всё сложно

— просто всё сложно, — резюмирует ойкава свой получасовой монолог, и бокуто чувствует, как тот ворочается сверху на их общажной двухэтажной кровати. — ага, — с пониманием тянет котаро снизу, хотя не очень уверен, в чём именно заключается сложность. спать с ивайзуми с детства в одной кровати, а потом начать спать по-взрослому? ерунда, как ему кажется, но ойкава вроде бы только что объяснил все нюансы, а бокуто очень стыдно, потому что он прослушал половину. акааши не пишет, и котаро волнуется. вечереет. кейджи уже точно должен был закончить со своей олимпиадой по литературе, которая «может дать мне дополнительные баллы при поступлении, бокуто-сан, меня не будет в городе два дня, с токио ничего не случится». с токио, может, и нет, а вот бокуто ещё даже суток не продержался, а уже скучает ужасно. если кейджи тоскует по нему так же, когда котаро с университетской командой участвует в выездных тренировках, то, нет, он не будет думать об этом сейчас. мобильный не подаёт никаких признаков жизни. бокуто несколько раз смотрит на полный заряд и на всякий случай проверяет хорошее качество связи. всё в норме. просто акааши не пишет. отрезвляет голос куроо у самого уха: — это не тебе сложно с ивайзуми, а ему с тобой. передавай мои соболезнования. ойкава подскакивает сверху. — я дико извиняюсь. — не стоит, мой хороший. — проси прощения немедленно. — ну уж нет, я твоя неприятная бывшая и веду себя соответственно. — бокуто, зай, скажи ему. куроо делает вид, что задыхается, и тянет руки к бокуто, обнимая его, вопит: — но этой мой бро! не называй его заей, звучит так по-гейски. ойкава свешивает голову с кровати, чтобы убедиться в правильности слов, которые уже рвутся с языка. — вы буквально лежите в трусах под одним одеялом, — язвительно заявляет он. — мы по-броцки, — спорит куроо, демонстративно закидывая ноги на бёдра бокуто. — боже, тетсуро, да ты же спишь с парнями. — и ты тоже. — давайте признаем, что мы здесь все спим с парнями, — говорит бокуто, идя на компромисс. они втроём замолкают. пауза получается долгой, несущей в себе тяжёлый груз осознания. первым из транса выходит куроо: — кошмар. что это, проклятье капитанов? — а савамура разве тоже? — подаёт голос бокуто. — не, тот умер, — незамедлительно отвечает тецуро у него под боком. ойкава прокашливается. — что? умер? — ну, как гетеросексуал. а ушиджима? — ушиджима всегда был тем ещё пидорасом, — говорит тоору и, встретившись со взглядом «мы уже обсуждали твою излишнюю токсичность к некоторым людям и пришли к определённым выводам» бокуто, снова укладывается у себя наверху. котаро посмеивается и несильно толкает куроо в плечо, тот вопросительно поднимает брови и хватается за сердце, мол, серьёзно, ты на его стороне, кто тут мой бро вообще. — я понимаю, — начинает он, признавая своё поражение и закатывая глаза на довольную улыбку бокуто, — понимаю, почему это может быть сложно и страшно. даже если со стороны кажется таким простым. я понимаю тебя, ойкава. тоору сверху лежит неподвижно и слушает. — в плане, я бы тоже мог себе спокойно строить личную жизнь и не выдумывать проблем, но ты знаешь сам, что со мной случилось. поэтому «всё сложно» — это уважительная причина немного притормозить. окей? бокуто беззвучно аплодирует, и куроо кланяется, насколько ему позволяет лежачее положение и не самая удобная поза. — окей, — тихо отзывается ойкава сверху и ещё тише добавляет: — спасибо. тсукишиме, кстати, привет. тетсуро снизу возмущённо ахает и жалуется бокуто на то, что он больше никогда слова доброго не скажет в сторону его соседа, пока сам котаро хрюкает от смеха. — скажи ему, бро, он меня абьюзит. — ойкава абьюзит только сам себя, это факт. — а теперь меня абьюзишь ты! — вопит куроо и набрасывается на бокуто со щекоткой. тоору снова заинтересованно свешивает голову и еле успевает увернуться от летящей аккурат ему в лицо подушки в виде покебола. — я ничего такого не сказал! все мы знаем, почему у тебя всё сложно. ты просто запал на самую большую в твоей жизни блондинистую занозу, — перекрикивает ойкава смех сложившегося пополам бокуто. — ага, ничего не меняется в жизни, только цвет волос моих любовников. тоору отправляет брошенный ему покебол обратно и не промахивается — попадает прямо в лоб тетсуро. бокуто, отдышавшись говорит: — всё, брейк. в этом доме мы все любим друг друга и уважаем комфортные отношения. куроо изображает рвотный позыв, а потом сообщает: — это он от акааши понабрался. акааши — бьётся в голове хрупким хрусталём. — а мы с тобой в следующий раз закончим. когда в моей команде по твоему моральному уничтожению будет ивайзуми, — добавляет тетсуро. акааши — на секунду перехватывает дыхание. — ива-чан бы никогда! акааши — очень далеко и всё ещё почему-то не звонит. — ива-чан бы всегда и с радостью! бокуто слышит знакомые голоса на периферии, машинально тянется к телефону, который валяется где-то в ногах. и ничего. ни пропущенных, ни новых смс. сколько вообще длятся эти олимпиады по японской литературе? на самом деле, котаро честно обещает себе не быть навязчивым, не думать об акааши каждую минуту и всё держит под контролем — как ему кажется. они ведь часто могут не видеться два, три, четыре или даже пять дней — в зависимости от их распорядка дня, расписания уроков и пар в школе и университете или тренировок по волейболу, которые стремительно развивающиеся отношения, на минуточку, не отменяли. но сегодня — вы-ход-ной. а проводить вместе почти каждые выходные — это традиция, поэтому щемящее и тянущее чувство грусти сейчас ощущается так остро, что кажется вот-вот выскочит из груди и заполнит всю их с ойкавой комнату. и такое оно огромное и необъятное, что игнорировать его значит не замечать огромного слона прямо рядом с тобой. метафоричных выражений бокуто тоже у акааши понабрался. котаро, конечно, не чтобы страдает в одиночестве. куроо приезжает к нему ещё с утра, ровно в тот момент, когда бокуто только-только отрывает голову от подушки и не обнаруживает рядом с собой кейджи, который обычно остаётся у него в общежитии с пятницы на субботу. буквально через пару минут над головой нечленораздельно мычит ойкава, добавляя что-то не самое милое в адрес тетсуро и отчитывая его за вот такие ранние появления. и день начинается не с холодной и пустой стороны кровати. и вовсе ему не одиноко, а иногда скучать по кому-то очень сильно — это абсолютно нормально. а потом бокуто чувствует лёгкую вибрацию, и подскакивает настолько резко, что куроо чуть ли не падает с кровати и громко ойкает. на телефоне у котаро всё ещё ни одного нового сообщения и ни одного пропущенного звонка. — это тсуки! — орёт куроо ему на ухо и трясёт своим мобильным перед его лицом, — то есть, оповещение системы о том, что тсуки добавил меня в чёрный список теперь и в снэпчате, если быть точнее. — какая это сеть по счёту, бро? — отвлечённо спрашивает бокуто, убирая идиотский — не разрывающийся знакомой мелодией — мобильный подальше от своих глаз. — седьмая, — с гордостью отвечает тетсуро, — сохнет по мне, как думаете? — настолько, уже засох полностью, — говорит ойкава и спрыгивает со второго этажа кровати, игнорируя «было приятнее тебя только слышать и не видеть» от угадайте кого. тоору поправляет чёлку в зеркале, параллельно превращая аккуратно сложенные стопки одежды в шкафу в беспорядочное месиво. — уже шесть что ли? — спрашивает бокуто, который пытается разглядеть настенные часы сквозь спутанные чёрные волосы куроо. — без десяти, — глухо отвечает ойкава из своего худи, застрявшего на голове, — ива-чан ждёт внизу. — ммм, на свиданку, — комментирует куроо. — так всё сложно ведь, — напоминает бокуто. тоору молчит и пожимает плечами, наматывая на шею шарф. — не могу объяснить, — заключает он и накидывает поверх плеч пальто. бокуто встаёт с кровати — первый раз за день — и тянется к ойкаве, чтобы обнять его на прощание. как будто они не увидятся завтра. — подожди, — портит трогательный момент куроо, задыхаясь, попутно пытаясь натянуть на себя свои джинсы, — выйду с тобой. — а у тебя что? — тоору морщится. — блондинистая заноса. бокуто хлопает глазами, складывая в уме дважды два. не складывается. — так семь раз чс! — разблокировал в твиттере и сказал, что свободен вечером. достойно категории «всё сложно»? ойкава на это только закатывает глаза в духе давай, скажи мне, что это я твоя самая большая проблема в жизни. котаро смеётся. и через пару минут остаётся в комнате совершено один. но — спасением, не иначе — где-то в подушках на его кровати вибрирует телефон. бокуто падает на матрас так, как будто он фильме и сейчас напишет в дневник о том, как сильно ему нравится один мальчик. чат с акааши всё ещё молчит, зато ойкава кричит ему в сообщениях: «зАй» «ты не должен был дать мне уйти!!» «мы с куроо вышли, а ива-чан такой мммм куроо значит так тебя может ПОДВЕЗТИ????» «и знаешь, ЧТО теперь? я еду в машине со своим бывшим парнем и хрен пойми вообще каким парнем» «они посадили меня на задние сидения!!!!!» «о НЕт твой друг СКАЗАЛ ЭТО» «Я НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ» « — знаешь, и ты, и я оказались на этом горящем поезде НО Я УСПЕЛ СПРЫГНУТЬ А ВОТ ТЕБЯ ПОМЯНЕМ» «я выхожу из этой машины на ходу.» бокуто улыбается во весь рот, отправляет смайлики без разбора и обещает, что обязательно проведёт воспитательную беседу с куроо в следующий раз. и пока он пишет всё это, полностью погруженный в решение проблем тоору, рядом с иконкой акааши появляется значок online. «аКаааши!!» «пять минут, я только из душа» улыбка на губах мгновенно растягивается от уха до уха, и пока котаро взбивает свою подушку, кейджи набирает сообщение и отправляет своё селфи. из экрана на него смотрит самый красивый человек в этом мире, с накинутым на плечи белым полотенцем и влажными кудряшками, обрамляющими лицо. с голым, подкаченным от постоянных тренировок, торсом. с выступающими ключицами, на которые мягко ложится закатный свет. иногда акааши поступает совсем нечестно. фото скидывает он, а дрочить на него придётся бокуто. разве есть в этом хоть какая-то справедливость? котаро наконец пишет: «вот и ты» «вот и я» «почему ты без футболки? оденься, а то простудишься, и что мне тогда делать??» «тогда будешь греть меня в кровати и кормить мерзким бульоном. но мне не холодно. я стоял в душе под кипятком около часа» «зачем ты стоял в душе под кипятком??» «я не буду тебе рассказывать, но вообще ревел взахлёб» и тогда бокуто мгновенно звонит по фейстайму. — акааши!! что случилось? почему ты сразу не сказал? почему не писал весь день? кейджи трёт глаза и выглядит так, будто по нему проехал мусоровоз. но на бокуто он всё равно смотрит с восторгом и самой большой любовью в своих зрачках, хоть этого и не видно из-за плохого освещения в комнате. — не знаю, — отвечает он, укрываясь пледом, который бокуто отдал ему с собой на память, несмотря на все протесты и «меня не будет полтора дня», — олимпиада затянулась, а когда я вышел из аудитории в голове и в ушах всё звенело. — что произошло? ты плохо себя чувствуешь? — ммм, нет? то есть, точно нет. наверное. я совсем не уверен в том, что написал. я вообще не уверен. поэтому я решил сходить в душ, чтобы отключить голову, но ты знаешь, как бывает в душе- — ты начал думать об этом ещё сильнее, — заканчивает за него бокуто и тяжело вздыхает. — да, я начал. и для остроты ощущений решил немного повариться в кипятке. акааши утыкается лицом в подушку, разморенный и без сил. бокуто на полном серьёзе готов вскочить на ноги прямо сейчас и уехать к нему. чтобы помочь. чтобы обнять. чтобы натянуть на этого упрямца футболку, потому что он наверняка сейчас распаренный и горячий, а значит его с лёгкостью может продуть. — нет, — бубнит кейджи сквозь подушку. — что? — говорю, нет, тебе не нужно приезжать, а я знаю, что ты порываешься. — ничего я не порываюсь, — отвечает бокуто, хотя сам уже смотрит на расписание поездов. — порываешься, я же знаю, — акааши поднимает голову и смотрит с вызовом, мол, не думай, что я не смогу уличить тебя в такой банальной лжи, а потом мягко добавляет: — ты приедешь только к раннему утру. не стоит. я вернусь завтра и буду с тобой уже к вечеру. — а я тебя встречу. помогу с сумками. — конечно, встретишь. я ведь уехал с самым тяжёлым рюкзаком на свете. весит больше сотни. — акааши! я тебя всё равно встречу! — я знаю, — соглашается акааши, — я знаю, бокуто-сан. с кейджи так хорошо. по фейстайму или в реальности — не имеет смысла. если бокуто может смотреть на акааши, такого невероятного, вообще ничего не имеет смысла. только он, кейджи, его блестящие глаза и постепенно высыхающие кудри. они просто пялятся друг на друга через экраны мобильных, а живот всё равно заполняет родное, тёплое и знакомое чувство. хорошо, когда можно вот так посмотреть, даже если пока нельзя прикоснуться. — акааши, — пробует бокуто, — эта тема вроде бы закрыта, но ты сказал, что ревел взахлёб- — это я на эмоциях сказал. — да? а я так не думаю. — что ж, тогда ты раскусил меня. — я просто хочу напомнить тебе, — серьёзным тоном говорит котаро, — что ты самый лучший человек. акааши шмыгает носом, а бокуто продолжает: — и если ты сейчас уверен в себе примерно на ноль процентов, я буду уверен за тебя. на все двести. кейджи закусывает губу и трёт глаза. в носу предательски щиплет. он хочет ответить на это хоть что-то, но понимает, что слов будет мало — он хочет броситься в объятия и провести в них примерно всю свою жизнь, не размыкая кольцо из рук никогда. и когда акааши более-менее собирается с силами, чтобы поблагодарить за поддержку, котаро запоздало продолжает: — на двести с хвостиком. понял меня? кейджи улыбается сквозь бегущие по щекам две маленькие слезинки, а потом фокусирует взгляд на камере телефона и говорит: — ну если хвостиком, то я согласен. — ну ещё бы! хочешь это будут два хвостика? или даже три? а как насчёт четырёх? — ну уж нет, нельзя добавлять хвостики. — это тебе кто сказал? акааши, я буду уверен на двести и сто хвостиков! — но это уже будет триста! — а какое это имеет значение? двести, триста, хоть сто тысяч миллионов! и вообще, спорим ты зашёл в аудиторию, и все такие чёрт, придётся поставить ему высший балл. — это не так работает, бокуто-сан. — о нет, именно так и работает, а потом ты ещё прошёл к своему месту, а они увидели твою походку в этих чёрных брюках и вообще уверовали. — в кого уверовали? — не знаю. в тебя. в твои ноги. в твои сто баллов. хотя нет, подожди, твои ноги — это только моя религия- — понял, понял! прекрати меня смущать, пожалуйста, если в комнату зайдёт учитель, я не объясню ему своё красное лицо. — скажи, что решил сварить себя в кипятке. бокуто невозможный. невозможно заботливый, невозможно любящий. акааши уверен, что не заслуживает всего этого, но бокуто в ответ на эту неуверенность обычно просто целует его. и всё. и никаких кипятка и звона в ушах, никаких усталости и другого города, никаких олимпиад с идиотскими дополнительными баллами и странно сформулированными заданиями. ни грамма смысла, потому весь смысл — в нём, бокуто, в нём, акааши, в них, обоих и вместе. — так хочется взять тебя за руку, — шепчет акааши, не желая делить эту мысль со стенами отеля. — так хочется потрогать твои волосы, — отвечает бокуто в тон его еле слышимому голосу. — завтра потрогаешь обязательно. — завтра потрогаю не только волосы. — ну вот, — смеётся кейджи, — я чувствую сегодняшнее влияние куроо. — эй! — и ойкавы. — двойное эй! — как у них дела? — говорят, всё сложно. — ммм. я сегодня сидел с таким же лицом, когда увидел задания. всё сложно, вернусь в отель и обязательно сварю себя в кипятке. бокуто так сильно любит акааши, это просто какой-то кошмар. ему бы лечиться, а то тело в один момент просто не выдержит хранения всех этих чувств внутри. скажет: забирай это всё и проваливай. скажет: мы с тобой состоим из мыслей об акааши, снов об акааши и совместных планов на будущее с акааши. скажет: я не подписывалось, а у тебя уже сердце стучит как а-каа-ши. скажет: я ухожу, бокуто котаро, подписывай увольнительную. бокуто думает, стоит ли ему сформулировать мысль получше или просто так взять и обрушить на акааши прямо сейчас, но язык его — враг его — оказывается гораздо быстрее его головы. — слушай. какая разница? у них всё сложно, задания сложные, жизнь сложная. главное, что у нас с тобой, кейджи, всё просто. всё просто и — поэтому — хорошо.