Вайпер щурит глаза на бьющееся сквозь стекло солнце и зевает.
Рука под подушкой затекла, и она поворачивается, морщась: солнечное пламя внутри недовольно ворочается как побеспокоенное древнее чудовище, крутится, царапая жёсткой чешуёй до ожога. Её собственное так же угрюмо взбухает свинцовой тучей, совершенно не радуясь вынужденному соседству - солнце пронзает туман ядовитым ультрафиолетом, рассеивая его и испаряя, заставляя шипеть гадюкой где-то под грудиной. Вайпер морщится снова.
Шторы раскрыты, а в комнате жарко: кондиционер, не выдержав наседающего итальянского лета, очевидно, приказал долго жить. Очаровательно, думает Вайпер. Чудесное утро, дайте два. Простреленный и в спешке залеченный бок даёт о себе знать сосущей пульсирующей болью, голова тоже начинает пухнуть, словно от пересыпа. Вайпер кидает взгляд на простенькие настенные часы: половина первого дня. Да уж, утро. В горле клубится зевота и она встряхивает головой, смаргивая влагу с невольно заслезившихся глаз.
Выбраться из-под придавившей к матрасу руки стоит едва ли не всех скопившихся за ночь сил. Ужасно. Просто отвратительно. Ей нужен кофе.
- И мне свари.
- Обойдёшься, - хмыкает она и, не оборачиваясь, бредёт к плите. Комната - небольшая студия - поглощена вязким полуденным светом, оседающим на языке горько-солёным душным привкусом. Постукивание ложки о турку - единственное что прерывает безмолвный вакуум. На улице - тишина, даже вездесущие мелкие пакостники не решаются соваться на улицы Палермо в знойный полдень. Вайпер уже не вздрагивает, ощущая на лодыжке холодные шершавые лапки и только равнодушно почесывает Леона вдоль нароста на маленькой голове, когда хамелеон всё же добирается до высокого барного стола. Фантазма ревниво шипит из-под подоконника, желтоватая чешуя на хвосте блестит, когда она разворачивает кольца по батарее.
Вайпер разворачивает турку ручкой в сторону прохода и разворачивается сама: Реборн насмешливо щурится, не утруждая себя прикрыться даже простыней. Тёмный взгляд скользит по телу почти безразлично, выражение на лице непривычно мягкое. Брови и губы расслаблены, а жёсткие волосы мяты, топорщатся и лоснятся со сна.
- Твоя жадность не знает границ, Вайпер.
- Твоя наглость тоже, - равнодушно парирует она, накручивая на палец лиловую прядь. Волосы давно уже отрастают, сквозь темную краску брызгами проглядывает давно забытый рыже-каштановый. Взгляд киллера скользит по макушке и на мгновение вспыхивает раздражением.
Вайпер знает о чём он думает - он ненавидит её родной цвет. Он значит слабость. Он значит проблемы. Он значит - боль. В последнее время Реборн видит рыже-каштановый постоянно.
Это утро - самое спокойное за последние месяцев пять, когда она просыпается от солнца, жгущего ей глаза, а не от взрывов, рёва огня или сигнала тревоги. Даже телефон забыт и отброшен экраном вниз: внеплановый отпуск устроился внезапно, но они оба знают, что он может быть последним спокойным днём. Просто, последним днём, для каждого из них. Савада может сколько угодно мямлить о том, что настолько далеко его поехавший соулмейт не зайдёт, и всю эту дальнейшую чушь о терпении, но Радуга давно уже ощущает бурлящий отзвук взрыва где-то глубоко внутри. Вчерашняя заварушка едва не стоившая жизни ей и всё же стоившая половине старших составов отрядов Облака и Тумана Варии говорит, конечно, об обратном.
Смуглая рука тянется ей за спину и Вайпер всё же вздрагивает - Реборн выключает плиту и опрокидывает турку в раковину. Вайпер возмущенно толкает его локтем под рёбра и почти успевает вернуть турку на место. Почти.
- Не твои деньги - не твой кофе!
- Это не кофе, это дерьмо собачье, - закатывает киллер глаза, вновь раскрывая ящик над её головой; косточку ключицы обвивает темно-синее полукружие имени, - Если ты собираешься подохнуть раньше времени - пожалуйста, но не таким же отвратительным способом.
Вайпер молчит и смотрит.
То утро они проводят в тишине и облаке горького кофейного запаха.
***
Бьякуран хохочет громко, во все лёгкие, его белый костюм залит бурой кровью, его белые волосы практически черные сейчас, глаза - безумные. Вокруг пылает зарево пожара и грохочут выстрелы. Вайпер дышит тяжело и сжимает в руке кольцо, пустышка пульсирует на шее словно второе сердце, а спина ноет от выгорающих по позвонку жёлтых завитков, выцветающих чёрным. Вайпер не видит, но - знает.
Вайпер знает и ненавидит это знание.
Мильфиоре сужают кольцо, но Вайпер помнит от чьих рук она умрёт. Солнечное чудовище в груди ревёт, теряя последние капли пламени.
***
