Порочный круг

Катсуки совершенно не ожидал, что это случится вот так. В тёмном грязном проулке между двумя домами, рядом с дурно пахнущими мусорными контейнерами. Шею обожгло несильной, но ощутимой болью, ранки пощипывало от телесной соли. Разодранный предыдущим злодеем воротник костюма не мог защитить от острых зубов. Не так Катсуки мечтал получить метку от возможного партнёра. Злодей не стал убегать, он остался на месте, ожидая, когда на него обратят внимание, но лицо его было скрыто полумаской. – Мы так давно не виделись, – голос незнакомца дрожал, выдавая нервное возбуждение. Он неловко улыбался, не теряя, впрочем, уверенности в позе. – Ты обязательно вспомнишь меня. А когда это произойдёт, приходи на заброшенный склад у восточной окраины. Один, разумеется. Катсуки не помнил, хотя нечто смутное, неясное и лёгкое, как перо, проносилось в его голове от звуков голоса. Злодей скрылся, растворяясь в темноте проулка, но Катсуки и не думал бежать за ним, пытаясь ухватиться за это мимолётное воспоминание. Метка ныла, и боль отдавалась в мозг раскалённой иглой, после проносясь по мышцам всего тела. Раньше Катсуки не мог успокоиться, пока каждый преступник не будет пойман, но сейчас ему хотелось лишь спать. Силы покидали тело так стремительно, будто неизвестный злодей перерезал ему горло, не меньше. Мелькание разноцветного костюма Ашидо, всполохи красного и темнота. Просыпаться в больнице было уже привычно, но нормой стали рваные раны и ожоги, а никак не следы зубов другого человека. Метка не была взаимной, значит, её следы быстро затянутся. Они не должны доставлять столько неприятностей. Врач зашёл лишь спустя час, наскоро осмотрел шею и сделал пару отметок в карте. Выглядел он слишком серьёзным для пустяковых ранок от зубов. – Док, что-то не так? Она же скоро пройдёт, верно? – Катсуки знал эти правила как свои пять пальцев ещё со школьной скамьи. Только добровольная взаимная метка остаётся с человеком навсегда, она меняет тела партнёров, определяя их пол: альфа или омега. Метки могут стать взаимными даже спустя десятки лет. Если человека пометили против воли, метка не появится. Никаких исключений. Эта метка просто не может оказаться… – Неверно. Она очень быстро рубцуется, проявляется узор, да и твой анализ на гормоны уже позволяет нам сделать вывод, что из беты ты становишься альфой, Бакуго. Скажи, твой партнёр, случаем, не тот злодей, который… – Нет, он гражданский. Я спас его от нападения когда-то и поставил метку. А сегодня мы снова встретились, и он оставил свою, – в голове стало совершенно пусто, а слова вырвались сами собой. Защитить более слабого партнёра. Инстинкт, древний, как само общество людей. Врач выглядел чуть более удовлетворённым, он сдержанно улыбнулся и попрощался, оставив Катсуки наедине со своими мыслями. Тот, кого он пометил раньше. Тот, кто слаб, слишком слаб, чтобы защитить себя самостоятельно. Ни на что не годный, хилый, бесполезный. Деку. – У меня сегодня получилось сделать восемь блинов на воде одним камнем! Это новый рекорд! А как там дела у Деку? Более рослые и плечистые мальчишки смеялись и толкали в спину одного-единственного, более маленького и щуплого. – Конечно ноль, Бакуго! Он же едва до воды камень докидывает! – их гогот всегда был отвратительным. Катсуки не любил водиться с ними, но свита помогала чувствовать себя увереннее. А Деку просто бегал за ними в надежде, что его защитят от нападок в случае чего. Единственное, что он умел делать хорошо – плакать и вести записи в бесконечных тетрадях. Но всё равно хотел стать тем, кто спасает людей. Героем. Мальчишки из свиты взрослели, дурели и становились сильнее. Они пытались нападать даже на авторитет Катсуки, но жёстко поплатились и нашли новую жертву для издевательств и тренировок в остроумии. Деку не мог дать отпор, не мог вставить хоть слово против, он не понимал, за что с ним так обращаются, а Катсуки не мог его защитить – боялся лишиться нужного уровня уважения среди этой своры цепных псов, которой ежесекундно требовалась сильная рука. И Деку молча терпел. Терпел насмешки и придирки, терпел издёвки и тычки, терпел изрисованные тетради, терпел рваную одежду, терпел плевки в еду и спину. А свора всё сильнее матерела от собственной безнаказанности. А Катсуки слушал обсуждения этих шавок на тему, как бы посильнее задеть Деку, унизить его и растоптать. – Посмотрите на него! Жалкий, ничтожный, беспричудный… Он же омега! Ну и пускай в будущем, но я даже не сомневаюсь, что такой, как он, окажется мокрой скулящей сукой. Так почему бы нам… Катсуки не мог это слушать. Он хотел помочь, хотел защитить, хотел уберечь Деку от того дерьма, которое на него хотели вылить. Хотел разорвать порочный круг страхов и страданий. Но не мог. Метка начала нещадно ныть, вторя болящему сердцу. Каким же жалким трусливым сопляком он был. Он не мог помочь Деку сам, не мог просто взять – и вступиться за него. Оголтелые псы просто растерзали бы их обоих. Но малолетки, такие, как эта свора, всегда боятся гнева взрослых. План родился сам собой. В тёмном грязном проулке между двумя домами, рядом с дурно пахнущими мусорными контейнерами. Деку всегда срезал там дорогу до дома. Подкараулить его там было плёвым делом. Тихий вскрик, ввинтившийся в уши, металлический привкус крови на языке, прилив нежности и грусти. Катсуки не помнил, как он довёл почти бессознательного Деку до дома, не помнил, как прибежал к себе, заперся и сел на кровать, обхватив голову руками. Теперь никто не посмеет изнасиловать его, не посмеет тронуть, не посмеет поднять руку. Деку не появлялся в школе пару дней, а после пришёл уже с меткой на шее, хотя и старался прикрыть её воротником школьной формы. – Чёрт, да он же меченый! Кому вообще нужен такой хилый… – Катсуки оборвал одноклассника и с серьёзным видом посмотрел на шею Деку. – Разве не очевидно, что это сделал кто-то из взрослых? Вот ты бы решился сейчас ставить метку? Мал ещё, зубки не выросли, не лезьте вы к этому заморышу, а то проблем не оберёмся. Стая нашла новую жертву, но Деку перевёлся в другую школу и переехал так далеко, что Катсуки не смог его найти. Он и не сильно пытался. Он был рад. Ещё бы немного – и метка начала бы заживать, обман бы раскрылся и… Всё. Все усилия были бы напрасны, а проклятая свора начала бы свои нападки с новой силой и энтузиазмом. И только совесть никак не желала успокаиваться, вгрызалась в сердце с новой силой, не давая покоя. И Катсуки предпочёл забыть. Забыть, что Деку вообще существовал, забыть о метке, забыть о своих чувствах к нему, забыть обо всём, что терзало душу. А через год на школу напал злодей, Катсуки на деле смог оценить работу про-героев и твёрдо решил стать таким же, как они. Сильным, ярким, уважаемым, а главное – победителем. Победителем во всём, чего бы ни пожелал. Он позабыл, что по-настоящему сильными становятся только тогда, когда защищают слабых. А теперь Деку сам стал злодеем. Скорее всего, даже не рядовым, не простым пушечным мясом, а кем-то из верхов, из тех, кто думает перед тем, как сделать всё чужими руками. Катсуки не знал, что могло привести Деку к этому пути. Возможно, в жизни было много неприятных моментов, от которых его некому было защитить, и от этого в груди поднималась волна неприятия и даже ненависти к тем, кто мог ему навредить. Только добровольная взаимная метка остаётся с человеком навсегда, она меняет тела партнёров, определяя их пол: альфа или омега. Метки могут стать взаимными даже спустя десятки лет. Значит, тогда, давным-давно, Деку принял метку, принял Катсуки как партнёра. И спустя столько лет поставил на него свою. В тех же унизительных обстоятельствах, в вонючем грязном проулке. Битва с мелкой сошкой не была случайностью: не случайно маленький звероподобный злодей с парой кинжалов метил исключительно в шею, срезая одно за одним крепления массивного воротника. Деку умел не только прекрасно всё планировать, но и ждать. Он терпеливо ждал больше десяти лет, чтобы привести план в исполнение. Хилый, до сих пор слабый физически, но наделённый прекрасным умом и аналитическими способностями. Его никогда бы не взяли в герои без причуды, без выносливости и обширных знаний. В UA обращали внимание только на это. Злодеи же нашли и огранили под себя и свои цели настоящий самородок. Старый склад у восточной окраины встретил тишиной, затхлостью и пылью. Деку был там, он стоял, прислонившись к одной из самых целых стен, и рассматривал длинный извилистый кинжал. Увидев Катсуки, он тут же спрятал его обратно в едва заметные ножны, прикреплённые к бедру, и радушно улыбнулся. – Каччан, я не сомневался, что ты вспомнишь меня. Не думаю, что ты метил налево и направо каждого встречного. Я же был единственным, верно? Единственным, кого ты захотел пометить, – его слова звучали как насмешка, но Деку выдавало напряжённое лицо и нежность, спрятанная в глубине глаз. Катсуки кивнул и заслужил улыбку, которую хотелось хранить на этом израненном лице. – Хочешь знать, откуда эти шрамы, верно? – вопрос звучал несколько зловеще, но ответа, к счастью, не требовал. – Мне пришлось через многое пройти, чтобы стать тем, кто я есть. Ответ, слишком общий, чтобы дать хоть какую-то информацию о говорившем. Деку явно не хотел рассказывать о своём прошлом. Он подошёл ближе, почти утыкаясь носом в шею Катсуки, и шумно втянул воздух, постанывая от наслаждения. – Ты пахнешь моим, Каччан. Терпкий гранат с нотками горького шоколада. Настоящий альфа, верно? – в его голосе не было насмешки. Лишь толика грусти. Настоящий альфа должен защищать. Это в его природе. А что же ты, Каччан? Катсуки буквально слышал эти слова в своей голове. Он отчаянно желал извиниться, оправдаться, очистить собственную совесть. Но ещё больше хотел всё исправить, найти того маленького, помеченного им Деку, вытащить из пучины беспросветного дерьма и сделать своим, помогать с учёбой, снимать квартиру вместе, жить вместе, создать семью и сделать счастливым. Но сейчас это было невозможно, они находились по разные стороны баррикад. Или… Не всё ещё было утеряно безвозвратно? И Катсуки рассказал. Рассказал о школе, о своре одноклассников, о своих жалких попытках защитить, а в груди болело всё сильнее, и боль эта отдавалась тонкими иглами под кожей. Деку не перебивал, выражение его лица не менялось, оставаясь практически безучастным, но тепла в его глазах становилось больше. Лишь после того, как Катсуки замолчал, кусая губы и сжимая кулаки, он тихо вздохнул. – Я знаю. Я всё это знал, Каччан. Иначе в том переулке ты лишился бы своей головы. Ведь только смерть человека, метку которого ты принял, позволит тебе выбрать другого партнера. Твоя метка много раз выручала меня даже тогда, когда тебя давно уже не было рядом, Каччан. Я благодарен тебе за неё, – он развернулся, и носа Катсуки достиг лёгкий, почти неуловимый аромат мяты и корицы. Настолько соблазнительный, что рот невольно наполнился слюной. Омега. Принявший его в качестве партнёра омега. И ведь всё ещё был шанс всё изменить, если только… – Откажись от злодейства, Деку. Ты же ещё не запачкал руки в крови, ты можешь просто исчезнуть и вести нормальную жизнь, разве нет? – в ответ лишь тихий смех и бесконечная печаль в глубине зелёных колдовских глаз. – Я слишком много знаю, думаешь, меня оставят в живых? Считаешь меня невинной овечкой, но мои руки по локоть в крови, Каччан. Думаешь, я рад заниматься этим? К сожалению, в это меня впутал дорогой отец… Впрочем, если ты хочешь, чтобы всё закончилось хорошо, тебе придётся меня убить, – на его губах снова появилась улыбка.

***

Треск рации, кровь на трясущихся руках, и тело, лежащее прямо под ногами. Зелёные кудрявые волосы, веснушки, шрамы на лице и извечная улыбка. Короткое сообщение другим героям: «Злодей Деку ликвидирован». Катсуки никогда не думал, что будет так тяжело. Ставшие такими родными и любимыми черты. Денки одобрительно аплодировал, другие герои только усмехались и отводили взгляд. Почти год гоняться за своим персональным, жалким, беспричудным злодеем – позор для такого про-героя, как Граунд Зиро. Дома уже ждал тёплый ужин и Изуку, вальяжно развалившийся в кресле и баюкающий их маленького белокурого сына. Катсуки не был удивлён. Он знал, что шею сворачивает вовсе не своему обезумевшему омеге, а подставному вооружённому до зубов злодею. Отсутствие столь знакомого запаха мяты и корицы было лучшим индикатором. – Как ты?.. – Изуку приложил палец к губам. Спустя пару минут он встал, положил ребёнка в кроватку и вернулся в кресло, по привычке разминая некогда сломанные пальцы. – Я же профессиональный психолог, Каччан, могу и диплом показать, – столь любимая им насмешка в голосе никуда не исчезла. – Было очень легко внушить тому пареньку, что он и есть страшный и непобедимый злодей-Деку. Поэтому он стал подражать мне во всём, даже лицо поправил у наших подпольных умельцев – шрамы сделал, веснушки, изменил форму носа и губ и перекрасил волосы. Но, поверь, вооружённое сопротивление при задержании он решил оказать сам. Я его к этому не подталкивал. Изуку лукавил, но он был готов на всё, чтобы остаться в живых, чтобы стать, наконец, счастливым, забыть своё прошлое и просто жить. Жить не в кромешном страхе за собственную шкуру, жить, не сходя с ума от паранойи в ожидании ножа в спину от соратников. Деку был трусом, неспособным вырваться из порочного круга собственных страхов и страданий. Изуку же был тем, кто смог это сделать.