Mon empereur

      — Да мне плевать! — император скидывает со стола свитки с последними донесениями послов и кисти с гуашью — лучшей во всей Империи. — Я не позволю этим собакам разорять мои земли!       Очередные вести от шпионов вывели его Величество из себя. Сильные руки сжались на краю невысокого стола сжимая дорогое дерево до еле слышимого треска.       — Но, Ваше Величество, японцы уже высадились на наших берегах и понемногу захватывают местные земли. Жители не могут противостоять им, а армия Его Величества Императора еще не прибыла в те места, — лучший из полководцев императорской армии смиренно стоял на коленях в покоях своего правителя, уткнувшись лбом в мраморный пол. Длинные волосы рассыпались по спине и плечами словно дорогие украшения, закрывая обзор на красивое лицо воина.       — Встань, — резко ответил мужчина. — Твое извечное преклонение раздражает, — Император хватает белоснежный сосуд с вином и делает несколько жадных глотков, мигом одурманиваясь пряностью алкоголя. — Ты, мой юный Ким Тэхён, стал самым молодым полководцем моей армии. Мы знакомы с пелёнок и столько всего пережили вместе. Нет смысла в этом преклонении, друг мой.       — Юнги, — спокойно произносит юноша, встав с колен и отряхнув дорогой наряд от легкой дымки пыли. — Это война, и здесь невозможно обойтись без потерь. Не волнуйся, мы с другими полководцами делаем всё возможное, чтобы убрать этих псов с нашей земли.       Юнги переводит усталый взгляд янтарных глаз на Тэхёна и тяжело вздыхает. Слишком рано он стал Императором, слишком неожиданно на него посыпалась вся та чудовищная ответственность, что не даёт спать ночами.       — Я знаю, мой друг. Я знаю, — сжав пальцами переносицу, молодой мужчина снова делает глоток. — Можешь быть свободен. Но если появятся новости, немедленно сообщи мне лично даже среди ночи. Не смею тебя больше задерживать.       Снова глубокой поклон от лучшего друга, снова шарканье солдатских башмаков и громкий гул закрывшейся резной двери.       — Кто посмел огорчить моего Императора, — шуршание лучшего на всем материке шёлка наполняет покои правителя, а теплое, гибкое тело прижимается к широкой спине мужчины. — Вы же знаете, как сжимается мое сердце, когда я вижу Вас таким, Ваше Величество.       Юноша тонкий и гибкий, словно ива в Императорском саду, чьи волосы словно вороново крыло, а глаза глубже Японского моря, обходит Юнги и становится перед ним, руками скользя по широким плечам.       — Чимин, — тихо выдыхает правитель. Рядом с ним всегда дышится тяжело. — Я думал, ты уже спишь.       — Не мог уснуть, мой Император. Ведь Вы так и не почтили меня своим вниманием. Ни сегодня, ни вчера, ни весь прошлый месяц. Я стал Вам не нужен?       Пухлые губы, цвета спелой вишни, в шутку дуются, а медовые глаза смотрят прямо, не боясь, хотя другие уже бы пали ниц перед самим правителем Великой Империи. Но юноша знает — он лучший и замены ему нет. Другие наложники лишь пародия, но он — настоящее искусство.       — Что ты такое говоришь, душа моя? Ты же знаешь, война началась, и я ни дня не могу провести, чтобы не думать о том, как где-то погибают мои люди, — Юнги ведёт по нежной щеке, едва касаясь тонкой кожи, словно боясь повредить её загрубевшими от постоянных тренировок с комом* пальцами.       — Позвольте мне побыть немного с Вами, Ваше Величество. Мне так душно сидеть в своих покоях и не видеть Вас, — Чимин встаёт на носочки, теснее прижимаясь к мужскому телу. На нем лишь тонкий шелковый халат, скорее показывающий, что под ним, нежели скрывающий. На запястьях и щиколотках тонкие браслеты из лучшего золота, украшенные радугой бриллиантов, а в левом ушке блестит драгоценная сережка из рубина: Император лично обрабатывал камень и вставлял его в оправу, дабы преподнести его наложнику в коробке из красного дерева на чёрном бархате подушки в одну из их совместных, жарких ночей.       Той ночью Чимин был счастлив и счастьем своим делился с Его Величеством до самого утра.       — Как я могу сказать тебе нет? — усмехнувшись, произнес Император, длинными пальцами подцепляя точеный подбородок и приподнимая красивое лицо, чтобы в очередной раз утонуть в мёде этих глаз. — Я говорил "нет" царям, королям и князьям, но найти силы для того, чтобы сказать "нет'' тебе, я так и не смог.       — А я и не прошу, чтобы Вы что-то говорили, мой Император, — Чимин тянется к тяжёлой золотой заколке на макушке у мужчины, освобождая густые, словно выбеленные мелом волосы Юнги, которые светлым покрывалом накрывают плечи правителя.       Чимин со своими черными, как сама ночь, волосами, небольшим ростом и тонкой фигурой кажется беззащитным ягненком, попавшим в лапы голодного волка.       Пухлые губы, что нежнее лепестков сакуры, прижимаются к тонким и сухим губам напротив, собирая с них остатки опьянения от крепкого вина. Чимин хуже любого алкоголя и опиума. Попробуешь однажды — не сможешь заснуть, не думая о нём. Чимин цену себе знает и мелочиться не собирается. Но для Императора даже один его мизинчик на маленькой, пухлой ладошке — дороже, чем все сокровища мира. Он отдал бы престол, лишь бы вечность собирать губами эти тихие вздохи.       Крепкие ладони скользят по талии, собирая шёлк халата в них, пока не слышится треск тонкой ткани.       — К чёрту, я куплю тебе весь шёлк мира, только сними это, — Чимин ведёт плечом, обнажая нежные плечи и худую грудь.       Император жадно цепляется взглядом и это его слепит.       Чимин играет по своим правилам и ни за что не позволит Юнги взять всё в свои руки. Словно специально он лижет свои губы и вновь тянется к чужим, лишая мужчину возможности вдохнуть. Пусть дышит только им и никак иначе.       Юнги жадно вгрызается в нежную плоть, чувствуя лёгкую сладость недавно выпитого чая и съеденного персика. Он собирает распущенные волосы в кулак и резко дергает за них, вынуждая открыть горло. Чимин тихо шепчет что-то на родном диалекте, пока Император собирает выступившие капельки пота губами, зубами царапая тонкие ключицы.       Юноша вцепляется в спину, чтобы не упасть. Ноги дрожат и предательски немеют от столь грубых ласк.       — Мой Император, — тихо шепчет Чимин, проводя ладонью по белоснежным волосам правителя. — Я хочу на Вашу постель...       Его слова — приказ для Юнги.       Подхватив юношу на руки, он несет его к большой кровати с пологом из тончайшей ткани, разрисованной узорами тигров в вечернем саду. Чимин сам настоял на этой вышивке, говоря, что эти тигры напоминают ему Императора: опасные звери снаружи, но кроткие и нежные внутри.       Откинув одной рукой бархат одеяла, Юнги опускает наложника на кровать. Глаза у того безумные, а губы приоткрыты в немой просьбе о большем.       Мужчина снимает с себя тяжелый наряд, что приходится носить, дабы соответствовать статусу. Большое количество украшений, которыми так любит играть Чимин, сидя у него на коленях, так же летят куда-то на пол.       Чимин развязывает тонкий пояс, лишь слегка приоткрывая свое тело. Император жадно проводит носом от пупка до впадинки между ключицами, вдыхая аромат любимого тела с легким намеком на персик.       Переплетя пальцы друг с другом, Чимин тянет мужчину на себя, прикрывая глаза. Горячее тело сверху пышет желанием и возбуждением, а Император всё сильнее сжимает худые бедра.       Юнги снова отрывается от сладких губ, взглядом впечатывая в себя этот образ.       Золото его кожи и черный шёлк его волос не имеют цены, а тихие стоны и плавные движения бедер пьянят не хуже самого крепкого соджу.       Плавно снимая с Чимина халат, Юнги наслаждается громким стоном, когда шелковая ткань случайно скользит по чувствительным соскам. Юноша уже почти плачет и всё сильнее поджимает к себе коленки.       — Тише, маленький, тише, — широкая ладонь скользит по впалому животу к аккуратному члену, а сухие губы обхватывают бусинку соска, легонько оттягивая его.       Чимин видит весь пантеон Богов, когда Юнги обхватывает член и давит на головку, губами продолжая терзать припухшие от грубоватых ласк соски. Маленькие пальчики вплетаются в волосы на затылке, прижимая ещё ближе к себе. Точеные бедра двигаются навстречу плавным движениям на члене, пока Чимин громко стонет, выгибаясь в спине.       — Мой Император... Прошу, — он открывает глаза, пьяные от накатившего удовольствия, и разводит колени в стороны, открывая себя полностью.       И как всегда — идеал. Ровный тон гладкой кожи, что блестит от всех тех масел, что юноша тщательно втирает в себя, зная, как пьянеет Император от их аромата.       Длинные пальцы ведут ещё ниже, скользнув в ложбинку между ягодиц. Там влажно и всё ещё тесно, несмотря на то, что Чимин ждал и готовился.       Юнги позволяет себе толкнуться в тесноту юного тела, ощущая с какой жадностью Чимин принимает в себя пальцы. Он толкается навстречу и почти плачет, когда Юнги, посмеиваясь, вытаскивает их обратно.       Мужчина обеими руками разводит ягодицы в стороны, облизывая тонкие губы, пока глаза оглядывают нежное тело любовника.       Чимин покрывается краской до самой груди, заметив этот взгляд. Так непорочно и сладко Император на него ещё никогда не смотрел. Сколько бы людей не считали его жестоким правителем, Чимин знал — под ледяной коркой зла и яда, плещется океан нежности и ласки. И Чимин эту ласку получает.       Юноша сам толкает Юнги на спину и нависает сверху. Он заводит руку за спину и обхватывает крепкий член мужчины, несколько раз проведя по нему. Стоит крупной головке коснуться ануса, как Чимин тихо всхлипывает и толкается бедрами вниз, плавно принимая в себя весь размер.       Положив ладони на смуглые бедра, Юнги толкается вверх, отчего Чимин сладко вскрикивает, руками упираясь в грудь мужчины. Член скользит невероятно правильно и чувствуется столь же необходимо, как и кислород. Чимин ведёт бёдрами, отчего пальцы на ногах поджимаются, а длинные волосы сильнее прилипают к двум телам.       Юнги бы соврал, если бы сказал, что не готов умереть за эти моменты.       Император садится и прижимает тело наложника к себе, накрывая губы в жадном поцелуе. Язык скользит по губам внутрь, обводит нёбо и сладко скользит по чужому языку, собирая звонкие стоны.       Движения бёдер ускоряются, и Чимину становится слишком мало и слишком много одновременно. Он обхватывает руками крепкую шею, ощущая, как на член перемещается ладонь, обводя мокрую от смазки головку.       — Мой Император... — пару движений бедрами и сладкое скольжение по нежной кожей члена, и Чимин кончает, тихо постанывая словно котёнок, импульсивно сжимаясь на члене.       Юнги хватает чужое удовольствие и позволяет ему проникнуть сразу в вены. Он кладет расслабленное тело на пух одеяла и продолжает толкаться в обжигающую узость тела, пока Чимин приходит в себя, пытаясь поймать остатки оргазма.       Юнги кончает быстро, чужое удовольствие и долгое воздержание делают своё дело, и он вскоре ложится рядом, прижимая к себе сонного Чимина.       Переплетение черного и белого покрова волос, сочетание бледности Юнги и золотого бархата кожи Чимина кажутся чем-то нереальным в этой ночи.       — Мой Император, никогда больше не оставляйте меня одного, — Чимин хлопает глазками, удобнее устраиваясь на тёплой груди.       — Я буду с тобой всегда. Даже на том свете, душа моя, — Юнги прижимается в целомудренном поцелуе к виску юноши, любуясь тем, как он, медленно проваливается в сон, все теснее прижимаясь к тёплому телу.       Он сделает всё, чтобы все люди его Империи спали так же спокойно. И Юнги знает, что эту войну он выиграет.