Воспоминание

Память — мучительный механизм работы ума. Благодаря памяти, мы можем учиться, можем держаться, мы можем помнить хорошее, но и плохое. Плохое — всегда. Память — это то, что доводит людей до безумия, до пули в себя. Память о том, что они сделали и кем стали. Иногда воспоминание может быть горьким и сладким одновременно. Достаточным в равной мере для самоубийства и всеобъемлющего счастья. Или… не счастья, но чего-то близкого к нему. Кто во вселенной может сказать, что он действительно счастлив? Дождь обрушился на мир, перепугав всех жителей Централа в эту кошмарную ночь. Гром сотрясал землю, молнии криво рассекали черноту. Гроза была ужасная, какой давно не видели, но Рой Мустанг объяснял её приходом весны. В любом случае, он не волновался. Всё, что было его миром, находилось в тепле и уюте престижного ресторана, за столиком, на котором горели свечи. Рой улыбался со своего края стола, опустив подбородок на переплетённые пальцы, слушая, как то звонкий, то хриплый голос повествует о занятиях и прочей ученической жизни. Его сын достиг переходного возраста, и несчастные голосовые связки всё ещё мучительно перестраивались. Рой не мог не гордиться, но и не грустить тоже не мог. Четырнадцать лет пролетели будто в один миг. Рой откинулся назад и приобнял жену. Она удивлённо улыбнулась ему, и казалось невероятным, как лёгкий изгиб губ может сделать мир ярче. Он улыбнулся в ответ и сжал её пальцы, снова сосредотачиваясь на том, что говорил сын. — И тогда профессор Элрик начал орать и ругаться, и пришёл парень из администрации и сказал ребятам, чтобы они не обращали внимания. Он был как не в себе. Но профессор Элрик всегда такой. Ох. Рой вздохнул про себя, потому что не нашёл слов для ответа сыну. Привычное «как это мило, солнышко», выданное его женой, Роксанной, заставило его стыдливо опустить голову. Всё было ярким и красивым, но бледным и фальшивым. Он всё больше и больше думал о том, что эта жизнь казалась… неполной. Он не жалел, что женился на Роксанне, сын был для него всем, но всё-таки ощущение небольшой неправильности оставалось. — И что профессор Элрик рассказывал о своих приключениях на этой неделе? — наконец выжал из себя Рой, саркастически задрав бровь. Подросток, сидевший напротив, тут же просиял, потом помрачнел, всё в одну секунду. Его неугомонный мальчик. Эдвард был практически таким же, подумал он с лёгкой улыбкой. — Ничего он не рассказывал. Сказал, что день неудачный. И это херово, потому что он собирался рассказать про синских медведей. — Следи за языком, — автоматически сделала замечание Роксанна, и мальчик испуганно склонил голову, всё ещё разочарованно хмурясь. Рой так и не опустил бровь. Каждую неделю у Элрика была заготовлена байка для студентов, во всяком случае, в минувшие четыре месяца. Рой тоже расстроился — всё это время он с удовольствием слушал, как сын пересказывает истории профессора Элрика, в которых сам он, Рой Мустанг, зачастую был звездой. И что никогда не надоело бы ему — восхищение героем, появлявшееся на лице сына, когда на сцене появлялся он. Как будто быть фюрером недостаточно, сын больше всего гордился им потому, что он был ублюдком-полковником из прошлого. — Возможно, вы сильно довели его на этой неделе, — предположил Рой, и подивился, как быстро мальчик замотал головой. — Профессор Элрик нас любит! Он сказал, что мы его любимый класс, и даже подмигнул мне при слове «любимый». Значит, я у него любимый ученик, — он сам так сказал! Рой так боялся, что Элрик будет плохо относиться к его сыну в классе. Хотя его не меньше беспокоило, что Элрик проявляет к его наследнику особое внимание. Вот дерьмо. Паранойя снова накатила. Фюрер схватил бокал и залпом выпил вино до последней капли, наслаждаясь тем, как алкоголь обжёг горло. Он бы предпочёл что покрепче, но нищие не выбирают. Хотя… он же фюрер. Он подозвал официанта и вежливо попросил принести бутылку лучшего виски. Жена сверлила его взглядом, но от этого можно было отмахнуться, как от назойливого насекомого, просто проигнорировать. Сын воспользовался повисшим напряжённым молчанием и продолжил болтать о своём курсе «Основ алхимии». Рой, кажется, больше не мог сосредоточиться на разговоре, его разум унёсся далеко, к одному блондину. Роксанна тоже была блондинкой, но волосы у неё были светлее, чем у него, когда Рой в последний раз его видел. Это было… твою ж мать… Рой глянул в окно и так подскочил на стуле, что его близкие обернулись поглядеть, что же он там увидел. И пооткрывали глаза и рты. Сын даже вскочил от волнения и замахал рукой. — Профессор Элрик! Что вы там делаете? — Сядь, мальчик! — рявкнул Рой и поднялся, чтобы вернуть сына на место. - Он тебя оттуда не слышит. — Не кричи, пожалуйста, Рой. Не устраивай представление, — шикнула Роксанна, накрывая его ладонь своей. Стряхнув руку жены, Рой снова повернулся к окну, где всё ещё с несчастным видом под дождём стоял Элрик, прижав одну руку в перчатке к стеклу. Эти прекрасные золотые глаза, будто темневшие при взгляде на Роя, манили его. Он чувствовал светлую грусть, словно вернувшийся домой бродяга, или, может быть, словно рыбак, которого сирена заманивает в пучину. Что бы там ни было, Рой потянулся к мужчине за стеклом и заметил, выбираясь из-за столика, какими взглядами обменялись жена и сын. Они поймут, конечно. В последние полгода обучения сына Рой представлял себе воссоединение совсем не так. Иногда он воображал, как приедет забирать сына из школы, и там будет Эдвард, и он выйдет из машины, и Эдвард назовёт его ублюдком. И они легко вернутся к прежним ролям. К сожалению, судя по выражению лица Эдварда, этого не получится. Что-то пошло совсем не так. Из-за соседнего столика поднялась красивая блондинка, её белое платье замерцало в свете свечей, но Рой с лёгкой улыбкой жестом приказал ей оставаться на месте. Риза Хоукай с беспокойством посмотрела на него, затем перевела взгляд на окно, и её лицо разгладилось. Фюрер он или нет, важно было, чтобы кто-то прикрывал спину. Но пару минут без Ризы он обойдётся. Тяжело сглотнув, Рой прошёл к выходу из зала. Быстро договорился с управляющим доставить его семью домой, если он не вернётся, и вышел под дождь. Встряхнув и раскрыв зонт, он повернулся к сияющим окнам заведения. Эдвард всё ещё стоял там, медовые волосы тяжело свисали, совершенно пропитавшись водой. Но вот он снова встретился взглядом с Мустангом, и золотые глаза стали строже, а выражение лица резче. Как будто он ожидал, что Рой его проигнорирует. Со страдальческим вздохом Рой подошёл вплотную к Эдварду, укрыл зонтом их обоих и вздрогнул, когда молния и гром снова разорвали небо. Заметив это, Эд вздёрнул бровь, но ничего не сказал. Много долгих секунд они просто стояли и смотрели друг на друга, и наконец губы Эдварда дрогнули в улыбке. — Как жизнь, ублюдок? Мустанг слабо улыбнулся в ответ, позволяя маске слегка соскользнуть, чтобы Эдвард мог увидеть человека под ней. Золотые глаза оглядели его с ног до головы, казалось, обжигая кожу прикосновением, и Эдвард кивнул, будто бы с удовлетворением. Молчание снова затянулось, и Рой слегка шевельнулся, зная, что Эдвард заметит движение. Глазастый мелкий паршивец. Хотя он уже не был тем мелким паршивцем. Боги, сколько же Эдварду сейчас? Тридцать два? Тридцать четыре? Рой не мог вспомнить. Но, в любом случае, Эдвард был по-прежнему великолепен. К счастью, он сохранил тонкие черты своей матери, хотя Рой мог видеть Хоэнхайма в сильной линии челюсти и, конечно же, в масти. Великолепный, янтарный, как лучший виски, золотой, как тёплый, горько-сладкий свежий мёд. Жёлтые, звериные глаза, которые просчитывали каждый миг каждой ситуации. — Может… подвезти тебя куда-нибудь? У тебя неприятности, Эдв… профессор Элрик? Так держать. Оставайся в рамках рабочих отношений. Эдвард вздрогнул, потом пожал плечами и уставился в тоскливую ночь. Капля воды сверкала на его длинных, тёмных ресницах — настоящее чудо, учитывая светлые волосы, — и золотые глаза тускло поблёскивали. Это было ужасно, и Рой почувствовал, как неловкость распространяется по телу, врезавшись, словно кулак, под диафрагму. Эдвард Элрик никогда не был тусклым. Он был сияющим, и его глаза должны были сверкать диким огнём. - Можешь подбросить меня на квартиру, если не слишком занят с женой и сыном. - Конечно, я могу тебя подбросить, - автоматически ответил Рой, даже и не думая о своей семье. Это, должно быть, смотрелось ужасно. Но это же Эд. Рой повернулся к окну и встретился со взглядом жены, любопытным и слегка взволнованным. Подняв руку, Рой указал в сторону тротуара, где была припаркована их машина. Жена быстро кивнула и вернулась к сыну. Двое алхимиков молча прошли к автомобилю. Только шорох дождя по зонту нарушал напряжённую атмосферу. Рой то и дело поглядывал на Эда краешком глаза, и измождённый, потерянный вид блондина разбивал ему сердце. Даже волосы, свисающие на лицо, но их Рой попытался списать на дождь. Они сели в машину и быстро покатили прочь. Эд негромко и мягко говорил, куда ехать, и Рой снова и снова испытывал ужас от подавленного состояния Эда. Внезапно у него перехватило дыхание, и он обернулся к Эду. - С Альфонсом всё в порядке? Эд, казалось, смутился. - Разумеется. Рой испустил долгий вздох облегчения и снова сосредоточился на дороге, поворачивая по указаниям Эда. Довольно скоро, дрожа от волнения, Рой припарковался возле дома, где жил Эд, странной маленькой двухэтажки, и подумал, нравятся ли Эду его соседи. Он поставил машину на нейтралку и заглушил мотор. Повисла тишина, уютная и напряжённая, - как только могли ужиться два таких контрастных чувства. Прошла минута, может, и две, и Рой пьянел от ощущения, что Эд, которого он не видел сто лет, сидел в его машине. Воспоминания о днях совместной службы мелькали в голове, как фотографии в альбоме, и Рой вспоминал, каким Эд был подростком, таким взрослым... и таким ребёнком, таким грубым... и таким нежным. - Маэс твой, кстати, тот ещё мелкий засранец. Рой хохотнул, он знал своего сына слишком хорошо, но возразил: - Ему почти пятнадцать, Эд, никакой он уже не мелкий. - Да? Тебе самому уже лет сто, а ты всё ещё мелкий засранец. - Ты сам кто такой, чтобы звать меня мелким? Они оба неловко рассмеялись, вспоминая. Но вслед за этим глупым воспоминанием пришло другое. Рой почти застенчиво улыбнулся Эду, позволяя маске упасть, когда пригласил его к себе домой. Потрясённый Эд упрямо ему отказал. Улыбка Роя дрогнула, волна стыда и злости затопила его. Боги, что он за идиот. Но потом анализирующие, острые глаза Эда впились в него, и мальчишка - потому что, блядь, он и был всего лишь мальчишкой, - раздражённо вздохнул. - Ладно. У тебя есть, что выпить? О чём я, конечно есть. Хочешь опять трепаться о теории алхимии? Отсоси, ты в ней не шаришь. "Ох, я бы отсосал..." - Ну точно. Приходи к восьми. - Ага. Остаток дня тянулся так мучительно, мучительно медленно, но в конце концов Эд оказался на диване у Роя, он потягивал виски и просматривал теоретические выкладки начальника с недовольным лицом. - Что-то мне кажется, Мустанг, ты насочинял это абсолютное говно, только чтобы заманить меня к себе домой. И Мустанг смог только улыбнуться со своего места, сердце сжалось и подпрыгнуло, когда он оценил вид Эда, склонившегося над столиком с бумагами. - Может, ты и прав, Эд. Эд вздрогнул и с подозрением посмотрел на Роя. - И с чего я тебе сдался? Рой поставил стакан. Воодушевлённый жидким огнём, бегущим по венам, он потянулся, взял в ладони лицо Эда, нахмурившись, когда тот вздрогнул от прикосновения. - С того, что ты просто великолепен, Эд. Юный алхимик разинул рот, и Рой моментально воспользовался шансом, жадно прижался к губам Эда и быстро проник в его горький, отдающий алкоголем рот, и парень ахнул. Чего Рой не ожидал, так это рук, которые ухватились за его рубашку и неуверенно притянули. Он опустил ладони на талию Эда и принялся изучать его тело. В считанные минуты Эд оказался голым, разметавшимся по его кровати и непристойно стонущим от того, как рот Роя трудился над ним. Боги, он был охуительно совершенен. Когда Эд был уже близок к оргазму, Рой перевернул его. Он объяснил, что собирается сделать, и Эд смутился. Рой подбодрил и успокоил парня, нежно погладив по бедру, и осторожно-осторожно начал его подготавливать. Дальше всё было в тумане жара и удовольствия, и болезненны вздохи, которые издавал Эд, перетекли в довольные стоны, а после в громкий вопль, с которым Эд кончил в руку Роя. Мустанг быстро последовал за ним, и оба они повалились на постель. Так они и уснули, переплетясь и согреваясь в уютных объятьях друг друга. Когда Рой проснулся, Эда уже не было. - У тебя милая семья, - пробормотал Эд, вырывая Роя из воспоминаний. Рой сглотнул, вздохнул, в замешательстве и смущении, и спросил, несмотря на мучительно сжавшееся горло: - Зачем ты здесь, Эдвард? Эд попытался выдавить улыбку, но от его следующих слов сердце замерло у Роя в груди, словно кувалдой ударили по рёбрам, и стало так больно, что показалось, он сейчас умрёт на месте. - Я просто хотел удостовериться, что ты больше не педофил. Маэс мой любимый студент - а его папаша проклятый больной сукин сын. Рой замер в мучительном шоке, когда Эд распахнул дверцу и выбрался из машины. Сквозь туман в глазах Рой смотрел, как мужчина идёт к двери и заходит внутрь, едва задержавшись, чтобы открыть замок. Вокруг были только холод и тьма, сердце стучало в ушах Роя как копыта бледного коня Смерти. Он чувствовал, что разваливается, боль и вина грызли каждую клетку его тела, как голодные, ненасытные звери. Глаза и горло горели, и Рой уставился вперёд, вцепившись в руль, желая удержать готовые пролиться слёзы. Голова кружилась. Ему было больно. Но внезапно онемение обрушилось на него и он тупо уставился вперёд. Разум был пуст, и только два слова слетели с губ, когда Рой заводил мотор, чувствуя, что готов вернуться к семье. К своей семье. К жене и сыну. К Маэсу, которого Эд учил раз в неделю и за которого волновался из-за одного инцидента в своём детстве. Эд, у которого была явная травма из-за Роя. Из-за Роя. - Прости меня...