Мой идиот

Остается ли в актере на память что-то от сыгранной роли? Вопрос, который на интервью задают не раз и не два, и если при людях Цао Юйчень еще как-то выкручивается, изобретает странные конструкции вроде «верности навсегда», то себе лучше не врать. Себе просто надо признаться, что Цзинь Цзысюань оставил ему после себя не храбрость, не уверенность в себе, а всего лишь умение вести себя по-идиотски, когда общаешься с тем, кого любишь. С той. Отстойный подарок, если честно. Впрочем, вполне подходящий к его ситуации. Тысячу раз говорено было — не влюбляйтесь в партнеров по съемкам. Да, несомненно, легкая влюбленность, это прекрасно и дает ту самую многажды помянутую «химию» между персонажами, но именно что легкая и влюбленность. Не любовь. Все это Цао Юйчень слышал и читал, и даже помнил, но ровно до того момента, пока не увидел Сюань Лу. Технически, то мож было назвать любовью с первого взгляда, потому что до этого момента он Сюань Лу не видел. Смотрел, но не видел. То есть, на съемочной площадке он прекрасно изображал наследника ордена Цзинь, но увидеть в вихре длинных рукавов не деву Цзян, а Сюань Лу не получалось. А потом вдруг получилось, и Цао Юйчень понял, что попал. Наверное, именно в этот момент внутренний Цзинь Цзысюань и оставил ему этот идиотский подарок. И все покатилось под откос. Наверное, по-правильному и хорошему, надо было, как в детском саду, подойти к понравившейся девочке и сказать: привет, я Цао Юйчень, ты мне нравишься, давай дружить. Вот только таким образом заводить друзей и получалось только в пять лет. К школьным годам такая стратегия срабатывала все реже, а в студенчестве он накрепко запомнил, что его чувства — только его проблемы. И грузить ими кого бы то ни было — верный путь к провалу. Но терпеть с каждым днем становилось все тяжелей. Сюань Лу учила Сяо Чжаня танцам, смеялась вместе с Ван Чжочэном, сосредоточенно слушала режиссера и оператора, а он только любовался, практически впадая в ступор. Хорошо еще, что никто не замечал его стеклянного взгляда, ну, или принимал за отличное исполнение роли. Впрочем, порой, хотелось, чтобы заметили, чтобы спросили, что с тобой, друг? Не спрашивали. Цао Юйчень думал, что после съемок все пройдет, ну, в конце концов, если не видишь, то и не думаешь, но кто бы дал забыть… Кто вообще придумал эту идиотскую готовку? Сюань Лу больше лезла под руку и смеялась, а он сосредоточенно старался не налажать. На его вкус получившийся торт, хоть и не претендовал на звание шедевра кулинарного искусства, но выглядел все же симпатично. После совместной готовки случился совместный же ужин, и если раньше он еще хоть как-то мог себе соврать, что ничего страшного не происходит, то сейчас можно было уже себе не врать. Он влип, и выбраться ему не светило. Следовало либо смириться с безнадежностью чувства, либо действовать. Спросить совета было не у кого; время текло между пальцами даже не песком, не водой, лилось маленькими аквариумными рыбками, которых как ни пытайся — в горсть не зажмешь, выберутся, найдя просвет между пальцами. И может быть поэтому Цао Юйчень и сделал то, что сделал. От испуга. Портить все он начал с самого начала. Ведь помнил же всю неделю до вечеринки, с самого момента приглашения, что нужно прийти в фиолетовом. Помнил, даже нашел рубашку и джемпер, но, когда надо было собираться, нарядился почти во все черное, белые полосы на джемпере не в счет. Можно было все исправить, вот хоть в каком-нибудь цветочном магазинчике попросить отдельно отрезать фиолетовую шелковую ленту, и привязать вместо шарфа на шею, но хорошая мысль, увы, пришла в голову когда он уже протягивал Сюань Лу букет, и неловко извинялся, сочиняя на ходу что-то о пролитом на рубашку чае. Больше всего это походило на неловкие школьные попытки соврать учителю, что домашнее задание правда-правда было, но его съела собака. Вот точно такие же ощущения, когда стоишь, врешь, отводя взгляд, и понимаешь, что учитель твое вранье тоже чувствует. Хоть букет догадался собрать фиолетовый, и то хорошо. Посреди лиловой толпы он себя чувствовал странно. Но смеялся, поддерживал разговор, а когда спрашивали, почему в черном — махал салфеткой, которую ему выдали перед общими кадрами. На ней черным по белому было написано «Фиолетовый» Писала Сюань Лу, и поэтому он планировал утащить бумажку с собой. Коробка с подарком лежала в кармане и ждала своего часа. Когда все уже разошлись, и вот-вот должен был прийти кейтеринг, чтобы убрать украшения и посуду, стало ясно, что ждать больше не имеет смысла. — Лу-цзе, — Говорить, конечно, надо смело глядя в глаза, но поднять взгляд от сиреневого свитшота именинницы не получалось. — Лу-цзе, я… Я тебя люблю. Правда люблю, давно, еще со съемок. Я все понимаю, просто я больше не могу. — Он говорит быстро и путано, почти вталкивает в ладони Сюань Лу коробочку с подарком, а когда она пытается ответить, не дает ей даже заговорить, продолжая. — Это ни к чему тебя не обязывает, просто. Просто пожалуйста, подумай. Если нет — значит нет. — наверное, надо было развернуться и уйти, оставив Сюань Лу с подарком и мыслями, но ноги не слушаются. Стоять и ждать ответа — страшно, но уйти, отпустив прохладную ладонь, еще страшней. Сюань Лу сама убирает свою руку, подцепляет кончик ленты и тянет, развязывая тщательно вывязанный бант. Сейчас Цао Юйченю кажется, что его подарок просто верх идиотизма. И тщательно выписанные на бумажной ленточке «лететь крылом к крылу», и «рыбы опускаются ко дну, а дикие гуси падают» кажутся жуткой пошлостью, а связка ключей на двойном брелке с пионом и лотосом и вовсе убивают всякую надежду. Сейчас она рассмеется и скажет, что все зря, что вот Ван Чжочэн, или Цзи Ли… Но Сюань Лу не говорит. Точнее говорит, но совсем другое, не то, что он уже успел придумать. — Адрес. — Что? — Тут адреса нет. Карандаш любезно одалживает барышня, проходящая мимо с какими-то кофрами, и он торопясь, ужасно криво, пишет свой адрес на внутренней стороне коробочки. На секунду кажется, что они как в дораме, и сейчас будут финальные титры и хэппи энд, но вместо титров раздается телефонный звонок. Менеджер извиняется, но дело срочное, приходится извиняться и бежать. После премьеры дорамы — горячее время: новые съемки, фанмиты, репетиции и выступления их бойзбенда, интервью и рекламные фотосессии. Кажется, даже вздохнуть некогда, не то что подумать. В какой-то момент становится страшно, что если он разлюбил, обманул не только сам себя, но и Сюань Лу, встревожив ее признанием. Но нет, это всего лишь кажется. Мысль о том, что можно разлюбить Сюань Лу кажется глупой, а вот ревность — нет. Он скрипит зубами, когда видит, как Ван Чжочен обнимается со своей шицзе, но ролик просматривает несколько раз, потому что Сюань Лу. Цао Юйчень почти не бывает дома, но всякий раз, перед выходом, прикалывает к пробковой доске для записок и напоминалок стикер: «буду вечером.» или «уехал на фанмит, вернусь через три дня». Мало ли, вдруг Сюань Лу придет, когда его не будет дома, так хоть будет знать, когда его ждать. Когда возвращается — накалывает напоминалку на здоровенную иглу, стоящую там же. Постепенно игла становится похожа на разноцветную дизайнерскую елку, столько на ней скапливается записок. Перед очередной отлучкой он сминает все записки в большой шар и выкидывает. На очередном стикере короткое и отчаянное «уехал по делам. Буду поздно» Он и правда возвращается поздно, заполночь, и очень расстроенным, непонятно почему. Ключи падают из рук, замок оказывается закрыт только на один оборот, хотя он помнит, что закрывал на два, и в довершение всех неприятностей он спотыкается о что-то в прихожей и налетает на комод. Повезло, что не солнечным сплетением, он помнит, как это больно, но сейчас страдает только бок. Цао Юйчень уже предвкушает синяк и тянется включить свет, заодно настраиваясь на разгон для менеджера. Какого хрена уборщица раскидывает вещи! Вот только раньше, чем он включает свет в прихожей, загорается люстра в гостиной, и из нее выходит Сюань Лу. Она кутается в плед, и ногти на босых ногах выкрашены в какой-то светлый цвет. А зацепился он о ее ботинки. Или туфли. Кроссовки. Какая разница, за что, если Сюань Лу — здесь, в его квартире, кутается в плед, который он же и оставил на диване, когда уезжал. — Ты приехала. — Он растерянно сваливает на пол сумку, наплевав на то, что там новый сценарий, и вышагивает из кроссовок, совершенно не зная, что делать теперь, когда мечта сбылась. — Я тебя люблю. — Сюань Лу смотрит на него и улыбается, вид у него, наверное, идиотский, но сейчас он совсем не боится быть смешным. — Я вел себя как идиот. — Ты — мой идиот. — Сюань Лу шагает к нему первой, плед валится на пол ворохом складок, но думать о чем-то другом, кроме как о ее прохладных ладонях на своей шее и теплых губах, которые так сладко целовать, у Цао Юйченя не выходит. Прежде, чем зажмуриться, прижимая ее к себе ближе, он видит, что рядом с его стикером приколот еще один, жизнерадостно-зеленый. Что там написано — не ясно, уголок загнулся, но смайлик-цветок виден хорошо. Внутренний Цзинь Цзысюань одобрительно кивает. В конце концов, может он и вел себя как идиот, но в итоге дева Цзян стала его женой. Может и здесь все получится.