Если бы ты была жива...

Атанасия де Эльджео Обелия — принцесса Обелийской империи. Она — брошенный ребёнок в Рубиновом дворце, не видевший своих родителей. Единственной, кто хоть как-то заботился о юной принцессе, была её горничная — Лилиана. Та души в ней не чаяла, берегла малютку, как собственную дочь. Но в 5 лет маленькая Атанасия случайно забрела туда, куда не собиралась заходить никогда — во дворец своего отца.  «План А: жить, не привлекая внимания Клода в Рубиновом дворце, пока не умру». Девочка, тяжело вздохнув, зачеркнула строку, добавляя «провалился». Слова отца вновь и вновь терзали сознание принцессы: «Что этот грязный жук делает в моём дворце? Это лицо… Прямо как у неё. Как она тебя назвала? Я уверен: Атанасия». Неужели она так похожа на мать? Почему собственный отец её так ненавидит? Принцесса не знала, какими должны быть настоящие родители.   Тогда Ати ещё не выбрала «План В». Она и сейчас бы его не выбирала ни под каким предлогом, но у неё ничего не осталось, кроме как очаровать собственного отца-психа. Широкая улыбка, невинность в глазах, милое «папочка» из уст ребёнка — все это лишь фальшь. Под устрашающим взглядом императора Ати ни секунды не сомневалась — всё только ради того, чтобы выжить. Но годы шли: Атанасия привыкла к Клоду, а тот, в свою очередь, привязался к ней. Впервые она остро ощутила его удушающую заботу на своём дебюте.  «Я и забыл, что ты — совсем другой человек, пусть внешне и её копия. Какой же я дурак», — тогда Клод улыбался, хотя в его глазах отражалась огромная боль. Это и улыбкой сложно было назвать. Ати в первый раз увидела своего отца-императора таким: одиноким, разбитым и до боли человечным. Их первый танец окончательно разрушил стену между ними. Этот дебют стал решающей точкой для обоих. Но тогда, садясь в карету, Ати не подозревала, что услышит первые поздравления от отца. И уж тем более, что сегодня Клод подарит ей капельку чуда.  — Пап, а куда мы едем?  — Увидишь.  Ати надулась пуще прежнего. О том, чтобы вести себя перед Клодом так, как и раньше, не было и речи. Но теперь принцесса могла искренне улыбаться и иногда по-настоящему побыть эгоисткой перед своим отцом.  Поэтому сейчас Ати была обижена: не такого окончания своего дебюта она ждала. Хоть Клод и был сегодня неожиданно прекрасным отцом (так еще и полностью одетым), но все равно оставался молчаливой букой с нечитабельным выражением лица. — Уже скоро, Атанасия.  Оказывается, всё это время Клод смотрел на неё, хмурящую брови и вовсе не скрывающую недовольство, с теплотой в глазах. Льды в топазовых глазах наконец-то треснули. Ати даже смутилась от такой неожиданной теплоты.  Карета остановилась перед дворцом. Клод помог Ати спуститься и повёл её через знакомый теперь сад. Вот здесь они впервые встретились; на какой-то фигурке должен остаться отпечаток детских зубов. Там, чуть дальше — река, по которой они дважды сплавлялись. А здесь Клод потребовал высадить розы и построить беседку, в которой отец с дочерью иногда проводили свой досуг.  Ати продолжала безропотно идти, даже тогда, когда они стали уходить по винтовой лестнице куда-то вглубь дворца императора. В этой части она никогда не была. Атанасия знала, где в отцовском дворце спальня, кабинет и несколько комнат, оформленных для неё. Но здесь было слишком пусто и просто для императорской резиденции. Только лестница, уходящая вниз, словно потайной ход из дворца. Ати покрепче взяла отца за руку, — Клод предложил её, как только они начали спускаться.  В оказавшемся коридоре было неожиданно сухо, хотя всё так же мрачно: лишь в самом конце горели свечи. Пространство было усыпано колоннадой с потрескавшейся гипсовой основой. Принцесса больше ожидала увидеть какую-нибудь тайную тюрьму или комнату пыток. Но даже от таких мыслей Ати не было страшно. В конце концов, Клод вряд ли стал бы её убивать после того, что устроил на дебюте. Девушку напрягало лишь то, что Феликс, бесшумно идущий позади, выглядел уж слишком удивлённо, да и дверь сюда появилась только после магических манипуляций Клода. «Надеюсь, это не месть за оттоптанные ноги, правда же?», — принцесса спокойно шла за руку с отцом, но внутри у неё всё неожиданно похолодело. Ей ли не знать, каким «очаровательным» может быть её папочка. Освещенная свечами дверь была без видимых замков, но Клод всё равно провёл по отполированному дереву рукой. Магический контур вспыхнул ярким топазовым светом, таким же, как цвет глаз императорской крови. С лёгким скрипом дверь отворилась. — Проходи, Атанасия. Ати даже не успела собраться с духом и спросить, что там, как её подтолкнули в открывшуюся комнату. Там царил полумрак, пахло травами и было очень тепло. Где-то зашуршали простыни.   — Я думала, ты сегодня не зайдёшь. Ты же говорил, что у Ати дебют.? Принцесса смотрела практически на свою копию. Под балдахином на кровати лежала та самая фея из её снов. Другого синонима девушка не могла подобрать. Золотые локоны, как у неё; бледноватая кожа, даже слегка болезненного оттенка; алые глаза, но светлее, чем у Лукаса. Женщина удивлённо смотрела на гостей, точнее на Атанасию. Вошедших мужчин она пока не удостоила даже взглядом. — Ати…? — если бы в комнате прозвучал хотя бы один лишний шорох, то ее голос потонул бы в нём. Но здесь царила тишина, и при желании можно было услышать как потрескивал огонь свеч. — Ма-ма? — сбивчиво ответила принцесса, до последнего не веря своим глазам. Разве её мать не умерла при родах? Почему сейчас она смотрит в глаза той, чьей любви она никогда не знала, и думала, что не познает?  — Прости, что не предупредил, Диана, — принцесса никогда не слышала столь мягкого тембра у своего отца. — Атанасия, подойди, — Клод аккуратно подтолкнул Ати к кровати. Женщина на ней уже протягивала руки, и слёзы тихонько катились по её щекам. — Какой красавицей ты у меня выросла!  Это подействовало как спусковой механизм, и Ати упала в объятия Дианы, прошептав лишь: «Ты ведь правда моя мама». В ответ объятия лишь становились крепче. Кажется, они обе плакали. Кажется, Клод аккуратно присел у девушек в ногах. Кажется, Феликс старался слиться со стеной, но постоянно вытирал выступающие слезы. Кажется, прошло лишь пару минут, но время шло слишком быстро…  — Атанасия, уже поздно, — Клод осторожно коснулся плеча дочери. — Возвращаемся. — Но…  — Мы вернёмся ещё. Дай своей… матери отдохнуть, — Клод споткнулся, называя Диану непривычным «титулом», но в лице не изменился.  — Я буду вас ждать, — на прощание женщина поцеловала Ати в лоб и помахала уходящим рукой.  Как только дверь закрылась и новый контур окутал её, Клод грозно посмотрел на рыцаря. Вся мягкость в его образе словно осталась в той комнате, где находится Диана. — Феликс Робейн, ты никому не расскажешь о том, что видел. Ты будешь защищать эту тайну так же, как защищаешь принцессу. — Есть, — рыцарь опустился на одно колено и склонил голову.  — Дальнейшие указания ты получишь завтра. А сейчас проводи Атанасию в Изумрудный дворец. Теперь винтовая лестница не пугала принцессу; в простоте помещения проглядывалась старая кладка дворца. Возможно, эти комнаты намного древнее верхних этажей. Вернувшись в знакомые коридоры, Ати смотрела вслед удаляющемуся силуэту отца. Феликс пытался намекнуть, что им пора уходить, но принцесса стояла на месте. А затем набрала побольше воздуха в лёгкие. — Папочка, — Ати крикнула, надеясь, что случайно не разбудила всю прислугу. Главное, что Клод обернулся на её зов. — Спасибо за лучший день в моей жизни! — принцесса искренне улыбнулась. Император ничего не ответил, лишь развернулся и продолжил идти, но почему-то девушка была уверена, что в тот момент он улыбался. Когда принцесса вернулась в Изумрудный дворец, её окружили горничные, помогая ей снять бальный наряд. Лилиана с заботой укрыла Ати и пожелала спокойной ночи, однако она не могла уснуть. Девушка вышла на балкон своей комнаты, размышляя о маме с папой и не представляя, как ей заснуть. Неожиданно появившийся Лукас решил эту проблему в своей манере: ехидной улыбкой и щелчком пальцев. Под колыбельную, играющую с помощью магии, и тихое пожелание «и тебе» Ати быстро уснула. Впервые у неё было так тепло на душе. Принцесса проснулась для себя неожиданно рано и с большим нетерпением ждала утреннего чаепития с отцом. Она рассчитывала, что выведает у него всю информацию про свою маму. И как только в саду остались они втроем: Ати, Клод и чуть в отдалении Феликс — принцесса посмотрела в глаза отцу и мысленно приказала себе не дрейфить. — Папочка, почему ты скрывал от меня, что мама жива?  Меланхоличность Клода ни на грамм не исчезла. Всё так же подперев рукой подбородок, мужчина бросил взгляд на свою дочь. Он рассказывал так, будто его это совсем не касалось, хотя Ати видела всю бурю, бушевавшую в глазах отца. Какие силы ему требовались, чтобы оставаться таким спокойным?  Диану травили, пока она была в гареме. «Из-за этого и произошла кровавая баня в Рубиновом дворце», — заключила Ати. Клод спас Диану после родов благодаря своей магии, но не без последствий. Никакое волшебство не могло полностью исцелить женщину. Диана стала слишком слабой — любая болезнь могла стать роковой для неё, что уж говорить о дворцовых интригах, в которых применялись все способы, чтобы лишить соперника жизни. Ее было слишком опасно оставлять на виду у всех. Но самое страшное — она не просыпалась. Диана пришла в себя лишь шесть лет назад. Только теперь Ати поняла, почему Клод так сильно ненавидел её внешность. Она была живым напоминанием той, которая могла никогда не проснуться. — Поэтому она пока там. В безопасности. Долгий сон сказался на её теле, возможно, она… — Клод замолчал. Желваки заходили на скулах, в топазовых глазах царила буря. — Возможно, она никогда не сможет нормально ходить.  Ати не смогла сдержать тревожного вздоха и прикрыла рот руками. Её мама ведь любила танцевать, верно? Что для неё значит остаться калекой на всю жизнь?  — Ты можешь её навещать, только будь предельно осторожна. Поняла? — закончил Клод. Принцесса была в силах лишь кивнуть. Чаепитие проходило в полной тишине, только звук фарфоровых чашек иногда разбивал её. Зная, что мама находится одна, Ати старалась как можно чаще заходить к ней. Сложность заключалась лишь в том, что ни у кого не должно было возникнуть подозрений: куда принцесса уходит, почему она долго отсутствует и все в таком духе. Ситуацию хорошо контролировал Феликс: если Ати забывалась и могла разговаривать с Дианой без устали, верный рыцарь виновато прерывал их и уводил девушку. Атанасия с удовольствием рассказывала о прошлом, ругая отца, о чаепитиях как с Клодом, так и с девочками своего возраста. Принцесса внимательно слушала истории от матери: о зарубежных странах, разнообразных танцах и первом знакомстве с Обелией. Иногда к ним заходил Клод. Ати сидела под боком у Дианы, а мужчина всегда устраивался где-то в ногах у своей возлюбленной. Феликс со свойственной ему тактичностью тихонько выходил из комнаты и охранял покой семьи.  Это были самые счастливые мгновения в жизни принцессы. За обе её жизни. Впервые она благодарила высшие силы за тот шанс, что ей предоставили. Но белая полоса быстро разрушилась. Обычное чаепитие. Вырвавшийся счастливый Воронуля. Почему это случилось тогда, когда Лукас покинул дворец? Почему тем, кто должен был жертвовать собой, оказался именно Клод?  После злосчастного чаепития, после грубых, раздирающих сердце слов отца, Ати желала лишь одного — оказаться в объятиях матери. Однако она не могла зайти во дворец императора. Теперь девушка даже не могла позвать Феликса и спросить хотя бы о состоянии Дианы. Ати ломала голову: забыл ли Клод и о её маме? Ей до безумия хотелось ощутить то тепло, о котором она недавно узнала. Теперь все изначальные планы принцессы, построенные в далёком детстве, летели в тартарары. Она не могла покинуть дворец. Не сейчас. У неё наконец-то появилась семья, так почему она должна её оставить? — Я просто хочу обнять тебя, мамочка… Сердце разрывалось от отчаяния и бессилия. Проснувшаяся магия решила исполнить хоть одно желание потерянной принцессы — Ати оказалась в маленькой комнатке, пахнущей травами.  Так Атанасия научилась телепортироваться. Диана нежно гладила дочку по голове, пытаясь успокоить ее. Та отрывисто пыталась рассказать о произошедшем и о том, как она провела без сознания 10 дней, но всё, что смогла выдавить из себя Ати — два слова: «Мамочка… папочка…». Диана укачивала расстроенную дочку и даже начала мурлыкать под нос колыбельную. Безусловно, она волновалась о Клоде, но больше её сердце беспокоилось за сжавшийся у неё на руках комочек. Женщина никогда не видела, чтобы её взрослая малютка была в таком отчаянии.  — Нужно привести его ко мне, — спокойно сказала женщина, всё так же поглаживая дочь по голове. — Раз он не помнит тебя, то вряд ли знает, что я очнулась. Если вообще помнит про эту комнату, — рассуждала Диана. Её размеренный и уверенный голос успокаивал девушку. — Вдвоем мы точно сможем разбудить его любовь к нам. Да, моя девочка? В дверь тихонько постучали. У Ати сердце упало в пятки, но Диана улыбнулась ей и покрепче обняла, чтобы та не сбежала. — Заходи, Феликс. — Я прошу прощения за беспокойство… Принцесса?!  Феликс буквально упал на колени перед кроватью, смотря на заплаканное лицо Атанасии. — Мне очень жаль, принцесса. Простите. Рыцарь долго извинялся за то, в чем не был виноват и чего не мог предотвратить. Успокоившихся гостей Диана напоила чаем и устроила допрос с пристрастием, чтобы составить план дальнейших действий. Так Ати под предлогом прогулок уходила к матери. Феликс всеми силами и изменившимся дворцом доказывал, что принцесса на самом деле любимая дочь Клода. Но близился день рождения императора, а он все так же не помнил ни о времени, проведённом с дочерью, ни о живой возлюбленной. Перед празднованием Диана передала ему письмо через Феликса, и в скором времени дверь с грохотом отворилась. — Приветствую вас, солнце обелийской империи. Помните ли вы свою любимую танцовщицу? — Как…? Клод смотрел на Диану с таким же удивлением, как смотрела на неё Атанасия при первой встрече. — Вы спасли меня, мой император. Как и выполнили моё желание: наше дитя растёт здоровым и до недавнего времени счастливым, — женщина опустила взгляд на сложенные в замок руки. — Неужели ты и вправду забыл о нас? Разозленный Клод схватил Диану за тонкие плечи — возможно, пытался уничтожить видение, бред своего больного разума. — Я жива, Клод. И я не плод твоего воображения. Но как бы сильно я тебя ни любила, не прощу издевательства над моей дочерью. Посмотри на неё! — в глазах Дианы разгоралось пламя уверенности.  Ати осторожно выглянула из тени балдахина, с надеждой смотря в родные топазовые глаза, одними губами произнося: «Папочка». Клод схватился за голову и прислонился к стене. Обеспокоенные девушки звали его, но он лишь болезненно кривил лицо. Картинка расплывалась перед глазами. От взгляда таких же, как у него самого, глаз, голова болела еще сильнее, разрываясь от двух совершенно противоположных желаний: схватить за горло и… крепко обнять. — А-та-на-си-я, — от одного её имени, произнесенного с той нежностью, которая ему была присуща, Клод лишился сознания.