Родительский долг

      — Глупо получилось, не находишь, Белльмере-сан?        Эхо выстрела еще не отгремело в ее ушах, как крики вокруг стихли и растворились в пустоте. Вместо них возник голос, рассеянно-печальный и смутно знакомый ей — Белльмере слышала его когда-то давно, словно не в этой жизни.         — Впрочем, я знал, что ты это сделаешь. Такая уж ты есть, — заключает неизвестный.        Белльмере тянется протереть глаза от крови, но с удивлением ощупывает лишь чистую кожу и ровный гладкий лоб, который мгновение назад расшибла пуля. Она открывает глаза — и видит присевшего перед ней на корточки старого друга. Только лицо у него раскрашенное, как для спектакля.         — Росинант? Что ты делаешь в Кокояши?        Вокруг нее лишь потерянный с десяток лет назад коллега по оружию да одинаковое бездонное пространство, Белльмере не хочет подбирать ему название, это не имеет значения. Старый друг смотрит ей в глаза с пронзительным сожалением, не торопясь дать какие-либо объяснения.         — Он тебя застрелил, Белльмере-сан, — заметив первые проблески понимания в ее глазах, наконец произносит Росинант, и в его тоне сквозит неприкрытое сочувствие. — После такого не живут. Можешь мне поверить, — он прикладывает широкую ладонь к груди, где узор на его рубашке соседствует с рваными круглыми дырами — печатью отгремевших выстрелов. Он предлагает ей руку, чтобы подняться.         — А мои девочки?         — Целые и невредимые, не волнуйся.        Внутреннее материнское чутье мягко отзывается на его слова и согласно урчит, Белльмере не на секунду не сомневается — так оно и есть. Не престало ей, которой только что размозжили голову, сомневаться в странных законах места, где она жива и осознает себя, вопреки всем логическим аксиомам.        Белльмере похлопывает себя по карманам, выуживает приплюснутую пачку, прикуривает себе зажигалкой, бросая неприкрытые оценивающие взгляды на бывшего сослуживца. Она помнит его зеленым юношей в форме дозорного, а не таким жирафом, да еще с гримом на смазливой физиономии.         — Ну ты и каланча, Роси, — невольно улыбается ему Белльмере. — Давно ты умер?        Губы Росинанта трогает слабая улыбка.         — Глупый вопрос, правда? На три года раньше тебя.         — Непутевая я мать, — вздыхает Белльмере, расстроенная отнюдь не собственной кончиной. — Умудрилась оставить своих девочек сиротами.         — Из меня тоже неважный родитель вышел, — смущенно признается потухший Росинант и на ее удивленный взгляд быстро добавляет. — Я тоже вроде как… мальчика усыновил. Ему десять было. Называл меня Кора-сан, представляешь?        Белльмере не замечает, как расплывается в улыбке — непутевый папаша напоминает ее саму, с таким уж глупым мечтательным видом говорит про пацана.         — Ну, дубина! Конечно, ты ж небось с ним как курица-наседка носился!         — Он сильный, — с гордостью заявляет Росинант и потрясает кулаком для драматического эффекта. — Ло не только выживет, он еще всем покажет!        Белльмере хочет сказать, что и ее проказницы непременно справятся со всеми трудностями, но от мыслей о девочках, второй раз оставшихся без матери, теряет лицо. Ситуация абсурдна до нельзя — она мило беседует с три года как мертвым Росинантом о тяготах родительской доли, в то время как вторгшийся в ее деревню захватчик фактически взял в рабство всех жителей и заводит на острове свои омерзительные порядки!         — Мы ничего не можем поделать, — словно прочитав ее мысли, с грустью пожимает плечами Росинант. — Только наблюдать, как они набивают шишки, учатся на своих ошибках, взрослеют…         — Родительский долг, — заключает Белльмере. — Поэтому ты здесь?        Ответ известен ей заранее.         — Поэтому и ты здесь, Белльмере-сан, — вздыхает он. — Неважные из нас получились родители, верно?        Убаюкивающее удовлетворенное урчание в груди говорит ей об обратном. Ноджико и Нами все еще ходят по земле, дышат, живут — ее главный родительский долг выполнен, они преодолеют любую напасть. Белльмере их этому научила.         — Эй, прекращай! — активно возмущается она упадническому настроению невольного товарища по несчастью. — Мне тут другой компании не предвидится, так что завязывай унывать, не то я тебя стукну. Твой Ло жив-здоров, так ведь? И мои девочки справятся, Ген-сан поможет опять же. Чтобы я больше не слышала ничего подобного!         — Ты все та же, Белльмере-сан, — с теплотой говорит Росинант. — Хочешь на Ло посмотреть?         — Серьезно? — Белльмере быстро принимает правила игры и потирает ладошки в предвкушении. — Конечно хочу! Никогда бы не подумала, что в тебе отеческий инстинкт проснется, иначе бы обязательно окрутила, — она ощутимо толкает его в бок.         — Ты тоже божилась, что дети при твоем образе жизни — непозволительная роскошь, — смутившись ее заявления, напоминает Росинант.         — Потому и ушла из Дозора, когда они появились, — важно отметила она. — Ты лучше расскажи про мальчонку.         — Это долгая история, — блаженно закатывает глаза Росинант, всем своим видом обещая потрясающую историю. — С чего бы начать…        Белльмере с удовлетворением прислушалась к мурчащему спокойствию в душе, сигнализирующему о том, что с ее девочками все хорошо, и навострила уши. Времени у них было с избытком.