Origin

— Стой! Ах, дурак несчастный!..  Тэён испуганно замирает, едва не грохнув чашку в раковину, но быстро расслабляется: это просто Юта смотрит на своего «фигурнокатательного бога». Чёрт. Ли всё-таки не успел вовремя вернуться. Он выходит из ванной. Юта, спокойно лежавший до этого и сочувственно вздыхавший на падениях остальных, сидит на краю кровати. Тэёну не надо даже смотреть на лицо друга, он знает: Накамото безумно переживает и молится всему, чему можно молиться. «Все эти две или четыре — в зависимости от программы — минуты я прошу Вселенную, Будду, ками катка, на котором он выступает, — не важно, — помочь этому человеку, подарить ему невидимые крылья, удержать от падений. Слышат меня не всегда...» — признался Юта после той «проклятой Капы», на которой Ханю повредил ногу, а после — пропал на полгода (за это, а ещё за тишину в межсезонье, Накамото прозвал фигуриста пещерным человеком). Однако зал не вздыхает разочарованно, наоборот, взрывается аплодисментами. Видимо, в этот раз боги благосклонны к японцам.  Тэён садится рядом и осторожно берёт друга за руку. Он знает, что сейчас очень нужен Юте. Слушает, как Накамото дышит: глубоко и часто — значит, пытается успокоить сердце. Тэен нащупывает пульс японца и хмурится. Зашкаливает. Ли успокаивающе проводит по волосам Юты и решает после проката — сейчас Накамото нельзя отвлекать — дать ему успокоительное. И самому выпить, а то этот японец и себя, и Тэёна в могилу сведёт своим увлечением. И надо ж так волноваться...  — Чёрт, когда там аксель. Он обещал... — Ханю прыгает и Юта замолкает, — обещал попробовать новое, боюсь, сдурит и решится на четверной.  Тэён за прокатом не следит, он посмотрит потом, в записи. Не сказать, что Ли не любит фигурное катание или Ханю, нет, ему интересен и этот вид спорта, граничащий с искусством, и этот атлет. Просто сейчас важнее моральное состояние Юты, который всем сердцем переживает за своего земляка. Тэён внимательно смотрит, как друг не моргает и не дышит, когда прыгает Ханю, не отрывая взгляд от экрана, словно верит, что это может удержать японца от падения, как на мгновение опускает голову, переводя дух, как снова возвращается к экрану телевизора — отвлекаться нельзя. Ли много раз спрашивал, почему, но Накамото, кажется, и сам не знает. «Нельзя и всё. Так уж получилось». Юта расслабляется и даже чуть улыбается, когда видит бауэр — любимый и самый эстетичный, по его мнению, элемент. Тэён вспоминает, как Юта говорил о них после Осенней классики: «Люблю бауэр у Джуна и Ханю. Джун в него словно вплывает: смотришь — вроде катается, а потом — раз! — и бауэр. И не заметишь ведь, как это произошло. А Юзу акцентирует его руками, но это тоже очень красиво». И ведь действительно красиво. Не поспоришь. А Тэён обожает гидроспираль. Он знает — никто не делает её так, как Юзу, у него будто крылья вырастают на пару секунд. Так у них с Ютой во всём: Накамото нравится аксель, а Ли — лутц. Юта любит бильман, Тэён — либелу. Но в одном они сходятся на сто процентов: Ханю — это хуманизация эстетики, музыки и искусства одновременно.  На вращениях Юта окончательно расслабляется и опускает голову на плечо Тэёна. Считать обороты он ещё не умеет да и, кажется, не очень хочет. Ли радуется: хотя бы за это Юта не переживает. Дорожка и вращения — лучшее, по их мнению, что есть в любой программе: за это время можно перевести дух и насладиться образом, катанием и музыкой. — Да! — Юта вскакивает с кровати, как только Ханю принимает финальную позу, и вскидывает руку в победном жесте, словно это он, а не фигурист, только что выдал лучший прокат в сезоне. — Идеально. Если не считать сальхов, конечно... Чёрт, Фернандес ушёл и прыжок с собой забрал, что ли? Ни в короткой, ни здесь не пошёл... Смотри, какой пухопад! В сезоне ещё такого не было. Соскучились по Юзу, сразу видно. Ого! — Накамото мельком смотрит на экран. — Сто десять за технику. Представляешь? Только заметил. Тэён улыбается, глядя на счастливого Юту, и кивает: пухопад действительно внушительный. Бедные цветочные дети. Хотя их давно пора назвать игрушечными. Или детьми жёлтых мишек… По крайней мере, на тех соревнованиях, где есть Ханю. Ну или прекратить мучить детей и вызвать, наконец, экскаватор. Жёлтый.  Юта садится и резко замолкает, когда слышит строгое «The score, please». Триста целых и девяносто семь тысячных в сумме. Мировой рекорд. Первый раз после обнуления счёта в начале сезона, когда кто-то перешагнул отметку в триста баллов. Юта счастлив — видно невооружённым глазом: Накамото смеётся, глядя на забавную мордочку фигуриста, а потом расслабленно откидывается на кровать, утягивая за собой Тэёна.  — Остался Чен и Браун. Джейсон — не конкурент, а Чен... — Юта хмыкает. — Не думаю, что он выиграет. Сегодня хороший день.  Тэён улыбается и треплет волосы друга.  — Чай будешь, фигурнокатательный гуру?  — Ой, да ну тебя. Буду.  Ли ставит чайник и краем глаза замечает, как Юта внезапно напрягается и садится, вглядываясь в экран. Тэён быстро оборачивается к телевизору. На технической панели жёлтым горит число сто одиннадцать. Больше, чем у Ханю, а программа ещё не закончена.  — Может, порежут технику. Да и компоненты... — Тэён не договаривает — видит, что никто его не слушает.  — Это как с Загитовой. Вышла, отпрыгала и побила рекорд.  — Такого не будет. Ты же сам говорил, день сегодня хороший.  — Ты в это веришь?  Тэён молчит. Не верит. Но в глубине души все же надеется, что Вселенная будет благосклонна если и не к Ханю, то хотя бы к его фанатам. Или к Юте. Персонально. Происходит всё так, как предсказал Юта: новый рекорд, новый чемпион мира. Двукратный. Дальше смотреть смысла нет, и Юта хочет выключить трансляцию.  — А Браун? — Тэён ставит чашку перед другом.  — Ты хочешь? Смотри.   Юта уходит за стол и включает ноутбук. Черт. Кажется, обиделся. Тэён знает, что ему не нужно сейчас мешать, пытаться трогать, разговаривать. А лучше вообще выйти из номера и прогуляться, чтобы не застать бурю. Знает. Но также знает, что происходит в душе Юты, какая внутри у друга пустота. И знает, что никогда не сможет оставить Накамото одного в таком состоянии. Тэён смотрит на друга и качает головой, тихо вздыхая. Он всё ещё не может привыкнуть, что Юта — его весёлый, сильный, иногда грубоватый Юта — может быть таким разбитым. Ли знает, что это фигурное катание не доведёт до добра, и в такие моменты ненавидит и спорт, и Ханю, но запретить смотреть не может. Не потому, что Юта всё-таки взрослый человек и сам в состоянии решить, чем заниматься. Просто Накамото любит Ханю. Не столько из-за родины (на Шому и Кейджи ему как-то плевать) или гениальности, граничащей с божественностью, но из-за духовного родства. Ведь в некоторой степени они похожи: довольно рано покинули дом и Японию, вынуждены жить в другой стране, проходят через трудности. Оба медийные личности, не имеющие ни на что прав, которых любят только за идеальный образ. Это жизнь артиста, но в их случае всё осложняется иностранным происхождением. А ещё Юта никогда не улыбается так ярко, как после удачных прокатов Ханю, и поэтому Тэён не может ничего запретить. Ли даже ревнует чуть-чуть, как дурной мальчишка, видя такую любовь, но понимает, что это несерьёзно и что именно ему, а не Юзуру или ещё невесть кому, Накамото отдал своё сердце. Тэён тихо подходит со спины и проводит по плечам, касаясь губами волос.  — Юта, оставь. Поешь, попей чай, отдохни. Завтра свои протоколы сверишь. — Ли тянет руку к крышке ноутбука и закрывает его, а Юта позволяет, не протестует — слишком уж вымотала его внутренняя буря. Эту особенность — обострённое чувство справедливости — Тэён и любит, и ненавидит в Накамото. Ей японец очаровывает людей, но и добивает себя —  по крайней мере, Ли так кажется. — Горе ты моё, вечно доводишь себя. Это надо —  так волноваться.  Юта пьёт приготовленный Тэёном чай, а Ли надеется, что любовь, которую он вкладывает в каждую мелочь, делая что-то для друга, поможет японцу почувствовать себя лучше. И это работает, видимо —  раз Накамото не плачет, как происходит каждый раз, когда он смотрит соревнования в одиночестве, а притягивает Тэёна к себе. Быстро касается губами виска, словно спешит и боится чего-то. А Ли плывёт от этой короткой ласки и смотрит на Юту так, словно он — самое драгоценное сокровище. Впрочем, так и есть.  — Знаешь, я бы отдал все деньги, чтобы Ханю дали золото.  — Почему? — Юта недоумённо хмурится, переводя взгляд на Тэёна. Ли вдруг осознаёт, что зря ляпнул это: неосторожная фраза может испортить то хрупкое душевное равновесие, которого Накамото только-только достиг, но отступать уже некуда.  — Чтобы ты улыбался.  Тэён внимательно следит за изменениями на лице друга, мысленно ругая себя последними словами, пока Юта молчит, осознавая, а потом тихо смеётся и треплет волосы Ли. Можно выдохнуть. Равновесие оказалось прочнее, чем предполагал Тэён.  — Дурила. Ханю сам всё выиграет, а ты лучше потрать деньги на себя или Руби... На что-нибудь стоящее.  — Ты и есть «стоящее». — Тэён притворно (нет?) обижается. Нет, ну когда до японца дойдёт, что для Ли нет никого и ничего более «стоящего», чем он? Столько лет пытается доказать, а всё впустую. «На что-нибудь стоящее».  — Ладно. Давай спать, поздно уже.  Тэён удивляется и хочет возразить, мол, только двенадцать ночи, но быстро понимает: Чемпионат вымотал все нервы, — и соглашается.  — Хорошо. Я только зайду к парням, посмотрю, всё ли в порядке. — Юта кивает — Не жди.  — Ладно. Только не засиживайся долго.  Тэён выключает свет и собирается выйти.  — Тэён. — Юта подходит и берёт лидера за руку. — Я же ни разу не поблагодарил тебя.  — А? Да ты ж при каждом удобном и не очень случае «Ой, Тэён то», «Тэён это», я даже начинаю задумываться, слушая тебя, не слишком ли много делаю для вас, — Ли смеётся, а внутри дрожит. Когда-нибудь он научится реагировать на нежность Юты менее остро, но он так долго ждал и мечтал об этом и так недавно получил, что, наверное, можно и простить себе поведение школьника в разгар полового созревания.  — Я не про это, боже. Про...про соревнования. Правда, спасибо. Без тебя всё было тяжелее в тысячу раз. Сидел бы сейчас за ноутом и выписывал элементы и их цену, да ругался бы на судей.  Тэён хмурится и пожимает плечами. Благодарить за это? Японец явно где-то головой ударился. Несколько раз.  — Странный ты. Ладно, не за что.  Юта улыбается и прижимает руку Ли к щеке, но быстро её опускает, словно пугаясь своей нежности. Тэён мысленно смеётся над неловкостью и стеснением, но понимает, что сам такой же. Точь-в-точь. — Ну, чего стоишь? Ты вроде куда-то собирался.  — А, да. Точно. Спокойной ночи.  — Ага. Не засиживайся долго.  Тэён кивает и выходит из номера.