***
Человек взглянул на небо, последний раз обратившись к своей покровительнице, но не с просьбой одарить его победой, а со словами благодарности - он решил, что не станет больше участвовать в боях, даже если победит, и наплевать на то, как ему придется жить - он устал лишать людей жизни ради забавы для толпы, его энтузиазм иссяк. Затем он перевел взгляд на премиальное ложе - на троне разместился человек в шерстяном плаще, завязанном через плечо, и с венком на голове. Надо же, сам претор почтил арену своим присутствием, сегодня нужно было выложиться целиком, дав максимум хлеба и зрелищ, но человек не хотел убивать. Он не видел лицо своего противника под забралом шлема, но знал его - это был один из людей, которых гладиатор мог назвать друзьями. Отдаленная боль тронула его сердце, но в нем осталось мало людского. Он почувствовал себя Атласом, держащим небосвод - усталость одолела его дух. Претор громко хлопнул в ладоши - и толпа взревела и заулюлюкала, подбадривая бойцов и требуя крови. Гладиаторы осторожно приблизились друг к другу, прекрасно зная возможности своего оппонента, и не имея мотивации сражаться. Второй человек был облачен в поножи, имел шлем, щит и пилум, кончик которого смотрел прямо в лицо врагу; на поясе крепились ножны с бронзовым кинжалом. Голубые глаза из под шлема излучали страх, перемешанный с жалостью - он не хотел убивать, но судьба решила за него. С криком он бросился на противника, норовя закончить эту битву одним ударом, целясь прямо в грудь - но гладиатор со спатой молниеносно отскочил, и нанес ответный удар, угодивший в щит. Копьеносец сделал шаг назад, разорвав расстояние между ними - и нанес колющий удар в колено, сбитый ударом плашмя по длинному наконечнику. Это был греческий прием, нелюбимый зрителями, и дававший преимущество в битве один на один. Мечник схватил пилум за деревко, потянул на себя и шагнул навстречу врагу - тот отбросил оружие, достав из-за пояса кинжал и загородившись щитом - с длинным копьем у него не было ни малейшего шанса против спаты в ближнем бою. Он решил протаранить врага щитом - тот был довольно тяжелым, сделаный из деревянных досок и обитый железом - но мечник шагнул к врагу, и, будучи прямо перед щитом, сделал шаг в сторону, тем самым оказавшись в тылу, и нанес рубящий удар по ахилловой точке, разрубив сухожилия. Человек с кинжалом взвыл и на несколько метров отлетел от противника, упав на пыльную землю. Толпа начала кричать еще больше, требуя скорейшей расправы, но человек со спатой не спешил заканчивать бой - он смотрел на гладиатора, а его глаза не выражали никаких эмоций. Тогда раненый человек поднялся, опираясь на одну ногу, и снова бросился на врага, стараясь выбить спату ударом щита. Мечник делал непривычную для всех вещь - он сражался, хотя обычно убивал. Он полностью контролировал бой, будучи намного опытнее врага - провоцировал те или иные выпады, танцевал вокруг противника, иногда оставляя тому царапины, словом, сражался в треть доступного ему мастерства. Толпа начала гневаться, требуя настоящей битвы - и гладиатор не смог противиться долго. Нырнув под очередной удар кинжалом, он уколол раненного врага в район живота, и спата вошла внутрь на пять-десять сантиметров. Лицо второго гладиатора посерело, он осел на землю; народ опьянел от крови, и заcкандировал: "УБИТЬ!УБИТЬ!". Человек со спатой встал над поверженным врагом и занес оружие для решающего удара, взгляд его обратился к претору - тот ухмыльнулся, обвел глазами всю арену и медленно, явно наслаждаясь моментом, показал опущенный большой палец. Гладиатор в последний раз взглянул на своего врага - в глазах у обоих стояли слезы, они молчаливо прощались, понимая, что смерть неизбежна - и им не суждено это изменить. Мечник зажмурился, занес оружие еще выше - и тут произошло нечто, изменившее ход поединка - гладиатор почувствовал сильный толчок в грудь, толпа мигом смолкла, спата вылетела из его руки. Когда он открыл глаза, он увидел над собой человека в темном балахоне, лицо его сияло решимостью, а руки были широко раскинуты. Он прервал тишину своей речью, неожиданно громкой и четкой, какой мог обладать лишь обученный человек: - Стойте, глупцы! Не вам велено решать, кому жить, а кому умереть, и я не позволю случиться смертубийству! Претор, именем Божьим я требую прекращения поединка! Толпа заревела, проглотив дальнейшие слова этого человека. Претор поморщился и властно вскинул руки, призывая к молчанию. Затем заговорил: - Я узнал тебя, Телемах! Не тебе управлять желанием людей, а они жаждут крови! Толпа согласно загудела. Претор продолжил: -На этой арене суждено произойти убийству, и ты не в силах это предотвратить; уйди же, и дай поединку закончиться! Но глаза монаха горели холодным огнем, и он не собирался отступать. И, взвесив все за и против, он сделал выбор. -Что ж, я и сам вижу что не предотвратить смерть, но я не позволю умереть одному из этих воинов, потакая тем самым толпе; убейте же меня, их отпустите, но не смейте выставлять их на арену. Начался шум, толпа начала громко говорить, претор недовольно уставился на человека в балахоне; но тот не собирался отступать от своей идеи, хоть глаза его и блестели слезами. Поняв, что выбора нет, хозяин арены подозвал к себе слугу, что-то прошетал ему, тот кивнул и выбежал из ложи. Вскоре на поле появилось несколько людей, поднявших гладиаторов и унесших их в сторону подземелий. -Ты сам выбрал свою судьбу, монах,-проговорил претор и показал опущенный большой палец, затем развернулся и ушел из ложи, оставив монаха на растерзание толпы. Телемах обратил свой взгляд в небеса, желая в последний раз произнести молитву, но в его затылок прилетел камень, и он бездыханно упал. Люди сорвались с трибун и побежали к нему, выкрикивая на ходу проклятья.***
Человек с копьем не протянул и двух недель: удар спаты был ударом настоящего профессионала, и целители ничего не могли с ним сделать. Он был похоронен в земле арены, что было настоящей честью. Гладиаторские бои были запрещены, император Гонорий был сильно впечатлен поступком монаха, и та битва стала последней за всю историю Рима. Многие люди лишились обязательства учавствовать в смертельных боях чтоб завоевать свою свободу, вместо этого их ссылали на каторги и заставляли работать, все гладиаторские школы были закрыты, а сами гладиаторы - распущены. Претор, ставший свидетелем последнего гладиаторского боя, по окончании года службы покончил с собой, не сумев жить дальше с этой ношей. Его тело было сожжено и развеяно над Колизеем, ставшим ему последним пристанищем. Flagellum после того боя исчез, и никто его больше не видел; ходили слухи, что он поселился в далекой от цивилизации деревне, и был зарезан одним из посетителей тамошнего бара; он отвернулся от Беллоны, отвергнул свое прошлое и возненавидел самого себя, что и послужило причиной его внезапной пропажи. Он невольно стал последним гладиатором, и эта участь уничтожала его изнутри, сжигая его сердце. Его тело было предано Тибру, один из притоков которого проходил рядом с ареной, частично затапливая ее, и в итоге подземелье было зарыто.