Сарават пихает его на асфальт, ловко подхватывая нож. Рассматривает его, как ребёнок новую игрушку, и недовольно хмыкает. У него нездоровый азарт во взгляде, и Тайн прикусывает губу от страха. Что, если Гунтитанон его убьёт? Даже такие, как Грин, не заслуживают смерти. Грин сбегает прежде, чем Сарават запихивает нож в карман куртки. У Тайна до сих пор табун мурашек на плечах, но уже не от страха. Ват виновато обнимает его, поглаживая ладонью спину. Тайн вдыхает его запах, и сердце успокаивается.* * *
Тайн смотрит на него пристально, восхищенно, завороженно. Он боится моргнуть, чтобы не пропустить ни один фрагмент его песни, ни один его взгляд, ни одну эмоцию на его лице. Типакорн как будто видит Вата впервые. Погруженного в музыку, всецело отдающегося словам, которые он поёт. Так странно. Другая сторона Саравата не похожу на ту, которую он показывает девушкам, вешающимся ему на шею. В звукозаписывающей студии он ярче, спокойнее, мягче. Он такой необычный, и Тайна тяготит новое чувство в груди. Ничего подобного Типакорн раньше не переживал. — Понравилась песня? — Ват хлопает его по плечу, но задерживает ладонь дольше позволенного. Тайн буквально ощущает, как дергается каждый нерв, как каждая клетка наливается его теплом. Так странно, что у человека, холодного по отношению к другим, такие тёплые руки. — Зачем ты меня позвал? — Тайн осторожно выскальзывает из-под его руки и присаживается в кресло. Ему нравится атмосфера в студии, но рядом с Ватом дискомфортно всегда. Не потому, что это Сарават Гунтитанон, самый горячий парень их вуза. А потому, что Тайн уже неделю не чувствует, что они притворяются. Он произносит ещё тише: — Грина уже третий день нет в городе, я в безопасности. Ват прокручивает пуговицу на своей горчичной рубашке, и она с треском летит на пол. Так и в груди Саравата что-то надламывается. Там что-то странное творится с тех пор, как он впервые поцеловал Тайна. Был и второй поцелуй, невинный, почти дружеский, но теперь всё ощущается по-другому. То, как Типакорн на него смотрит. То, как улыбается при встрече. То, как реагирует на его тело. Ват другой, и Тайн тоже меняется рядом с ним. Бесполезно отрицать очевидное. Они уже не враги, но и друзьями стать им не удалось. — Я хотел, чтобы ты услышал именно эту песню, — Сарават опускается в соседнее кресло, опершись локтями на колени. — В музыке я всегда другой. — Я заметил, — выдавливает Тайн с неловкой улыбкой. Так странно, что они вообще вместе. Во всех смыслах этого слова. Вместе в звуковой студии. Вместе в университете. Вместе в клубе. Вместе во время обеда. Они вдвоём каждый день, уже две недели. Кажется, они заигрались. Ват берёт его руку с такой естественной лёгкостью, что у Тайна не остаётся времени сопротивляться. — Думаешь, Грин ещё напомнит о себе? — Типакорн смотрит на ладонь Вата, которая накрывает его руку, и голос почти не дрожит. Они просто притворяются. Неважно, что в студии звукозаписи их никто не увидит. — А хочешь, я напишу для тебя песню? — Сарават будто пропускает его вопрос мимо ушей. В глазах Вата сейчас столько огня, что за один его взгляд можно простить многое. Его несдержанность, его издёвки, его капризы. Но кое-что прощать абсолютно не хочется. Его прикосновения. Его ревность. Его поцелуи. Тайн хочет запомнить Саравата таким, когда их игра закончится. Пускай Грин хоть до конца дней ходит за Тайном по пятам, ему не будет страшно. Рядом с Ватом никогда не будет страшно. Неловко, напряжённо, нереально. Но ни капли страха. Гунтитанон будто пользуется моментом и оставляет у Тайна на щеке короткий поцелуй. Его лицо горит ещё больше, но глупую улыбку никак не выходит спрятать.* * *
— Кай была права, — Грин подкрадывается к нему, как таракан. Назойливый, мерзкий, наглый. Он вечно суёт нос не в свои дела, но Тайн о нём забывает только по одной причине. — Он тебе нравится. В точку. Даже Грин видит его насквозь, и то, когда узнают остальные, — всего лишь вопрос времени. Прогулки за ручку коридорами университета, невинные поцелуи в щёку, откровенно сырые объятия. Игра для отвода глаз, которая стоит Тайну поперёк горла. Девушки в его сторону почти не смотрят, потому что рядом всегда Сарават. Зато за Ватом и барышни, и парни строем ходят. Только и ждут момента, когда Типакорн исчезнет. Тайну противно за ним наблюдать. Особенно сейчас, когда какие-то профурсетки обсели Саравата, как мухи, стоило ему отойти на пять минут в туалет. — Ты меня напугал, — возмущённо цедит Типакорн, опершись на стену. Он смотрит только на Вата, скрестив руки перед собой. Плевать на Грина, который может запросто прирезать его здесь, в приглушенном свете, вдалеке от посторонних глаз. Плевать на знакомых, которые почти за каждым столиком. Спектакль собрал достаточно зрителей. Но внутри так тесно и тошно от того, что он уже не вернёт себя прежнего. Может, именно сейчас он настоящий, а не вчерашний напыщенный казанова, который снимал девчонок для удовольствия. Это вообще его слова? Его мысли? — Раньше, я сомневался, что ты встречаешься с Сараватом, но теперь я уверен, — Грин подступает ближе и легонько хлопает его по щеке. Как больно жалит чужая жалость. — Ты даже не представляешь, насколько приятно видеть твою кислую рожу. Грин давится смехом, как сумасшедший, и самое страшное то, что он прав. Тайн прокололся по-крупному. Он повёлся на дешёвый флирт, но Саравату нужно было от него то, что Типакорн привык получать от других. Секс на одну ночь, обоюдное удовольствие без обязательств. Конечно, девушки всегда требовали большего, но Тайн и представить не мог, что когда-нибудь окажется на их месте. Ват вёл себя так же, как и он, когда не получал желаемого: терял интерес и переключался на кого-то другого. Теперь Типакорн — грязная тряпка у него под ногами. Ничего большего. — Чего ты хочешь? — он налапывает в кармане ключи от машины и поворачивается к выходу. — Не волнуйся, твоей смазливой мордашке ничего не угрожает, — Грин останавливает его за локоть, и Тайн сердито дёргает плечом. — Мне больше не нужно придумывать изощрённые способы, как тебе отомстить. Теперь ты знаешь, что чувствовала моя сестра. Когда твой любимый человек выбирает кого-то другого, это очень больно, правда ведь? Типакорн плотно стискивает губы, прикрыв глаза. Ему пора заканчивать этот цирк. Грин резко отпускает его локоть и исчезает в шумной толпе каких-то неизвестных типов. В любой другой день Тайн уже уносил бы отсюда ноги, заметив хоть одного из этих бандитов. Сейчас он не чувствует страха. Только что-то липкое в груди, стягивающее его рёбра. — Тайн, ты куда? — Сарават догоняет его в коридоре, и Тайн чертыхается себе под нос. Надо же, заметил. Раньше Гунтитанону и дела не было до Тайна, пока тот разговаривал с Грином. Тогда почему побежал следом? Зачем увязался за ним? Для чего затеял эту бессмысленную игру? Те девушки за столиком гораздо интереснее, чем парень, которого нужно круглосуточно защищать. Больше не нужно. Типакорну от него ничего не нужно. — Я еду домой, — Тайн открывает входную дверь, и Ват хватает его за рукав. — Подожди, я отвезу тебя, — он держит Тайна крепко, спускаясь пальцами к его ладони. Холод его кожи обжигает, и Саравату так сильно хочется его обнять. Спрятать в своих объятиях его отчего-то хмурое лицо, почувствовать, как стучит его сердце. Ему нравилось представлять, что только с ним сердце Тайна бьётся чаще. — Тебе нельзя оставаться одному, Грин всё ещё где-то в баре. Сарават видел, как они разговаривали. Наверное, Грин наговорил Типакорну гадостей и расстроил его. Тайн резко поворачивается к нему, вырвав руку. — Игра окончена, — со злостью выплёвывает он. — Возвращайся к своим поклонницам и наслаждайся прежней жизнью. — Да что с тобой такое? — Сарават вцепляется в его плечи, встряхнув со всей силы. — Я ревную, ясно тебе? — Тайн пихает его и захлопывает дверь у него перед носом. Игра уже давно вышла из-под контроля. К сожалению, Ват не заметил вовремя, что эти отношения (фальшивые они или нет) важны для них обоих.* * *
— Ты издеваешься надо мной? — Сарават толкает его к стене, и Тайн больно ударяется затылком. У них в запасе не больше пяти минут, прежде чем их пойдут искать. Так сложилось, что у них обоих чересчур любопытные друзья. Вата не интересуют Пыак, Фон и Ом, те парни, с которыми Тайн общается с начала учебного года. Его не устраивает один конкретный перец, который со змеиной хваткой влился в их компанию. Остальным ребятам без разницы, с кем пить, а у Гунтитанона кулаки чешутся. Если он не приложится к ближайшей стене, его кулак заедет по миловидному личику Тайна. Типакорн только пьяно улыбается, шатаясь со стороны в сторону. Он выпил одну рюмку, Ват своими глазами видел. Значит, притворяется и у него на нервах играет. — Я не понимаю, о чём ты говоришь, — он мотает головой, притиснув ладонь к холодной стене. Ему не помешает освежить кожу и кровь, которая пламенеет от одного звериного взгляда Саравата. Всё пошло как по маслу, и осталось не спалиться в последний момент. — Зачем ты притащил этого хмыря? — Ват хватает его за горло, придавливая к шершавой стене, и заглядывает в глаза. — Мы же хотели посидеть в компании друзей. Тайн ухмыляется, сплюнув на пол горечь на языке. От лютого «мы» его тошнит, наизнанку выворачивает. От трескучего голоса Гунтатанона у него перед глазами темнеет и музыка в висках стучит ещё громче. Он комкает в ладони ткань его рыжей рубашки, закрывая глаза. — Я пришёл с Чайлаем и уйду вместе с ним, — выдыхает Тайн Вату в губы, едва не повалив его на пол. У Саравата клямку срывает от упоминания имени того типа, которого Типакорн приволок за собой. Такие, как этот Чайлай, или как там его, любят повеселиться, поиграть и свалить в закат. Прямо как по сценарию дорамы про плохого парня. Только в жизни счастливый конец не светит с человеком, у которого гнилая душа. Он никогда не позаботится о его Тайне. Его Тайн. И точка. — Нарываешься? — Ват за локоть тянет его в тёмный коридор. — Отпусти меня! — Тайн широко распахивает глаза, предчувствуя скорую опасность. В темноте ему с Гунтитаноном не справиться. Ему и с собой не справится, когда тот будет так близко. Он вопит ещё громче, и Ват закрывает ему рот ладонью. — Сарават, я сказал, отпусти! Типакорн дёргается из последних сил, и в коридоре, будто по щелчку пальцев, загорается свет. — Если тебе надоело играть, — вкрадчиво шепчет он, медленно отпуская ладонь, — мог бы просто сказать. Тайн высвобождается из его рук, стряхивая со лба мокрую прядь. Рубашку прилипла к телу, будто стянула невидимой плёнкой. Не пошевелиться и шага не ступить. Он только дышит тяжело, чувствуя на спине пронизывающий взгляд Саравата. Что они вообще здесь делают, вдвоём? У Тайна мурашки по коже. — Игра давно окончена, — отрезает он сурово, отступая ещё на шаг. — Грин успокоился, больше не нужно меня охранять. — Ты провоцируешь меня, — Ват обнимает его, уткнувшись подбородком в ямочку на плече. Тайн чувствует, как вибрирует сердце у него в груди. — Думаешь, я не заметил, что я тоже тебе нравлюсь? — Что значит «тоже»? — Типакорн резко поворачивается к Саравату и впечатывается прямо в его губы. Тайн дрожит под его сильными руками, и губы саднит поцелуй-укус с ароматом пьяной вишни. Ват будто его помечает, приручает, намертво к себе привязывает. Почему Типакорну, чёрт возьми, не хочется сопротивляться? На другом конце коридора Тайна окликает Чайлай, но он будто задыхается от требовательных поцелуев Саравата. Из игры всегда нужно выходить красиво.* * *
Сарават не отлипает от его плеча слишком долго, и Тайну кажется, что тот отключился. Потерял сознание, уснул или задумался. Молчать рядом с Ватом всегда невыносимо, особенно сейчас. Когда щека Тайна всё ещё горит огнём после удара Чайлая. Когда у Саравата разбита губа и ушибы, о которых он упрямо молчит. Друзья по несчастью. Гунтитанон морщится от боли, прижав ладонь к ребру, и улыбается. Слабо, едва согнув уголки рта, но в этой улыбке столько тепла и благодарности. Будто Тайн — его личное лекарство от всех болезней, его обезболивающее и седативное. Его жизнь и даже больше. Когда он успел скатиться в унизительную сентиментальность? Это не Сарават. Это кто-то другой. Просто жадно прижиматься к Тайну под открытым небом, на ступеньках чужого дома, под присмотром ночи. Ему больше ничего не нужно. — Ты как? — Тайн сдерживает себя, чтобы не взять его за руку. Ему так сильно хочется помочь, снять боль или хотя бы почувствовать его рядом. Настоящего Вата, а не ловеласа, попробовавшего всех девушек в их университете. — Всё хорошо, — Сарават едва шевелит губами, обнимая Типакорна за плечо. — У тебя здесь кровь, — Тайн осторожно стирает ядвито-красную каплю с его губы. — Зачем ты полез к Чайлаю? Перед глазами до сих пор кружатся кадры их драки. Чайлай вцепляется Вату в горло и душит со всей силы. Кулак Саравата, врезающийся в его скулу. Хриплые вздохи и клокот крови в горле. Тайну тяжело вспоминать без дрожи в пальцах. Ват его чуть не убил, а Типакорну только вчера казалось, что Чайлай за ним ухаживает. Нет, это не сожаление. Всего лишь досадное разочарование в себе. Он так и не научился разбираться в парнях. Может, из-за этого отношения с ними никогда и не клеились? — Разве ты не понял? — Сарават резко поворачивается к Тайну и сгибается от боли. Ребро ноет ещё сильнее. — Они с Грином заодно. Когда я упал на землю, Грин кому-то позвонил. Просил задержать тебя, чтобы ты со мной не встретился, и применить силу, если понадобится, — он шумно вздыхает, сплюнув кровь на асфальт. — А этот придурок и рад стараться, — пальцы будто по привычке тянутся к щеке Типакорна. — Наверное, синяк будет. Тайн смущённо отворачивается, почесав затылок. Ему никогда не растолковать чувства в груди, которые только растут и набирают силу. С каждым днём он к Вату всё ближе, но страшно поверить в то, что больше не нужно играть. — Не понимаю, почему Грин на тебя напал, — Тайн складывает руки на колени, и его взгляд набирается темнотой, будто чернеет изнутри. Он уже не знает, чему верить, но все люди вокруг будто против его отношений с Сараватом. — Он же мне хотел отомстить. Игра, месть, злость и котлован боли. Разве из этого строятся отношения? Тайн хмурится ещё сильнее. — Я догадываюсь, — Гунтитанон хлопает его ладонью по коленке. — Говори. Тайн смотрит прямо в глаза, и последние нити неловкости с треском обрываются. Им ведь хорошо вместе, к чему сомнения и тревоги? — Грин знал, что, причинив боль мне, сделает больно и тебе, — Сарават берёт его за руку без разрешения. Так уверенно, будто они знакомы сотню лет. Трудно вспомнить, когда они встретились впервые. С чего всё началось и должно ли перерасти во что-то большее. Но Тайн доверяет каждому его слову, не боясь грязных слухов, рискуя своим сердцем. Типакорн чувствует, что поступает правильно. — Что ты имеешь в виду? — он отбивает подошвой неизвестный ритм, и непрошеная улыбка касается его губ. Тайн уже привык к тому, что не контролирует себя рядом с Сараватом. — Ты знаешь, — Ват целует тыльную сторону его ладони, оставив капельку крови на коже. Странная ночь. Грин жестоко избил Саравата, потому что он дорог для Тайна. Чайлай наставил синяков Типакорну, чтобы не пустить его к Вату. Как будто весь мир сошёл с ума из-за того, что между ними что-то зародилось. Между Тайном и Гунтитаноном. Не ждите нормального начала отношений у двух повес. Бывших повес. Теперь всё должно быть по-другому, потому что помех не осталось. Одни недомолвки в их головах, которые можно решить без усилий. Прямо сейчас, под фонарём. Одним поцелуем, глубоким и нежным. Только для них двоих.* * *
— Включи ещё раз, — Тайн тянется к телефону на прикроватной тумбочке. Сквозь открытое окно пробивается вечерний ветер, разгоняя мурашки по коже, и Типакорн никак не может согреться. Одеяло сползло куда-то набок, и он чувствует только горячую ногу Саравата, зажавшую его колено. Гунтитанон Тайна будто в ловушке держит, чтобы не сбежал при первой удобной возможности. Как ребёнок, честное слово. Тайн никуда сбегать не собирается. Напротив, остался бы в его кровати навсегда, если бы Ват позволил. Его песня эхом звучит в голове, и каждое слово натягивает, затачивает нервы. Сарават пробрался так глубоко, что никем другим не вытравишь, не заменишь. Тайн, как честный человек, не имеет права его оставлять после того, что случилось днём. Ват спел для него песню и публично признался в любви. Без пафоса, глупых шуток и ненужных сомнений. В подобное поверить трудно, не то что услышать и увидеть собственными глазами. Уловить смысл каждой строчки, прочувствовать каждый аккорд, прочитать во взгляде намного больше, чем признание в любви. Как там они говорили? Игра закончилась. — Пятый раз подряд? — Сарават накрывает его ладонь и прячет под одеяло, укрывая их почти с головой. Тайн слушает его песню без остановки и запрещает себя целовать. Гунтитанон почти обижен. Обижен и чуточку возбуждён. — Имей совесть, — Типакорн выпутывается из его рук выразительно неохотно и снимает мелодию с паузы, — мне ещё никто не посвящал песен. — Мне больше всего понравилось лицо Грина и его сестрички, когда я при всех тебя поцеловал, — Ват переплетает их пальцы под одеялом, мечтательно прикрыв глаза. Непривычно видеть его так близко, ощущать каждый миллиметр теплоты его тела. Такой Сарават, расслабленный и послушный, ему нравится больше. Его в принципе невозможно приручить, но Тайн другого добивается. Не только чувствовать себя счастливым, но и отдавать счастье в ответ. Ват как будто его мысли читает и улыбается мягко, прижавшись к плечу Тайна подбородком. — Мне больше понравилось то, что ты сказал на сцене, — Тайн заметно смущается, поддаваясь нежным прикосновениям. Ребра плавятся под горячими ладонями Саравата, но тому и этого мало. Он будто норовит заполнить собой каждый уголок пространства Типакорна, каждую клеточку его души. — То есть говорить у меня получается лучше, чем целовать тебя? — Ват наваливается на него сверху, сверкнув глазами. Испытывает Тайна, засранец. Телом к телу, взглядом прицельно в сердце. Типакорн поскорее хочет снять проклятые шорты, которые почти что срослись с его кожей. Пальцы Саравата рисуют на торсе неведомые узоры, спускаясь к линии пупка. — Ты невыносимый, — Тайн никак не может спрятать алые щеки и со всей силы вцепляется в шею Гунтитанона. — Мы друг друга стоим, — Сарават едва задевает его губы, мазнув горячим дыханием со вкусом рома. — Больше, чем я, тебе никто не подходит. Он целует требовательно жадно, придавливая Тайна к кровати. Поцелуи-укусы обжигают шею, а в груди так тесно, будто их вдвоём заперли в жаровне. Ладонь Вата скользит по шее, и Типакорн роняет сдавленный вдох. Он будто теряет сознание и заново возвращается к Саравату. К его Саравату. — Я тоже тебя люблю, — неуловимо-тихий шёпот Тайна теряется в поцелуе, и Ват несдержанно кусает его за шею. Тайн Типакорн с самого начала был только его. Игры здесь ни при чём, потому что чувства не подчиняются правилам. Один мудрый человек сказал: «Не умеешь играть — не берись». Сыграв однажды, влюбишься навсегда. Тягучие стоны Тайна заглушает трепыхание занавески. Город медленно укрывает ночь, самая длинная и сладкая ночь на земле. Песня Саравата, которая играет на повторе, — музыка их первой ночи.