Ночь и кусочек вечности

      Ночная охота, которую они проводили сегодня, собравшись вместе, пошла наперекосяк с самого начала.       Начать хотя бы с того, что сюда прибыла парочка обрезанных рукавов, будто бы специально лобызаясь перед его, Цзян Чэна, глазами, так ещё и Цзинь Лин начал подавать сомнения в его, Цзинь Лина, ориентации!       Глава ордена был уверен, что избил бы всех, и переломал ноги племяннику с его тупыми ланевскими ухажерами, если бы вслед за Ванцзи и Вэй Ином не прибыл Лань Си Чэнь.       И все. Как заклинило: приторная, немного грустная и отдающая хитринкой улыбка усмирила его бурный нрав.       Теперь искрился Цзян Чэн не от ярости, а от радости.       Ей богу, сам себе напоминал псину, которая бешено мотает хвостом при встрече с хозяином! Так же и он едва сдерживался от того, чтобы не кинуться к главе клана Лань, лепеча о том, какая хорошая сегодня погода и как обстоят дела в заклинательском мире.       Фу, как приторно.       Потому, под прищуренным взглядом Си Чэня, Ваньинь расфыркивался и уходил в прямо противоположную от другого главы сторону, размахивая рукавами и ругаясь, на чем свет стоит.       Сегодня он тоже психанул, и сам незаметно для себя углубился в лес слишком далеко, опередив остальных адептов ордена и оставшись совершенно один.       — Я как чуял, что ничем хорошим это не закончится, — заскрипел зубами Цзян. — Не зря этот Вэй У Сянь тут оказался…       Самым логичным и правильным делом казалось свалить все свои проблемы на бывшего брата, несмотря на некоторое внутреннее сопротивление: всё-таки после вскрывшейся правды о золотом ядре совесть начала подавать свои ростки в душе Цзян Чэна, и с каждой встречей с перерожденным только укоренялась, прорастая внутрь, крепчая.       — Надоело это все. — Разругался мужчина — Чертов орден, чертов племянник, чтоб эти двое обрезанных подавились… — Ваньинь запнулся, не решаясь озвучить, чем они должны подавится, но про себя решил, что пусть давятся чем угодно, но не… Этим самым.       Вансяни одним названием своего дуэта заставляли думать о непристойностях.       По пути, в этом старом лесу, Цзян встретил не одного мертвеца. Убивал всех Цзы Дянем, выплескивая бушующие в нем эмоции, и шел все дальше и дальше, почему-то иногда передергивая плечами.       Ощущение пристального взгляда между лопаток не отпускало его с тех пор, как он шел по лесу. Это раздражало.       Цзян Чэн был уверен, что это кто-то из своих, и, гадал, кто бы этом мог быть, раз заметить преследователя, просто обернувшись, было практически невозможно — наметанный взгляд не ловил ни малейшего намека на присутствие. Он шел и шел, и незаметно для себя углубился в свои размышления по самым разным поводам: начиная с преследователя, и заканчивая тем, чем бы он хотел завтра пообедать. Разные мысли одолевали буйную голову Ваньиня, и не уходили бы ещё долго, если бы его вдруг не вздернуло за ногу вверх, перевернув вниз головой, и быстро зафиксировало в одном положении, распяв воздухе.       — Твою мать! — ЦзыДянь пропал, обернутый веткой и спрятанный в ее глубинах вместе с пальцем. Меч проворное растение стянуло вместе с ремнем и ножнами и отбросило в сторону, только шелестнули ломающиеся ветки.       — Да чтоб тебя! — снова заругался глава.       Ветки странного, живого дерева, мгновенно спеленали его и оставили обездвиженным. Руки вздернуло вверх, практически выворачивая и фиксируя над головой, сапоги слетели вниз, упав примерно туда же, куда и меч. Подхватив под колени, два самых длинных сучка прижали ноги к груди и развели в их стороны, раскрывая промежность, пока скрытую верхними одеждами и штанами.       Ещё один росток вдруг нагло растрепал его волосы, стянув корону и превращая жёсткий пучок в растрёпанный пельмень. Особо тяжёлые пряди упали вниз, обрисовывая шею, подчёркивая ее длину и бледность.       А потом, завершив свое грязное дело, обвился вокруг шеи.       Цзян Чэн захрипел, дергаясь в хватке, ломая мелкие сучки и раздирая листья, но не мог освободиться от этого странного монстра.       Почему оно такое… Неторопливое? Нежное? Не выкачивает из него духовную энергию, а только обвивается и ласкается, как кошка в течку?       Что-то тут нечисто.       Ещё страннее стало, когда количество оживших стеблей и веток вокруг него удвоилось. Твердые, но гибкие, ветви все крепче обхватывали его тело и конечности, в то время как стебли, отличавшиеся мягкостью и, совсем немного, размером, скользили вдоль открытых участков.       Четыре отростка открыли рот, который Ваньинь сжал, едва увидел тварь в непосредственной близости от губ, и прихватили: два сверху, два снизу, чтобы пятый стебель беспрепятственно проник внутрь, играясь с языком, исследуя полость так, как ему хочется, и проникая как можно глубже, игнорируя рвотные позывы человека.       Против воли глава Цзян попытался сжать колени вместе, лишь бы создать хоть немного трения. У него встал почти сразу после того, как стебли начали играться с ним через одежду, распаляя.       Однако никто не дал ему пошевелиться. Наоборот, ноги резко ряспрямились под напором ветвей, а стебли, влажные, с красноватым оттенком, фанатично набросились на ступни.       Цзян Чэн, все ещё заткнутый стеблем во рту, задрожал. Шея и лицо покрылись полыхающим румянцем. Ваньинь не боялся щекотки. Но эти прикосновения: скользящие, щиплющие, подающиеся назад и вперед в своем темпе, мгновенно довели его до высшей степени возбуждения.       Все тело, чувствительное и беззащитное, чувствующее так же, как сам Цзян Чэн испытывает эмоции — всепоглощающе, ярко и страстно — сдавалось под напором грубой власти и крепкой хватки.       Мужчина почти позволил себе сдающийся стон, обозначающий победу странного существа над ним, как вдруг не услышал, а скорее почувствовал чужое присутствие: оно не оставляло его ни на секунду, но отошло на задний план до тех пор, пока охотник не появился во плоти перед глазами своей жертвы.       Сичэнь улыбался мягко, но за этой мягкостью крылись бешеное возбуждение и нетерпение: вот он, вид, достойный всех наград: растрёпанный и возбуждённый Цзян Ваньинь, сам Саньду Шэншоу, висит в воздухе, ожидающий, как покорная сучка, когда же придет хозяин и покроет его яростно и жестоко, без лишней нежности и ласки.       Но кто сказал что любви без нежности не бывает?       Си Чэнь уже не улыбался: губы сложились в кривую ухмылку, когда он подходил все ближе, а Цзян Чэн только мычал, то ли от возбуждения, то ли прося освободить его как можно быстрее.       У Лань Хуаня и мысли не было о том, чтобы отпустить желанного человека: он подошел совсем близко, так, что пахом упёрся между ног связанного и одной рукой ухватил Цзяна за возбуждённый член сквозь одежду.       Ухмылка превратилась в оскал, а карие глаза хищно пожирали вид и позу, в которой оказался Ваньинь.       — Как вы прекрасны, молодой господин, — захрипел Цзэу-Цзюнь, притираясь ещё ближе. Он согнулся накрывая собой мужчину, обхватывая обеими руками талию, скользя к бёдрам, собственнически сжимая, наслаждаясь запахом и дрожью.       Если бы мог, Цзян Чэн бы высказал Ланю все, что о нем думает. Матом. Громко, одновременно лишая ног сначала этого ублюдка, а потом переходя на остальное семейство Ланей, которые все вдруг поголовно стали обрезанными рукавами, да ещё и смеют переманивать на свою сторону адептов ордена Цзян! Вэй Ин, Цзинь Лин… Неужели он сам тоже падёт перед красотой и страстью Лань Хуаня?       Ну нахуй.       Впрочем, Си Чэнь не оставлял ему выбора. Он вообще не спрашивал согласия, тяжело дыша в грудь связанного человека, и шаря руками по доступному, наконец, телу.       Лань Си Чэнь готовился раскрыть Цзян Чэна как подарок, медленно снимая с него слой одежды за слоем до тех пор, пока он не останется полностью обнаженным.       Цзэу-Цзюнь по-особому щёлкнул пальцами, и стебли оставили затекшую челюсть и рот ВаньИня в покое.       — Что это ты задумал?, — зашипел он сразу, защищая свою честь и чувствуя недовольство тем, что его так просто поймали.       — Как что? — практически замурчал Лань — Конечно, поиметь тебя, глупый. Я так давно хочу тебя, ты бы знал. Ты так прекрасен, когда дерешься, изгибаясь так, как мне и не снилось… А как ты облизываешь губы, когда перепил или волнуешься? Мне каждый раз хочется утащить тебя в укромный уголок и попробовать на вкус эти два чистых, красных лепестка…       Си Чэнь бормотал — много, прерываясь, предаваясь воспоминаниям, а иногда и вовсе замолкая, чтобы устроить новый заход руками вдоль тела. Ветви расступались перед сильными пальцами, а те сжимали плоть так крепко, что на ней точно оставались синяки, наливаясь фиолетовым цветом.       — Сегодня я возьму тебя, — неожиданно четко закончил свою мысль Лань Си Чэнь, и снова щёлкнул.       Ветви разошлись, опустив, наконец, свою ношу вниз, на траву. А после обиженно расступились, оставляя место для стеблей.       Лань Хуань опустился одновременно, начиная снимать с себя одежду быстро и четко.       Стебли занялись тем же самым, практически вытряхивая ВаньИня из тканей. Тот дёргался, пытался вскочить, даже брыкался — пару раз попал по колену Ланя — но не успевал, его перехватывали растения, опрокидывали вниз, и продолжали выполнять приказ.       Цзян Чэн даже думать не хотел о том, как именно Си Чэнь приручил эту тварь.       Немного времени прошло, а Лань Хуань уже накрыл собой ВаньИня. Кожа к коже, сердце к сердцу, этот момент невероятно смутил Саньду Шэншоу, который отвернулся, спрятав глаза и нелепо прикрывшись руками.       Он ощутил, как твердый и толстый (как ему не тяжело, с таким то достоинством?!) член Си Чэня притерся к его промежности, утыкаясь в тонкую кожу под яичками, принося возбуждение вслед за напряжением и страхом перед неизвестностью: на этом скудные познания Цзяна в мужском сексе заканчивались.       — Стой, прекрати… — задёргался он снова, выгибаясь в тщетной попытке выбраться из-под Ланя. Зря. Этими действиями он только распалил мужчину.       Си Чэнь наскоро облизнул два пальца и приставил их к сомкнутому кольцу мышц. Цзян Чэн сжался снизу, насколько это возможно, с трудом вынося подобное отношение, и тяжело задышал, когда сразу два пальца проникли внутрь, необратимо двигаясь все дальше, по самые костяшки.       Задумчиво пожевав губу, а потом увлекая ВаньИня в поцелуй, Си Чэнь на пробу двинул пальцами назад, потом обратно, вбиваясь ими ещё глубже.       Нажал вправо, влево, давя на чувствительные стеночки, и снова повторил поступательное движение.       Все это время длился танец их губ, в котором Цзян Чэн снова пытался взбрыкнуть. Без огонька, правда, больше успокаивая самого себя, мол, я пытался отбиться. На самом деле ему просто нравилось дразниться. От этого Си Чэнь, этот мягкий цветок с тонкой и ранимой душой становился белым тигром, злым и властным. Цзян Чэну нравились эти метаморфозы, от них трепетало сердце, а потеря контроля, такая соблазнительная и приятная, не представлялась более угрозой ущемления его гордости.       В нем двигалось уже четыре пальца, быстро, торопливо, потому что сам Лань Хуань терял над собой контроль, собирая себя по кусочкам лишь для того, чтобы более-менее подготовить партнера.       Сегодня удовольствие должны получить они оба.       В последний раз толкнувшись пальцами, но впервые задев простату, отчего Цзян Чэн не сдержался и простонал короткое «войди», Си Чэнь приставил головку члена ко входу и вдохнул.       Одновременно с выдохом он плавно вошел в тело, без жалости протискиваясь внутрь целиком.       Чувство разрыва было для ВаньИня новым, мучительным и тягучим. Он не понимал, что происходит, не осознавал что это момент их единения: не мог поверить что нечто настолько большое поместилось в него полностью. Он смотрел наверх, на кроны деревьев и кусочки неба, держался руками за фиолетовую ткань, на которой лежал, и хрипло постанывал на одной ноте.       Недолго Лань Хуань пробыл без движения: он подождал пару секунд и задвигался быстро и грубо, хватаясь за бедра мужчины, шлепая своими бедрами о ягодицы Цзян Чэна, вбиваясь как можно глубже и выходя почти полностью.       Глава Цзян уже не стонал, он скулил, когда в него входили, открывая рот, и выдыхал ставший тяжёлым воздух, когда Си Чэнь выходил, оставляя внутри только головку. Все тело будто окунулось в лаву, но не сгорело там, а увязло в ней, как в паутине, утонуло, как в воде, чувствуя жар и боль ожогов от окружающего его огня.       Это было нереально больно, но вместе с тем так хорошо, как не было никогда.       Когда Цзян Чэн в последний раз напрягся, пытаясь кончить, он не смог этого сделать — один из стебельков, о которых все забыли, обвился у основания члена и потерся кончиком о дырочку уретры.       — Так быстро мы не закончим, сладкий — улыбнулся Хуань, замедляясь.       Теперь его толчки были такими же глубокими, но стали медленными, нежными, без напористости.       Си Чэнь схватил в руку левую ногу Цзян Чэна и зафиксировал перед своим лицом.       — Я видел как ты отреагировал на такую простую ласку, — задумчиво прокомментировал он, и вобрал в рот большой палец ступни.       Позвоночник Цзян Чэна прошило молнией, он откинул голову назад, закрывая глаза: он не мог этого вынести.       — Такая занимательная реакция, — пробормотал Хуань и продолжил играть.       Он прикусил кожу у основания пальца, лизнул стопу, и очень даже увлекся, изучая тонкую и аккуратную стопу, не замечая, как сочится смазкой член ВаньИня, а сам он готов со слезами на глазах умолять дать ему кончить.       Потому что ноги были его эрогенной зоной.       Слишком много чувств навалилось на бедного главу Цзян. Эта новизна ощущений, потеря в пространстве и беспомощность — смешавшись, это стало огромным комком, который нужно было выплеснуть: убить Си Чэня, или нормально трахнуться с ним и кончить, расплываясь в удовольствии.       Но этот гад не позволял ни первого, ни второго!       — О, а я ведь даже не осмотрел вторую ножку, — удивился Цзэу-Цзюнь. Он отпустил терзаемую конечность, и схватил в кулак твердый член любовника.       Наконец он сменил темп на более быстрые толчки, сосредоточенный не на действии, а на мыслях о том, что Цзян Чэн в реальности оказался куда более страстным и интересным любовником, чем в его весенних снах.       Это радовало: если заманить главу Цзян в ГуСу под благовидным предлогом, они вместе смогут попробовать много интересного.        Пусть в ГуСу не было острой еды, это правило не относилось к остроте ощущений.       Уже придумав, как заманить недотрогу в свое логово, Си Чэнь яро взялся за удовлетворение Цзян Чэна.       Он не хотел заканчивать быстро, он мог брать ВаньИня долго, в одной и той же позе часами, а мог мучить, ускоряясь и замедляясь, касаясь, кусаясь, трогая, хватая и лаская.       У них впереди вся ночь и кусочек утра.       За это время можно успеть многое, а в планах развлечений на ночь стояло наблюдение за тем, как похотливые стебельки трахнут Цзян Чэна, смотреть, как Ваньинь удовлетворяет сам себя, взять его во многих позах, пометить, отлюбить до потери сознания и многое, многое другое…       Ведь у них впереди ночь и кусочек вечности.