Мемуары по уши влюбленного Хоука

Я готов поверить в Создателя за то, что, возможно, именно он послал мне тебя. Я готов поверить в любых богов в благодарность за то, что знаком с тобой. Я не чувствовал ничего подобного раньше. Я был страстной натурой: у меня было много пассий, и Я менял их, словно перчатки. Мне нравились эльфы: их глаза, словно драгоценные камни, заостренные ушки, хрупкое тело. Но, такого эльфа как ты, Я встречаю впервые. Впервые также меня перестал интересовать кто-либо кроме тебя. Я болен? Всё началось с очередных попыток заработать звонкую монету. Мы пообещали вернуть товар какого-то гнома за небольшое вознаграждение, но, как оказалось, это было ловушкой, которая закончилась целой сворой атакующих нас работорговцев, упоминающих какого-то эльфа. Только моя не очень сообразительная черепушка начинает задумываться о том, что вообще происходит, как появляешься Ты, и все остатки моего разума мгновенно пропадают. Белоснежные, седые волосы, острые скулы, большие, зеленые, но уставшие глаза, нос с горбинкой, пухловатые губы, смугловатая кожа, островатые эльфийские уши, хриплый, глубокий голос, светящиеся по всему телу татуировки, которые видны даже через одежду, небольшая сутулость, взгляд из-под челки, тонкие пальцы, невероятная сила в таком худом и по своему изящном теле. Всё это — Фенрис. Фен-рис. Какое чудесное имя. Какой Ты чудесный. Весь. Во всём. Наверное, это любовь с первого взгляда, как бы это глупо не звучало. Оказывается, что Фенрис — сбежавший раб. Я, к сожалению, мало что знаю о работорговле, никогда в ней не участвовал, но однозначно знаю, что это плохо, и Фенрису нужно помочь. За таким чудом — хоть на край света. Так и началось наше знакомство. Со случайной помощи, которая закончилась спорами о магии моей сестры, глупым флиртом (боже, этот эльф так мило смеётся, когда смущен), и тем, что Ты отдал мне все свои деньги. На утро Ты найдешь эти же золотые у себя на пороге. Потом ты приглашаешь меня выпить вино, и… вспыхивает искра. Сейчас Я понимаю, что уже тогда стало ясно, что дороги назад уже не было лично для меня. Я по уши втрескался. Когда наши глаза встречаются во время разговора, сердце резко, на несколько секунд, пробивает бешеные, гулкие удары, словно молотом отдаваясь в мою больную голову, и Я чувствую жизненную необходимость смущенно отвести взгляд и наблюдать за тобой исподтишка, чтобы спасти своё сердце от приступа, а разум — от сумасшествия. Я чувствую, как сильно горят мои щеки и уши, когда Я слышу игру тональностей твоего голоса: от строгости, злобы, агрессии до смятения, смущения, спокойствия. Я чувствую, как меня пробирает дрожь восхищения, когда Я вижу тебя в сражении: ты покрыт кровью, твои татуировки светятся, а бьёшь ты с невероятной мощью и яростью, но так тихо, молча, с полным сосредоточением. Ты касаешься меня совершенно случайно, будь то толчок в хаосе боя, похлопывание по плечу или касание рук, но место прикосновения горит так, словно прожигает кожу какой-то химической гадостью, и мне кажется, что там непременно останется клеймо, шрам. Мне так нравится эта фиктивная боль, что становлюсь от неё зависим и стремительно стараюсь притронуться к тебе чаще, пытаясь замаскировать свою одержимость за случайностями и шутками. Тем не менее, ты не дурак. Ты видишь в моих глазах нежность, чувствуешь ласку моих рук, и Я вижу, как чертовски сильно смущаю тебя по твоим красным ушкам, как бы ты сильно не пытался спрятаться за своей раздражительностью. Не перегибаю ли Я палку? Бетани говорит, что Я влюбился. Я правда до сих пор не понимаю, как она всегда так точно определяла моё состояние. В принципе, это довольно очевидно, если проводить со мной большую часть времени: Я стал хуже питаться, меньше развлекаться, погружен большую часть времени в свои мысли, мечтательно вздыхаю и постоянно ищу повод для встречи с Фенрисом. Хоук, у тебя сорвало крышу. Мы оба очень неловкие, потому что совсем недавно Я начал понимать, что моя симпатия вполне себе взаимна. Он определенно намекает на то, чтобы действительно начать эти отношения, но мне пока сложно понять, сказал он это под действием вина или с полной серьезностью и сознательностью. В любом случае, с того вечера ничего особо-то и не изменилось, и он вёл себя как всегда. И, таким вот образом, никто не делал первый шаг, и игра в то, кто кого быстрее засмущает продолжилась в том же русле. Три года прошло. Три года, как Я влюблен. Я не понимаю, как за такое длительное время мои чувства не выжгли меня изнутри дотла. Я меняюсь с каждым днем. Сначала была Мерриль, которая мне нравилась, но появился Фенрис, и Я забыл о ней. Теперь мои чувства к ней лишь в каком-то роде родительские, дружеские. В отчаянии от неприступности седовласого эльфа, Я посещал «Цветущую Розу». От этого мне не становилось легче, на самом деле. Было только хуже. Мои чувства переставали быть просто влечением, они становились более глубокими, чуткими, значимыми. Я чувствовал стыд за то, что вхожу в такую близость с кем-то, кроме него. Это просто смешно, потому что мы даже никогда не говорили, что нравимся друг другу. Между нами ничего не было. Но, в итоге, только его мнение мне стало важно. Никого больше Я не слушал. Выскажет своё отвращение к борделям — и Я перестаю их посещать. Скажет, что не любит пить в тавернах — и Я каждый вечер прихожу к нему в особняк с выпивкой, чтобы не тащить его на дружескую попойку в «Висельник». Обмолвится, что любит яблоки — и на следующий день Я дарю ему ящик сладких плодов, сославшись на то, что якобы купил слишком много. И это смущает его, вводит в замешательство. Никто не проявлял к нему такого внимания, и он не понимает за что и почему Я это делаю. Это глупо, по-детски, смешно. Я надутый идиот. Но, кажется, всё делаю правильно. Глубоко вдохни, Хоук, у тебя всё получится. Я подарил ему книгу Шартана. Многие мои бывшие любовные интересы рассказывали легенду о нем. И Фенрис невольно ассоциировался с ним, как борец с рабством. Я знаю, что он не умеет читать, и это стало ещё одним поводом к такому подарку. И так Я взялся за его обучение чтению и письму. Хочу проводить с ним как можно больше времени. В один из вечеров мы вернулись в Киркволл ужасно вымотанными после большой стычки с какими-то работорговцами. Мы убили всех, но такое столкновение с прошлым расстроило Фенриса. Попрощавшись с Варриком и Изабеллой, мы пошли в район усадьб, и Я решил проводить его вплоть до его двери. В самом деле, мне не хотелось оставлять его этой ночью в одиночестве вовсе. Он зашел на крыльцо и начал поворачивать дверную ручку, уже готовый попрощаться со мной на сегодня, но его оборвали вырвавшиеся из моего рта слова: — Эй, может устроим сегодня внеплановый урок чтения? Идиот. Ты идиот, Хоук. Тебе просто нужно оставить его в покое. Он устал. Вот, он стоит в ступоре, поворачивается, сейчас пошлет к чёрту. — Почему бы и нет? Я не против. И вот Я сижу у него в комнате за столом, при свечах, и с массивной книгой, жду, когда он принесет нам выпивку. На нас ещё Тевинтерская кровь не высохла, а мы глубокой ночью решили заняться чтением. С вином. Даже представить боюсь, насколько это вообще удачная идея — на хмельную голову читать и писать в полумраке. Похоже, ему просто нужен был собутыльник, а мне — повод, чтобы остаться с ним в эту ночь. Под действием алкоголя Фенрис читает так же, как в самом начале обучения. Его язык заплетается, он забывает буквы, путает их, читает по слогам и пыхтит от напряжения. Он решает потренироваться в правописании — и это тоже выходит так себе после пары лишних бокальчиков дорогого вина. Он не может унять дрожь в пальцах. Хочется помочь. Его бесит, что у него ничего не получается. — Фаста вас! Рука не хочет слушаться… Машинально кладу свою ладонь на его руку, держащую перо. Сжимаю покрепче, мягко веду, успокаиваю. Даже не замечаю, как, оказывается, близко мы сидим, и что Я говорю ему в самое ухо. Я тоже пьян, но не так сильно, и сконцентрирован на том, чтобы действительно помочь ему. Урок есть урок. — Тш-ш. Успокойся. Возьми перо крепче, и веди линию во-от так… Он не смотрит на бумагу. Замерев, Фенрис медленно поворачивает голову на меня, и Я, наконец, понимаю в чем дело. Я поворачиваюсь к нему тоже, и мы вглядываемся в друг друга. Мы слишком близко. Так близко, что чувствуем дыхание друг друга. И Я, так сильно и долго желавший этого, заметил это самым последним. Не помню, кто первый решил преодолеть злосчастные милиметры между нами, но мы поцеловались. Впервые. Сначала совсем невесомо, совсем нежно, осторожно, будто бы разведывая новую местность. Он прижимается ближе, сжимает мою ладонь в своей, целует глубже, влажнее. Я отвечаю ему и краснею, словно невинная девица. Немного отстраняюсь, и вижу как сильно он пьян. — Хоук. И-извини, что-то Я устал… Он опускает веки и кладет голову мне на плечо, начиная сопеть мне в шею. Я бы мог взять его в эту ночь. Он не был бы против. Но, не смотря на то, что Я редкостный засранец, Я просто не могу так поступить с ним. Не могу воспользоваться его опьянением. С кем угодно Я бы мог так поступить, но только не с ним. Я перенес его на кровать, с полчаса оберегал его сон, и ушел домой. На следующий день, хвала Андрасте, он ничего не помнил. Не знаю, хорошо это или плохо, и правда ли вообще. Изабелла была моей лучшей подругой. Мы сделаны из одного теста, чертовски похожи характерами и взглядами. Кажется, Я ей даже нравился. Но она любила флиртовать с Фенрисом. Она заигрывала с ним каждый раз, когда мы ходили все вместе, и, кажется, он совсем не был против. И каждый чертов раз в моей груди словно разрывалось ядовитое ядро ревности, прожигая меня изнутри, заставляя испытывать ярость и отчаяние. Я начинал много думать, и это распаляло мою злобу. Что если она уже познала вкус его губ? Что если она соблазнила его, воспользовавшись опьянением? Что если он влюбится в неё, и будет принадлежать ей, а она разобьёт ему сердце? Он мой, только мой, никто не заберет его у меня. Всё это удручало меня, но всё что Я мог — очень жутко и угрожающе коситься на свою подругу. И, на самом деле, это работало. Она пугалась меня, а затем подшучивала надо мной за кружкой пива в «Висельнике» из-за того, в какую ревнивую бестию Я превратился. Так мы и жили, и ничего особо не менялось. Всё изменилось, когда мы попали в засаду. Охотники снова пришли за Фенрисом. Тотчас же мы настигли их логово, разобравшись с Адрианой, очередным призраком прошлого. Как бы Фенрис не хотел откинуть былое, оно крепко держит его цепями, приносит новые испытания. И вот он узнает о своей сестре. Боже, как же ему всё-таки тяжело. Хочу помочь ему, спасти, сделать счастливым. Но с такой израненной душой нужно быть крайне осторожным и иметь много, очень много терпения. Он кричит на меня, называет магию грязной, и уходит прочь, кипя от гнева. Мне хочется обидеться на него хоть разок за его слова. Как никак, моя сестра и отец были магами. Но он прячет за всей этой злобой свои слабости, ворох страхов, печаль, отчаяние, одиночество. Ему нужно побыть одному, пусть Я и буду беспокоиться. Время всегда есть, чтобы поговорить позже. И позже он всё же пришел ко мне. Сам. Извинился, рассказал об Адриане. Знал бы он, как много это для меня значит, и как Я безумно рад тому, что он так сильно мне доверяет. Но вот он снова хочет отстраниться, собирается уйти… Всё произошло слишком резко. Я правда не хотел, чтобы он уходил от меня в ту ночь. Хоть раз за все те годы, что мы знакомы, мне хотелось, чтобы он провел со мной чуть больше времени, доверил чуть больше чувств и переживаний, пил в эту ночь не один в холодном грязном поместье-развалине, а только со мной, в тёплой комнате, за бокалом вина и дружеской беседой. Мне хотелось дотронуться до него, мне хотелось быть ближе к нему, хотя бы находясь в соседней от него комнате, мне хотелось сторожить его сон и уберечь от его горя, врагов и всего этого паршивого мира. В отчаянии Я хотел остановить его и схватил его за плечо. Секунда, удар, свет татуировок. В затылке отдает небольшой болью от удара об стену, его руки всё ещё впечатывают мою спину в дверной косяк, и Я не могу увидеть ничего, кроме его бесподобных глаз, и теряюсь в них, словно в искусном лабиринте. Его лицо искривлено в гневе, но спустя секунды оно медленно сменяется на смятение от осознания того, что он сделал. Мне становится понятно, что это произошло инстинктивно, но это сейчас совсем не то, о чем думаем мы оба. Он растерян, его глаза бегают в панике и смущении, хватка ослабляется. Моё сердце пробивает гулкий гонг, Я шумно выдыхаю из-за танцующих в моём разуме демонов, и Я так сильно люблю его, что последняя туго натянутая ниточка, удерживающая меня над пропастью, рвётся. Я поддаюсь вперед и целую его. Я удивлен так же сильно, как он сам, тем не менее, кажется, он ждал этого всей душой, потому как отвечает на поцелуй незамедлительно. Эмоции захлестывают меня волной, подобной шторму, и, содрогаясь от восторга, Я отдаюсь безумию с головой, беру инициативу в свои руки, и, спустя мгновение, мы меняемся местами. Теперь Я зажимаю его у стены и, спустя столько лет ожиданий, фантазий, робких прикосновений, пьяного флирта и дружеских посиделок, мне хотелось выразить все те чувства, что копились во мне каждым одиноким вечером, каждым пробуждением от мокрого сна, каждым расставанием после встречи. Я хочу быть ближе, хочу раствориться в нем, слиться с ним воедино. Целую его сразу страстно, облизывая его потресканные губы, и он поддается, знает что надо делать. Он приоткрывает рот, и мы жарко впиваемся друг в друга так, что очень скоро выдохи становятся горячими и томными, а возбуждение ударяет в голову словно кувалдой. Он обнимает меня, поглаживает ладонями мою спину и слегка сжимает одежду, когда поцелуи становятся глубже, и Я провожу кончиком языка под его верхней губой. Он давится вздохом, слегка царапает мою кожу под тканью, и это так чертовски заводит, что Я вжимаюсь в него сильнее, проскальзывая коленом между его ног, судорожно целую его шею, ключицы, заостренные ушки, линии татуировок. Слышу, как у него окончательно сбилось дыхание, бедром чувствую его эрекцию и то, как ему сложно стоять, когда Я так сильно вскружил ему голову. Нужно дойти до спальни. Мы понимаем друг друга без слов, он хватается за мои плечи, и Я подхватываю его на руки так, что его ноги сцепляются вокруг моей талии. Это только распаляет Фенриса, и он затягивает меня в еще один томный поцелуй, вдыхает глубоко-глубоко, запускает свои тонкие пальчики в мои смоляные волосы, раздраконивая такую аккуратно заплетенную косу. Мне приходится чисто интуитивно подниматься на второй этаж в свою спальню, и, к счастью, это удаётся без приключений и лишних свидетелей. В комнате по уютному тепло и пахнет ароматическими травами, и двум уже разгоряченным любовникам становится невыносимо душно с первых секунд пребывания тут. Мы валимся на кровать, и прежняя страсть начинает разгораться с новой, разрушающей, сумасшедшей силой. Мы всё ещё мокро целуемся, не можем насытиться друг другом, он тянется ладонями к моему халату и практически срывает его с раздражением и нетерпением, а Я стараюсь как можно нежнее расстегнуть его тёмные одежды, стараясь немного умерить его пыл. Фенрис распалился не на шутку, он плавится в моих руках, его кожа покрывается капельками прохладного пота, а ноги крепче сжимаются на моих бедрах. Трется, грубо затягивает в новый поцелуй, как будто спешит насытиться, будто меня у него в любой момент могут отобрать… — Т-с-с, Фенрис… Пожалуйста, не спеши… Я, наконец, справляюсь с его одеждой, и нежно провожу ладонью по его чувствительному животу, поглаживаю бок, поднимаясь выше, вызывая подрагивающие восхищенные вздохи. Фенрис слушает меня, расслабляется и отдается моей ласке. Я вожу пальцами по линиям его татуировок, изучая и восхищаясь. Сердце замирает от того, какой он великолепный: настоящее произведение искусства. — О-ох, ты такой прекрасный… Кажется, Я сильно его засмущал. Хмурится и накрывает мои губы ладонью: хочет, чтобы Я, наконец, заткнулся. Чувствую озорство, и специально облизываю его руку, параллельно потираясь пахом между его бедер, неторопливо шарюсь ладонями по всем изгибам его разгоряченного тела: по груди, прессу, шее, ногам, и, с вызывающим взглядом, наблюдаю за его реакцией. Он нетерпеливо закусывает губу, сдерживая стон, но смотрит прямо в глаза затуманенным взглядом, а спустя мгновение резко поддаётся вперед, заставляя меня сесть на постели, и усаживается на мои бедра сверху. Мы теперь очень-очень близко, между нами нет и миллиметра. Целуемся страстно, даже грязно, грубо, сталкиваясь зубами и кусая губы, соприкасаясь животами и оттягивая друг другу волосы. Буря возбуждения сносит нам обоим крышу, и он дразнит меня, откровенно ёрзая, сидя сверху, а Я, не выдержав, забираюсь ладонями под ткани его штанов и крепко сминаю его ягодицы. Он резко вдыхает, мычит, подавив стон, и опускает голову мне на плечо, но поддаваясь телом навстречу ласкам. Для меня это служит согласием, и Я тянусь к изголовью постели, чтобы достать небольшой пузырёк с ароматным маслом. Налив немного на руку, проскальзываю между ягодиц Фенриса, и аккуратно ввожу в него фалангу пальца. Он вздрагивает, резко выдыхая, но, чем глубже Я ввожу палец, тем больше он мечется у меня в руках. Когда начинаю двигать пальцем, он рвано дышит и хрипло стонет на каждом толчке прямо мне в ухо, и Я решаю через какое-то время добавить второй. Кажется, ему нравится, но что-то не так… — Ах, п-подожди… Внезапно он отстраняется, отдергивает мою руку и старается отодвинуться, пряча лицо. Что случилось? Ловлю его взгляд и вижу панику и страх: кажется, ему что-то вспомнилось, и он сомневается. Ох, мой бедный Фенрис, твоя душа так изранена. Я был слишком резок и нетерпелив. Ласково укладываю его на простыни, нежно целую его подрагивающие ресницы, нос, подбородок в попытках успокоить. — Тише, Я рядом, всё хорошо… Извини, больше не буду так. Доверься мне, позволь сделать тебе приятно по другому. Фенрис успокаивается, смотрит обеспокоенно мне в глаза, всё ещё подрагивает, но всё-таки кивает: — Хорошо… Даже если Я не получу никакого удовлетворения, это не имеет значения. Единственное что имеет смысл — Фенрис. Он кажется сейчас мне таким хрупким и нежным, будто в любую секунду треснет и разобьётся прямо в моих руках… Я хочу сделать ему приятно, расцеловать всё его тело, свести с ума от удовольствия. Я уже давно потерял рассудок безвозвратно, и сейчас мой мир и смысл жизни — он и его комфорт, его счастье. И Я готов на что угодно ради этих минут, когда он доверяет мне так сильно, как никому до меня не доверял. Я целую его губы во внимательном поцелуе, и он смотрит на меня ожидающим взглядом, интересуясь тем, что Я буду делать дальше. А Я начинаю влажно целовать его в чувствительные татуировки на шее, опускаясь ниже, к груди, где принимаюсь облизывать его соски, чем вызываю удивленный стон, и он давится им в попытках удержать контроль над собой. Я не задерживаюсь долго на груди, и веду влажную дорожку ещё ниже, вдоль солнечного сплетения, обводя языком пресс, и чувствительный живот подрагивает от этих прикосновений и вздохов. Я, наконец, у кромки штанов, и вижу его возбужденную плоть, но не тороплюсь касаться, и хожу вокруг да около: стягиваю брюки, целую выступающие тазовые косточки, провожу языком по внутренней стороне бедра и оставляю там засосы. Сосредотачиваюсь, прислушиваюсь к его реакциям, и невольно подмечаю, что от Фенриса пахнет тянущим запахом пота и яблок, и это кружит мне голову так же, как его громкие рваные выдохи и выгибы спины навстречу. Извини, милый, перестану тебя дразнить. По телу Фенриса проходит ощутимая волна дрожи, и он громко стонет, когда Я касаюсь языком головки и облизываю член по всей длине. Смотрю на него снизу вверх, вглядываюсь в лицо: всё ли в порядке? Он явно в смятении, ему эти ощущения в новинку, но, похоже, он в восторге, и закусывает губу, густо краснеет. Не переживай, у меня есть опыт, любимый. И Я, больше не колебаясь, высунув язык, аккуратно заглатываю, взяв его плоть в рот полностью. Он реагирует еще эмоциональней, чем в прошлый раз. Он резко вскидывает бедра и выгибается в спине, хрипит стоном в свою же ладонь, судорожно сжимает простыню, а когда Я начинаю медленно двигать головой, он приподнимается на локтях, не в силах справиться со своими чувствами. Сначала, когда Я толкаюсь не так быстро и глубоко, он искусывает собственный кулак в попытках не шуметь, но в конечном итоге забивает и на это в порыве страсти, используя кулак только для того, чтобы грубо сжимать мои волосы, руководя процессом и уже откровенно трахая меня в рот. Горло саднит, Я натурально задыхаюсь, и на глазах выступили слезы, но меня так чертовски это всё заводит, что Я не прекращу даже под страхом смерти. Темп превращается в бешеный, резкий, непоследовательный, и Фенрис уже рычит от удовольствия. Я чувствую, что он близок к разрядке, и готов принять всё до остатка, довести его до пика. Внезапно, он грубо отстраняет меня, дернув за волосы на затылке. Он поднимает мою голову, схватив за подбородок, и заставляет смотреть ему в глаза. — Сделай это. Быстрее. Больше мне не нужно слов для понимания, и Я счастлив, словно верный пёс сейчас, покорно выполняющий прихоти своего хозяина из глубокого чувства любви. Я смог справиться с его сомнениями, и он готов идти до конца. Он хватает меня за плечи, заставляя завалиться сверху, и скрещивает ноги на моей талии, а рукой в этот момент прощупывая мой пах и освобождая член из плена брюк. Я судорожно нахожу брошенную бутылочку масла, выливаю немного к нему в ладонь и между его ног, а он крепко растирает смазку по моему члену, заставляя меня сбивчиво выдыхать и кусать губы. Хочу спросить, может стоит мне его ещё немного растянуть, чтобы не было больно, но он грубо затягивает меня в поцелуй, как бы отвечая на ещё не прозвучавший вопрос фразой «заткнись и просто трахни меня, Хоук». Я тоже уже давно не в силах медлить, и наконец осторожно начинаю входить в Фенриса. А он раскрепощается, громко стонет прямо мне в ухо и сильно царапает мою спину, и Я волнуюсь, что ему больно, но, на удивление, вхожу до конца довольно легко. Давлюсь в приступе счастья и удовольствия от того, что мы слились воедино, и как же мне чертовски приятно быть внутри него. Нежно целую его, начиная аккуратно двигаться, а он слишком сосредоточен на процессе и ощущениях, поэтому немного отстраняет меня, но заставляет смотреть только на него, только в его глаза. Я сцепляю наши руки, припадаю лбом к его лбу, и возникает ощущение, что если мы разорвем зрительный контакт, отведем взгляд хоть на мгновение, то всё это рухнет, закончится, и мы оба проснёмся в холодных одиноких постелях. И мы держимся за эту близость, которая куда интимнее, чем сам половой акт. Я теряюсь в его чудесных глазах в который раз, и сам не замечаю как двигаюсь в нем быстрее и быстрее, как жарко мы оба стонем в самые губы имена друг друга, мольбы, прочий бред, как крепко он сжимает меня всем своим чудесным телом. Он такой растрепанный, раскрасневшийся, развратный, как будто опьянен вином, подрагивает в моих руках и срывает голос на каждом толчке, а его татуировки начинают подсвечиваться всё ярче. Мы оба близко к развязке. — Фенрис, Я сейчас… ах- Он выгибается, и всеми силами притягивая меня к себе вплотную, прежде чем Я успеваю что-то сделать. Обнимает до хруста в костях, подавляет громкий стон, впиваясь укусом мне в плечо. Я чувствую как теплое семя пачкает наши животы, и кончаю в него следом. Пытаемся отдышаться так, будто пробежали кросс. Обмякнув, ложусь на бок рядом, близко-близко, обнимая. Он пытается прийти в себя, но всё ещё крепко держит меня за руку, будто боится отпустить, потерять, и Я сжимаю его ладонь так же сильно. Я здесь, рядом, и никуда не уйду. Он, наконец, поворачивается ко мне, и Я открываю рот, чтобы заговорить, но меня прерывают поцелуем. Да, всё в порядке, мне не нужно спрашивать. Широко улыбаюсь, и вижу в его глазах такую нежность, какую не видел никогда в жизни. Поговорим обо всём позже, сейчас — отдыхать. Я очень быстро засыпаю, сомкнув в объятьях самого дорогого мне эльфа во всём мире. Я проснулся от холода. Ещё находясь во сне, которого Я уже, правда, не помню, Я заметил, что что-то не так. Безмятежность, тепло и радость начали убывать, растворяться, пока не исчезли полностью, и тогда Я разомкнул веки. Оказалось, что это просто от того, что рядом со мной никого не было. В очередной раз. Не смотря на то, что камин во всю горел и наполнял комнату жаром, Я почти мог ощутить озноб, подрагивание собственной кожи от мороза. Где Фенрис? Я подскакиваю на постели, и замечаю, как он одевается в стороне. Не двигаюсь, и спросонья пытаюсь понять, что происходит. Он не оборачивается, но выглядит таким поникшим, находясь где-то в своих мыслях, и даже не замечая моего пробуждения. Снова что-то не так? Пожалуйста, останься, не уходи. — Это было настолько плохо? Он оборачивается, смотрит растерянно и так печально. Начинает говорить. Я… Прошло уже десять минут, как он ушел, а Я всё сижу, уставившись в одну точку. То есть, получается, он бросил меня, даже не начав отношения? Устало прячу лицо в ладони. На сердце падает камень, который тянет меня прямо на дно. Он сказал, что для него всё это слишком быстро. Он запутался, Я понимаю. Но… мне так больно. Одиноко. Холодно. Я ненавижу спать один. Оглаживаю укус на ключице, оставленный Им, он всё ещё немного саднит, и хочется заплакать, но не от физической боли. Он рассказал, что к нему обрывками вернулись воспоминания из прошлой жизни, но затем очень быстро улетучились. Он хочет вернуть их, но не принимает моей помощи. Возможно, есть то, что он не хотел бы вспоминать глубоко в душе. Например, о Данариусе. Похоже, именно из-за этого чудовища Фенрис чуть не впал в паническую атаку. Я так его ненавижу за всю боль, что он причинил моему любимому. Мне так хочется сорваться из города, уплыть к чёрту в Тевинтер, выследить этого урода, вырезать ему сердце и преподнести в подарок Фенрису. Ловлю себя на том, что порвал простыню от злости, с которой так сильно её сжимаю. Успокойся, Хоук. Нужно больше терпения. Наша следующая встреча такая неловкая и тяжелая, но обстановку всё же разряжают Изабелла с Варриком, возвращая жизнь в прежнее русло. Разница лишь в том, что вечером Я плачусь в плечо Изабелле за кружкой эля в Висельнике, а Варрик идет навестить Фенриса в его поместье под предлогом игры в карты и парной попойки. Если бы к нему пошла Изабелла, Я бы, вероятно, прибил её на полпути от ревности. Мне больно, но ему — больнее. Вся его жизнь — боль. Если нужно подождать, Я так и сделаю, даже если он всю жизнь будет держать дистанцию. Я буду верен ему, потому что, кажется, больше никого в этом мире не смогу полюбить сильнее.