Потерявшие

      Ло ничего не делает без причины, он слишком рассудительный и дальнозоркий для этого. На войну он тоже пришел не без основания — столь масштабное и значимое событие готовилось ударной волной прокатиться по миру и смять под собой каждого, кто окажется не готов. Ло не собирался примкнуть к их числу, как и повода отказаться стать живым свидетелем явлению новой эпохи не нашел.       Ло не вошел в страждущее кровопролития нутро гремящей на сотни миль вокруг битвы, только наблюдал — за целым миром, разделенным на две половины, как бесстрастный его творец. Взрывалось пламя и трещал расколотый, как стекло, воздух, поднимался к небу синий феникс и замирало во льду взбушевавшееся море.       Заканчивалась война и брала с каждого свою плату. Она побеждала.       У войны не бывает иного исхода — каждый неизбежно проигрывает ей, всесильной. Проигрывал Морской Дозор — падали на орошенную свежепролитой кровью тела в белых плащах, проигрывал Белоус — испускали дух пираты, насаженные на вражеские катаны. Люди проигрывали — и не важно, форменная ли одежда пропитывается потом и кровью. В непримиримом противостоянии забылась важнейшая истина: война никому ничего не дает, она лишь отнимает все, к чему прикасается.       Проигрывал войне и сумасшедший мальчишка в соломенной шляпе. Проигрывал и кричал — не верил собственной отвернувшийся в последней момент удаче.       На его руках в последний раз улыбался ему умирающий брат.       Жадная рука этой войны коснулась Мугивары и неизбежно вовлекла в свои бездонные удушающие объятия. До субмарины докатился обезумевший вопль последнего из братьев, время замерло, Ло вздрогнул. С этим отчаянным криком к нему словно вернулось запоздавшее эхо из пустого догорающего города, где последний его проклятый житель оказался никем не услышан — и сломался, с хрустом, как ореховая скорлупа. Время циклично — теперь, держа на руках тело любимого брата, ломался Мугивара.       Только он один не был.       — Готовьте операционную, — коротко приказал Ло, и время вновь неукротимо понеслось: погоня и магмовые всплески, побег и ледниковые иглы в хвосте желтой субмарины, срочные операции и кровь, много крови.       — Эйс-сан был его братом, — сказал ему балансирующий на грани забытия Джимбей, когда измотанный хирург наконец снял свои перчатки и глубоко вздохнул. Перебинтованный мальчишка лежал под аппаратами без сознания, чуть живой, — но живой же. — Он умер у него на глазах…       Ло взглянул на свои пальцы, запятнанные, как кровью, словом в пять букв, и сжал кулаки. В ушах у него еще звенел вопль Мугивары, отдаваясь множеством иголок в сердце.       — Отдыхайте оба, — надел маску сурового доктора Ло, закрывая за собой дверь. — Нам всем нужна передышка.       Пауза была нужна ему, как глоток соленого морского воздуха, как отзвук непроницаемой тишины в запертой на ключ каюте — как синоним мира и мнимой безопасности. Война не закончилась, она лишь заявила о себе перед началом своего главного выступления, забрав брата Мугивары так же легко, как когда-то поглотила Флеванс — чтобы покатиться по миру дальше, нести вечное свое разрушение во благо себе самой.       Ло мог изменить многое, лишь создав вокруг операционное поле, но не мог куда больше: возродить сверкающий белоснежной отравой город или воскресить долговязого идиота в смешной шапке. Вытащить из шока своего внезапного пациента тоже не мог, чудеса вне его компетенции, спасения за пределами операционной — не его прерогатива. Бравый воин моря, усыпленный лекарствами и пережитым стрессом, займет место проводника рядом с резиновым мальчишкой, когда тому настанет время залечить трещину в сердце и рану на груди. Будь то отважный рыбочеловек или восемь взошедших на борт солнечного корабля безумцев, для Мугивары спаситель непременно найдется.       Ло точно знает — на собственном примере — что один человек может стать залогом жизни и смерти, привести к свету или низвергнуть на глубину. Его спаситель поднял его со дна, вытащил из ямы со змеями, раскрасив детский мир в черный, как воронье перо, и красный, как нарисованная на лице улыбка — та самая, что чернилами на вечную память впечатана в его грудь. Что в корне отличается от застывающей несмываемым пятном раны, спрятанной под бинтами у его нерадивого пациента.       Ло сверяется со временем, прежде чем вернуться в темное нутро своей субмарины, где забылся в медикаментозном сне надломленный потерей мальчишка и его внезапно приобретенный союзник, которому суждено стать его верным рыцарем и другом.       — Борись, Мугивара, — хмуро скользнув по изможденному телу своего незадачливого пациента, говорит Ло, потому что никто здесь его не услышит, не уличит безжалостного хирурга в сострадании. — Не спеши последовать за братом. Мы всех заставим ответить за отнятое, всколыхнем этот чертов мир. Мы же оба из худшего поколения…       Ло уходит, оставив после себя воткнутый в пол проклятый меч.