Второй шанс

      «Сам демон разврата? Один из пяти Князей Ада? Кажется, я где-то очень крупно согрешила…» — одолеваемая безрадостными мыслями Марина со страхом смотрела на длинные костлявые пальцы, что невесомо сжимали её ладошку словно венерина мухоловка. Прекрасная на вид, однако стоит лишь коснуться, как ловушка захлопнется.       «Моя уже захлопнулась… Боже, что он… О нет, ведь мысли…»       — Прошу, милейшая Марина, не стоит так бояться, я не причиню Вам зла.       «Сказал демон!» — подумала она и тут же пожалела об этом.       — Не стоит, как раз-таки демоны умеют держать данное слово, — произнёс Асмодей, бесстыже продолжая изучать взглядом художницу. — Тем более Вас надо вернуть Вашему хозяину в целости и сохранности, как я правильно понимаю.       — Х-хозяину? — спросила девушка и тут же вжала голову в плечи.       Демон взглянул прямо в глаза, и ей на миг показалось, будто её пригвоздили к месту. Дыхание перехватило, а виски начали так неистово пульсировать, что мрачная гримаса боли исказила бледное лицо.       Асмодей лишь усмехнулся и неожиданно подался вперёд. Марина даже не успела сообразить, что происходит. Тихий испуганный крик вырвался с сухих губ, однако тут же растаял в мрачной тишине залы. А в следующий миг девушка судорожно вздохнула, желая провалиться под самый Ад, только подальше от этого демона.       Она почувствовала холод на своей шее. Асмодей буквально приник к ней губами. И было так страшно, холодно и одновременно приятно… Однако то было отнюдь не блаженное наслаждение. О нет. Болезненное, мучительное, садистское наслаждение. Его чары действовали превосходно, но вызывали лишь желания плоти. Душа же в ужасе трепетала в костяной клетке, желая спрятаться в самые её недра.       Марина видела перед собой чёрный лоснящийся шёлк его волос. От них исходил тонкий едва уловимый аромат роз, перебиваемый резким грубым запахом серы и железной крови.       Девушка судорожно вздохнула и зажмурила глаза, ожидая своей участи.       «Я не могу сопротивляться ему, это ведь сам Асмодей — четвёртый или третий по силе демон Ада. Он меня разорвёт на части, и ни один Маммон не поможет… Ой, нет! Лишь бы он не услышал!» — она ещё больше сжалась от подобной мысли. Ведь Асмодей может рассказать Маммону, где бывает его пленница, пока тот расхаживает по собраниям.       Демон резко отпрянул. Узнать, кому принадлежит девчонка, можно буквально за несколько секунд, главное — почувствовать запах. Однако он позволил себе немного больше — насладиться нежной матово-белой, будто атласной девичьей шеей. Демон чувствовал, что никто прежде смелым поцелуем не касался этой лебединой шеи с удивительно нежной кожей, от которой исходил щекочущий ноздри аромат персика. И его это будоражило. А сама мысль о том, что она принадлежит другому, тем более Маммону, с которым у него были старые счёты, буквально сводила с ума.       Но Асмодей хоть и был страстен, однако не шёл на её поводу, а скорее наоборот: сам вёл страсть на поводу и спускал. Тогда разрушались даже самые крепкие союзы, очернялась самая чистая любовь.       Мужчина с хитрой улыбкой смотрел на бледную зажмурившуюся Марину, которая, видимо, ждала своей участи.       — Маммон, значит…       — Вы прочли мои мысли?       — Нет, запах. Что же, — он даже цокнул языком, — это очень, очень интересно… Но что мы как дикари, присаживайтесь, милая Марина. Полагаю, Габриэль не обидится, если мы позаимствуем у него кресла, — и, сказав это, он громко щёлкнул пальцами.       Марина и моргнуть не успела, как через несколько секунд со скрипом из тьмы вынырнули кожаные чёрные кресла с высокой спинкой.       Демон тут же вальяжно уселся в одно из них, лихо закинув ногу на ногу. И девушка к смущению своему отметила, что ему очень идут кожаные брюки, аккуратнозаправленные в сапоги. И Асмодей поймал её взгляд и довольно улыбнулся. Правда, в душе.       Она неуверенно села на предложенное кресло, но не откинулась на спинку, а замерла в напряжении, словно стрела, готовая в любое мгновение сорваться и пуститься в полет.       Воцарилось молчание, в котором слышалось лишь тихое поскуливание собак и биение её собственного солнца. Однако никто не начинал разговор. И девушку это угнетало, заставляло чувствовать себя неловко.       Наконец она решилась.       — Так… О чем Вы желали поговорить?       — Хм, вот так намного лучше, — вкрадчиво начал он, соединив тонкие пальцы домиком.       «Да он просто издевается!»       — Почти. Итак, милейшая Марина, позвольте мне узнать, что такая очаровательная и живая особа забыла у нас в Аду?       — Я… Эм… Ну, можно сказать…       — Не можно, а нужно, милейшая! Нужно.       — Я… Эм… Гощу у… Сами знаете кого.       — Он запретил вам говорить правду?       — Нет! С чего вы…       — Тогда давайте называть вещи своими именами. Помните, Марина, вы общаетесь не с людьми. Тем, кто читает души как открытые книги, чужды сантименты и изворотливость в беседе.       Девушка сглотнула и сдавленно кивнула головой. Она поняла, что лгать бесполезно — Асмодей все равно узнает. Прочитает ли мысли или же вслушается в её слова — сути дела это не меняет. Однако Марина видела, что ему явно доставляет удовольствие её беспомощность в беседе.       — Тогда почему Вы продолжаете меня допрашивать, если можете прочитать это в моей душе? — спросила она и вздрогнула: настолько неожиданной показалась ей резкая уверенность в голосе и твёрдость вопроса.       А демон удивлённо поднял бровь, после чего коротко усмехнулся и откинул голову.       — Браво, милая Марина, такая уверенность и чёткость как в голосе, так и в вопросе мне больше по душе… Но, признаюсь, робость мне тоже очень…нравится, — последние слова он произнёс тихим, почти урчащим голосом. Так, что у Марины невольно пробежали мурашки по спине.       — А вообще удивительно, что он ещё не забыл о своей этой… Как там её, — он пощелкал пальцами, — ах да, Хелен. Не понимаю, чем эта девка его так зацепила…       — Вы знали об этом?       — Милейшая, в Аду сложно что-то скрывать. Когда тебя окружают твари, готовые использовать любую твою слабость против, стоит быть начеку… Хотя, признаться, некоторые из тварей весьма привлекательны, — и по голосу Марина поняла, что Асмодей явно имел ввиду себя.       — Но… Вы точно не знаете, что там случилось? Почему ее сожгли? Она ведь была художницей, а не травницей.       — А разве Маммон тебе не рассказал?       Он с коварной улыбкой наблюдал, как медленно изменяется её выражение лица. Словно неспокойное море, которое резко сглаживается и становится ровным, печально молчаливым скопищем воды, ведущей куда-то за горизонт.       — Другого я и не ожидал.       — А Вы… Можете рассказать?       — А зачем вам это знать, милейшая?       — Просто… — она сглотнула, — мне тяжело в неведении… Если меня похитили и держат здесь из-за того, что я чудом оказалась на неё похожа, то я считаю, что имею право знать всю историю для того, чтобы понять отношение к себе и то, чего от меня хотят.       Марина сказала это словно в последний раз. Вся боль и обида на эту неизвестную ей Хелен, Небеса, которые, возможно, наградили её бренное тело душой несчастной художницы; Маммона, который не попытался с ней поговорить, объяснить всё толком; получающего удовольствие от её нормального страха перед высшим существом Асмодея, — все это лавой горечи, злости и обиды вырвалось из жерла её души.       И сейчас она сидела растрепанная, с резким румянцем на бледных щеках, смотрящая прямым гневным взором на удивленного демона.       — Аргумент принят и засчитан, — сказал он.       И через мгновение Марина в ужасе вжалась в кожаную спинку кресла, жалобно скрипнувшую под внезапным напором.       Асмодей склонился прямо над ней. Огромный и при этом изящный он напоминал отвесную скалу, которая вот-вот обрушится на голову незадачливого путника. Он крепко упёрся руками в подлокотник. Марина ощущала, как невесомая ткань белого жабо касается её открытой шеи. Но главное его лицо: оно было буквально в нескольких сантиметрах от её. Одно неверное движение — и ловушка захлопнется. Она окажется тем самым насекомым, которое попалось в прекрасную венерину ловушку.       Марина видела, как опасно, словно рубины в огне свечей, блеснули его глаза. И хоть девушка была незнакома с физиологией демонов, однако подсознательно она понимала, что это может значить. И от одной мысли об этом она чувствовала, как внутренности словно стягивают верёвкой.       А демон коварно усмехнулся, и через мгновение Марина уже дрожала испуганная, схваченная в ловушку. Она ощутила, как тело её на секунду приподнялось.       — Боже, что…       — Т-с-с, Бога здесь нет, милейшая.       Тонкий хвост толщиной с большой палец обвил её талию и кончиком приподнял подбородок так, чтобы его обладатель смог заглянуть прямо в глаза своей пленнице.       — А что ты можешь предложить мне взамен информации? — прошептал он прямо в дрожащие девичьи губы.       — Что?.. Отпусти…       — О нет, милейшая, — его дыхание уже обожгло шею. Его взгляд остановился на открытой острой ключице, полукруглых дрожащих плечах. И демон ощущал, что сжигающее внутри желание, страсть готовы вырваться наружу и обрушиться на несчастную деву. Её непорочность, детская наивность и явная неосведомленность в этом вопросе буквально сводили с ума. Асмодею хотелось сорвать с неё это белое полотно чистоты, разорвать его в клочья. Уничтожить её непорочность, подчинить себе, заставить кричать его имя в миг высшего наслаждения. А в том, что он может подарить ей его, демон не сомневался.       — В нашем милом Аду только Габриэль такой лояльный к людям: раздаёт просьбы направо и налево. С остальными же такие шутки не проходят…       — Чего Вы хотите от меня?       — Вот, схватываешь на лету. Поцелуй, один поцелуй — и я тебе расскажу всё, что мне известно об истории Хелен. И, поверь, известно мне многое… Как по мне, не самая высокая плата за правду, тебе так не кажется?       У девушки перехватило дыхание. Один поцелуй. Но она до этого никогда не целовалась. Только в щёчку, да и то маму и подругу Веру, которая уже давно нашла свой приют на Владыкинском кладбище.       «Всего один поцелуй — и я смогу узнать все об этой проклятой истории, из-за которой я вынуждена находиться здесь, лгать матери, пропускать учёбу, жизнь в конце концов! Я живу без окон, уже забыла, какое сегодня число, день недели, время суток… Я как в подвале, роскошном, но подвале. Одна… Я больше не выдержу, я хочу узнать все, я хочу домой…» — И тут перед её глазами предстало лицо Маммона, каким она видела его, когда он поведывал ей историю о своей возлюбленной. Он доверился ей, возможно, единственной за такое долгое время рассказал о самом сокровенном, что есть в его долгой, несчастной жизни. И каково будет его разочарование, когда он узнает, что она мало того, что сбегает из замка, так ещё и расспрашивает других о его истории? Марина поняла, что боится разрушить ту хрупкую, почти хрустальную связь, что образовалась между ними. Боится причинить боль тому, кто и так достаточно испытал её.       «И никто не даёт гарантии, что Асмодей скажет правду. Он ведь может соврать: ни один лжец не признается во лжи… И почему только поцелуй? Нет, для демона разврата этого будет слишком мало… Эх, может я пожалею об этом, но…»       И за мгновение до того, как она сказала свой ответ, Асмодей почувствовал, как что-то всколыхнулось в её душе. Резко поднялось из её недр и мощным светом рассеяло тьму греха, в который демон хотел ввести. Он скривился словно от сильной зубной боли. Сломленный, он ощущал, что желание обладать этой девушкой возросло во стократ.       — Нет, — решительно промолвила она. — Я… Лучше сама… Потом узнаю.       — А зря, очень зря, — промолвил он, освобождая пленницу, — но, как говорят у вас, хозяин барин. А теперь я поспешу откланяться, — демон скривил губы в ехидной усмешке, — кажется, Его Высочество не до конца высказал свое мнение обо мне.       Однако уже около двери он повернулся и тихо произнёс, уверенный, что Марина услышит его слова:       — Мне жаль тебя, девочка. Маммон ведь не отпустит тебя домой, даже если узнает, что ты — не перерождение Хелен. Он слишком любил… Любит её. И будет видеть её в тебе… Однако если захочешь вернуться, то просто назови меня по имени три раза. Тебе не стоит бояться. Я сильнее Маммона, он не сможет причинить тебе вред… Как только я появлюсь, мы обговорим условия сделки, — и с этими словами он покинул её.       Скрипнули двери, и Марина осталась одна, полулежащая во тьме в кресле и окруженная собаками.

***

      Прошло больше недели с момента памятной встречи с Асмодеем. Марина все рассказала Габриэлю, который был очень удивлён, когда заметил кресла, стоявшие за сотни метров от галереи.       «Я, конечно, знал, что феминистки всегда хотели доказать свое превосходство над мужским полом. Но, Марина, кресла для этого передвигать не обязательно.»       Однако, когда он узнал об обстоятельствах перемещения мебели, тут же посерьезнел.       «Ох, Марина, повезло же тебе нарваться именно на Асмодея… Можешь не беспокоиться, он ничего не скажет Маммону. Ибо у него свои планы на тебя. Советую тебе держаться от него подальше. Поверь, не только из-за силы он — третий после Люцифера в Аду». И больше они не говорили об этом.       Через день Марина тайно сбегала в замок Габриэля, где она не только проводила время за интересными беседами с демоном, но и вовсю использовала возможность доступа к Интернету. Когда Габриэль полностью погружался в карты и расчёты, что-то выводя золотым циркулем на пожелтевших бумагах, Марина, забравшись на диван, окруженная собаками, начала поиск в Интернете информации о своей родословной.Разум подсказывал девушке, что дело в её схожести с Хелен далеко не в душе.       Однако трудности возникли в самом начале, ведь Зимины никогда не вели родового древа, да и прогнозом погоды интересовались больше, чем прошлым своей семьи. Поэтому для начала Оля написала маме, поинтересовавшись, как у неё дела, здоровье, и после спросила, как звали прадедушек и прабабушек.       «Кажется, Нидерланды влияют на тебя, милая. Не помню, чтобы ты раньше интересовалась этим. Дедушку по моей линии звали Пётр Васильевич Зимин, а бабушку Зинаида Витальевна Зимина. Помнишь, я тебе в детстве рассказывала, что наши предки были аристократами? Так вот, Зинаида Витальевна в девичестве Августовская — последняя из Августовских. Я точно не знаю, когда бабушка родилась, но до революции точно. Она рассказывала, что вместе с родителями смогла укрыться у твоего дедушки, он был обычным плотником. Вот такая была история. Стыдно мне, что никогда не интересовалась нашим родом. Что тут взять с простой поварихи. Рада, что ты у меня, доченька, такая образованная, всем интересуешься. Очень надеюсь, что реставрации ваши скоро закончатся и ты вернёшься домой. Очень скучаю по тебе.»       — И я скучаю… — прошептала Марина, ощутив, как глаза защипало от собирающихся в них слез.       С Августовскими было куда легче, ведь аристократы тщательно вели родословную. Поэтому вскоре Марине удалось выяснить, что во времена правления Екатерины Великой сын графа Павла Васильевича Павел Павлович Августовский сбежал с дочерью голландского купца Дафной Бонсель. Неизвестно, как молодым людям удалось познакомиться, после влюбиться и совершить побег, однако Августовские навсегда вычеркнули предавшего благородную кровь негодного сына. Проведя не один час в электронных архивах, Марина нашла лишь одно упоминание об Августовских в Париже 1726 года. Дальше их след затерялся в бесконечной пустыне времен.       «Это уже что-то, я знаю, что голландцы в нашей семье были. В связи с событиями это уже не кажется совпадением или удачей. Надо будет узнать больше о Бонсель, когда Габриэль вернётся».       Однако демон не вернулся на следующий день, не после. Лишь на третий день на тумбочке появилось письмо, в котором он сообщил, что сейчас находится на военном совете. И когда будет — одному Люциферу известно.       — Не страшно… То есть страшно для Габриэля. Дай Бог, у него все хорошо будет, и Люцифер не будет сильно злиться на него, — она даже покачала головой, — что в жизни, что в Аду: кто больше работает, тот лавр не получает.       Тогда Марина решила заняться рисованием. Однако эскизы получались грязными, блеклыми или излишне мрачными. Зачастую на них были изображены ангелы или демоны. Сидящие, играющие на инструментах или же осовремененные — её сознание не могло выдать ничего иного. Тогда она заставила рисовать себя натюрморты. Бросала взор на случайный угол комнаты и срисовывала его, стараясь передать игру света и тени. Но в конце Марина замечала, что света становится все меньше. Чёрный монстр пожирал каждый миллиметр света, оставляя лишь маленькие крупицы, которые одинокими сферами парили во тьме. Она чувствовала, что сходит с ума от одиночества. Маммон не заглядывал к ней. Лишь один раз она получила от него коротенькую записку, и на этом их общение ограничилось.       Марина было попробовала побеседовать с служанкой Лолой, однако та осталась так же беспрекословно вежлива и не расположена к разговорам.       Каждый день становился пыткой. Казался долгим, мучительным, словно те считанные полчаса урока, тягучим, будто резина. Она не знала, сколько прошло минут, часов. Неизменность пространства вгоняла в уныние, собственные мысли хуже врагов издевались над сознанием. Ей хотелось закрыться от голосов, твердящих, что она — Хелен, художница из деревни Хоухрит. Воздуха бесконечно мало, будто его выкурили из тесной комнатенки, где нет и лучика натурального солнечного света. Коробка, одним словом. От них невозможно спрятаться… Они везде… Они в голове…       — Нет никого… Я совсем одна… Мама… Я хочу домой… Пожалуйста… — шептала Марина, плотнее укутавшись в одеяло. Она плакала впервые за долгое время. Её переполняла жалость к себе. Казалось, что все отвернулись от неё, и она осталась одна в этом мире. В своей каменной скорлупе. И нет даже луча, слабого проблеска надежды на спасение.       Ей совсем не хотелось есть. Даже самые аппетитные мягкие вафли казались твёрдым монастырским хлебом. Она забывала попросить завтрак — ей не приносили. Марина ела мало, только тогда, когда в желудке начиналась настоящая революция, она съедала половину ужина и вновь ложилась спать. И только книги спасали её от полнейшего одиночества и болота уныния, в котором она погрязла изо дня в день. И пульсирующей веной в голове звучали слова: «Однако если захочешь вернуться, то просто назови меня по имени три раза».

***

      Звуки его тяжёлой поступи эхом разлетелись по широкому коридору, уходящему во тьму. В редких языках пламени отражался сумрачный блеск позолоты, коей были покрыты стены. Вообще в гримуарах люди писали, что замок Маммона полностью сотворен из золота. Однако то были больше предрассудки и представления самих людей о роскоши. У демона богатства действительно был одни из самых роскошных дворцов во всем Аду. Сразу после замков Люцифера и Асмодея. И он этим гордился, хотя в последнее время роскошное убранство не пополнялось картинами мастеров, мощными артефактами или древними гримуарами. Весь месяц его занимали мысли о его внезапной находке: Марине. Он слово чувствовал, что надо именно в этот день и час переступить порог небольшого магазинчика, недалеко от метро Белорусская. Вообще, демон прилетел в Россию с одной целью: встретиться со старым некромантом и колдуном Чернокнижником, как тот именовал себя. Старик владел любопытными артефактами и изданиями, которые тот выторговал на, признаться, бесполезные по мнению Маммона, но невероятные по силе для Чернокнижника заклинания. И вот тогда, отправив слуг с приобретёнными «сувенирами» во дворец, он решил прогуляться по Москве. Узнать, как изменилась столица со времен его последнего прихода. Кажется, ещё до памятного сожжения столицы французами.       «Осталось совсем немного вещей. Если записка не подействует, то… Останется лишь две вещи, которые могут напомнить ей о своём прошлом. Последняя… Надеюсь, что до этого не дойдёт. О, Сатана, ну почему она не может вспомнить? Неужели за эти несколько веков её душа прошла через столь многое, что воспоминаниям прошлого не суждено коснуться её сознания?» — Он, тяжело вздохнув, коснулся медальона, что никогда не снимал, и продолжил путь.       Вот коридор привел его ко второму, вдоль которого тянулись огромные посеребренные двери. В пространстве между ними, на больших для человека, по десяти метров расстоянии, висели удивительной красоты гобелены. В блеклом светеказалось будто они парят, не касаясь стен. И Маммон остановился у одного из них, изображавшим прекрасную девушку с золотыми волосами в белом одеянии. Вокруг ноги красавицы обвился змий. И если присмотреться, то можно заметить, что под райским островком, полном зелени, текут алые реки лавы, и страшные морды чудищ любопытными очами взирают на нежную прелестницу.       Обведя гобелен равнодушным взором, Маммон лёгким движением откинул его, и иллюзия исчезла, обнажив под собой дверь. Демон вошёл в тайный проход и двинулся вверх по узкой каменной лестнице. Дальше был узкий коридор, который стал казаться совсем крохотным, как только мощная фигура Маммона появилась в нем.       Стражники тут же низко поклонились и стояли в такой позе до тех пор, пока господин не скрылся за знакомой дверью.       — Всё было спокойно?       — Да, господин.       И вот он вновь в её покоях. Он тут же вдохнул терпкий аромат яблока и травяного чая. По всей видимости, она недавно принимала пищу. Всё та же полутьма господствовала тут. Жёлтые отблески свечей изящной плясали на стенах, гобелене, мистический отражались в зеркале. Однако отнюдь не эстетические красоты занимали его.       Ищущий взор демона был устремлен на человеческую фигурку, что лежала укрытая пуховым одеялом. Так, что одни каштановые волосы подобно нимбу рассыпались на подушке. В руках она держала старый томик, на котором золотыми буквами было выведено: «Божественная комедия. Данте Алигьери».       — Очень хороший выбор, — сказал он.       И фигурка тут же встрепенулась. Книга выпала из рук и с тихим звуком упала на одеяло. Марина смотрела на него большими от удивления глазами. Её губы невольно растянулись в подобие улыбки, однако столь жалкое, что даже смертный, не то что демон не поверит в её искренность.       Маммон тут же напрягся. И вот уже его требовательный взор нашёл в образе девушки изменения: тёмные полумесяцы под глазами, нездорово бледная, даже желтоватая кожа, некогда пышные волосы стали ломкими, похожими на солому.       — Марина, что случилось? — прохрипел он, не в силах сдвинуться с места.       Неужели он ошибся вновь? Допустил где-то ошибку, и вот сейчас она покинет его вновь? Сатана великий, он этого не переживёт…       — Здравствуйте… — промолвила она, но даже голос её был тих и слаб, как сама его обладательница, — ничего особенного, просто депрессия и недостаток витамина D.       — Но как? Ты ведь должна получать всю еду, которую пожелаешь? Люди ведь из еды берут эти витамины, чтобы жить?       — Не только, витамин D мы получаем от солнечного света, — она старалась говорить спокойным голосом, словно происходящие с ней мучения — пустяки, безделица. Но, к ужасу своему, Марина чувствовала, что вот-вот — и из её глаз польются слезы. Как долго она не говорила ни с кем, как много времени была совсем одна…       А демон подошёл к ней, как в прошлые разы сел в кожаное кресло с высокой спинкой. И взгляд его выражал удивительное сочетание растерянности, сосредоточенности, непонимания и… Страха.       А он боялся редко. Почти никогда. Последний раз он испытал подобное чувство, когда Хелен чуть не упала с одной из отвесных скал в Карпатах, куда демон переместился с ней для того, чтобы полюбоваться закатом. Он помнит тот момент, когда, казалось, внутри все резко оборвалось и замерло. А после ожило вновь. Тогда она, прижавшись к нему, обещала, что больше не даст ему повода для волнений. И сдержала обещание. Последнее, что ему осталось из чувств о ней — горькое, словно полынь, сожаление. Волнения больше не было.       И вот сейчас то чувство явилось к нему вновь. В тот миг, когда он подумал, будто она вновь покидает его. Однако спокойный, несколько ироничный голос его успокоил. Ведь умирающие так не говорят.       — Как же у вас, людей, все сложно… — сказал он, прикрыв глаза ладонью, — почему ты мне сразу не сказала, что вы увядаете без солнечного света, точно цветы?       — Потому что я не думала, что все затянется на месяц, — произнесла Марина и тихо ойкнула.       «Кажется, прозвучало слишком грубо», — подумала она.       Однако, к её облегчению, демон не разозлился, лишь тяжело вздохнул.       — К сожалению, я не могу провести все очень быстро. В Аду хватает дел и я не могу, как Асмодей улизывать от своих обязанностей.       — Я понимаю, просто ты ведь мог предупредить…       — Тогда у тебя бы началась истерика, а это ещё хуже, чем нехватка этого витамина D.       По его усталому взгляду Марина поняла, что ей не удастся переубедить демона. К тому же отчасти он был прав, хотя девушка и с трудом желала это признавать.       Воцарилось напряженное молчание. Оба сидели, и никто не осмеливался начать диалог первым.       Маммон в задумчивости барабанил пальцем по покатому подлокотнику, в то время как Марина украдкой разглядывала величественный образ демона в чёрном камзоле, плаще на тонкой золотой цепочке, с отблеском свечей на мраморном, казавшимся белом лице.       «Если бы были силы, то я бы нарисовала его… Тем более свет так падает. А, черт, прошу прощения, раз в жизни так красиво будет, и то ничего не сделаешь. Что же за издевательство такое…» — однако она не успела закончить свою мысль.       Неожиданно Маммон поднялся и бросил негромкое:       — Собирайся.       — Что? Куда?       — Выйдем на солнце. Я не собираюсь ограничивать тебя во всех этих… Витаминах. Не волнуйся, я отвернулся, — и он вновь, как в прошлый раз, обратил свой взор на гобелен.       А обрадованная Марина вскочила и, не веря своему счастью, медленно, ибо на большее не было сил, побрела к гардеробу.       — Но…       — И всегда есть пресловутое «но», — устало промолвил он, — что случилось?       — Эм… — она растерялась от интонации, с которой демон произнёс слова. Помимо усталости в них слышалось и тихое раздражение. Она всегда терялась, когда люди… С недавних пор демоны были раздражены из-за неё. — Что мне можно надеть? Здесь ведь только почти что бальные платья.       — Открой шкаф. Слева первая вешалка.       Девушка послушно последовала примеру и к удивлению и восторгу своему обнаружила на вешалке темно-жёлтое вязанное платье до колен и красное пальто.       — Берет и сумка на пятой полке, сапоги на первой слева.       — О… Боже… Какая красота… — только и смогла прошептать ошарашенная Марина, разглядывая новые вещи.       — Рад, что тебе понравилось.       — Спасибо тебе огромное, Маммон, — прошептала она и юркнула за ширму.       А мужчина лишь покачал головой, жалея, что на вязанном платье нет замочка на спине.       Она появилась через минут десять.       — Я готова, — просто сказала она, со страхом ожидая приговора.       Марина понимала, что это, несомненно, качественные и дорогие вещи. Она никогда не носила подобных, разве что платье на выпускной было самым дорогим нарядом в её гардеробе. На который, несмотря ни на что, девушка не жаловалась. Ибо она не вкушала другой жизни, вполне довольствуясь своей. И вот сейчас она, стояла, в нетерпении ожидая вердикта от демона, внутренне ощущая себя Эрикойиз мультфильма «Барби: Принцесса и нищенка». Такая же простушка, переодетая в наряд принцессы.       А Маммон со скрытым наслаждением любовался девичьей фигурой, что так удачно подчеркивало пальто. Цепкий взгляд касался каждой частички прекрасного образа, стараясь уловить, запомнить его, чтобы после, в одиночестве призвать нежный призрак из недр сознания вновь.       Он подошёл к Марине вплотную и сильной рукой обвил её талию, крепко прижав к себе.       — Ой, — тихо пискнула она, уперевшись в широкую грудь руками, — не любишь же ты предупреждать…       — А ты любишь пугаться, — с лёгкой улыбкой произнёс он, но после уже серьёзно продолжил. — А теперь закрой глаза и не открывай пока я не скажу…       — Хорошо.       — Иначе лишишься их.       — Что?! Боже…       — К сожалению, люди не привыкли к перемещению, а теперь закрой глаза! — это была твёрдая команда, неподчиниться которой было невозможно.       И Марина послушно зажмурила глаза, в страхе прижавшись к демону ещё ближе. Как удивительно было слышать пустоту. Никакого биения сердца. А между тем он был живой. Часто она думала о том, что казавшийся таким человечным, с тяжёлым прошлым, своей любовью Маммон являлся Высшим существом, первозданным, который видел сотворение мира, в чьём сознании хранятся все ответы на вопросы, что люди пытаются решить на протяжении своего существования. В такие моменты она ощущала разницу между ними. И все больше её удивляло то, что обычная девушка из голландской деревушки на болоте смогла покорить такое существо.       «Значит, она была действительно уникальной…» — думала она в бессонные часы.       И вот ей показалось, что они нырнули под воду. Захотелось кричать, открыть глаза. Но она держалась. А демон лишь мягко погладил её по волосам, успокаивая.       «Терпи, девочка моя, терпи» — мысленно успокаивал он, и вот через мгновение они уже стояли на безлюдной аллее прекрасного парка, который смог вместить в себя особенности строго английского стиля и роскошного барокко.       — Гд-де мы? — прошептала Марина, щурясь от непривычно яркого солнца.       — В Саксонском Саду, в Варшаве, — спокойно ответил демон, нехотя выпустив девушку из объятий.       Она тут же, словно новорождённый щенок, неловко перебирая ногами, начала наматывать круги рядом с демоном, стараясь привыкнуть к утерянной свободе передвижений.       — Как? Варшава?! Здесь же музей Болеслава Бегаса, Захента… — Поток слов её прервался сухим долгим кашлем. Давно она не дышала свежим воздухом, и резкий его поток буквально заполнил лёгкие до краёв. Марина ощутила, как у неё закружилась голова, и она бы упала, если бы Маммон тут же не подхватил её под локоть и осторожно мягко не усадил на скамейку.       — Я вижу, что тебе понравилось место назначения. Но для начала лучше посиди, а то не хватало знакомиться со столицей на земле.       Марина лишь кивнула, стараясь откашляться. Когда приступ прошёл, она с удовольствием откинулась на деревянную спинку, с наслаждением представив лицо тёплым объятиям солнца.       Блеклое голубое небесное море разлилось над Варшавой. А по нему льдинами плыли серые облака, порой затмевая подводное жёлтое око. Тогда налетал жестокий ветер, и люди начинали застегивать пальто и куртки. А после вновь выглядывало солнце.       Марина читала о Саксонском Саде, основанном на рубеже 17 и 18 веков королем Августом II Сильным. Хоть сад претерпел множество изменений и из 70 скульптур, что украшали аллеи после Великой Мировой Войны, осталось лишь 20, однако он все равно поражал богатой красотой барокко, идеально сочетавшимся с английской педантичностью и строгостью.       Её взгляд упал на яркие цветущие клумбы, и она невольно улыбнулась этому празднику, гимну жизни.       «Надо запомнить, а то Бог знает через сколько я смогу вернуться на поверхность вновь… Хотя ведь осталось немного… Да? Надо спросить у Маммона…» — подумала она.       И демон, услышав её мысли, неожиданно поднялся и подал ей руку.       — Пойдём, иначе ничего не увидишь.       — Что?.. Ах да, я и правда засиделась, — и она с улыбкой подала руку мужчине.       Только сейчас Марина заметила, что вместо камзола на нем было чёрное длинное пальто.       — Ого, тебе очень идет пальто, — сказала она, тут же покраснев.       — Благодарю, — несколько смущённо ответил демон, взяв её под локоть.       И оба, высокий статный мужчина в чёрном пальто и хрупкая девушка, неспешным прогулочным шагом двинулись по аллее. Маммон рассказывал ей много интересного об этом парке, и Марина слушала, не смея прерывать рассказчика, и лишь изредка задавала вопросы.

***

      Так прошли часы. За это время она успела узнать историю сада, отдельных строений. Демону были известны даже названия цветов, что здесь росли. Марина успела съесть мороженое, которое в изобилии продавали здесь.       — А ты разве совсем не хочешь попробовать? — спросила она, с удовольствием поедая сладкое угощение.       — Пожалуй, откажусь. И да, у тебя на носу…       — Что? Ой, ну ё-моё, я как обычно измазалась, как свинка, — и девушка, скосив глаза, второй рукой попыталась убрать сахарную кляксу.       Маммон лишь обречённо вздохнул, покачав головой, и сам осторожно стёр пятнышко алым платком.       При этом взор его невольно коснулся её губ, и он почувствовал острое желание ощутить вкус мороженого на её губах. И, словно издеваясь, она приоткрыла их, чтобы задать вопрос, однако демон понял, что если сейчас не отведет взор, то через миг он не сможет сдержать свое желание и она окажется в его объятиях.       Поэтому Маммон быстро убрал руку с платком, и они продолжили прогулку, как ни в чем не бывало. Только Марина чувствовала, как быстро бьётся её сердце.       И вот на Варшаву опустился вечер. Небесное море потемнело, став темно-фиолетовым с примесью алого, что, словно огонь, горело изнутри. Зажглись яркие светлячки фонарей. Людей стало значительно больше. Пестрая толпа шла, и голоса их звучали будто шелест молодой весенней листвы.       Марина видела, что Маммону откровенно неуютно. На лицо его легла мрачная тень раздражения и недовольства. Однако демон стойко терпел, ведь одного восхищенного взора его спутницы хватало, чтобы тот понял, ради чего и кого он находится здесь, в этом шумном человеческом улье.       — Новы Швят великолепна, я слышала здесь Шопена, а столько достопримечательностей! Спасибо тебе огромное! — Она посмотрела прямо в глаза Маммону, который тут же остановился и повернулся к девушке.       Они стояли оба, окружённые пестрой толпой, залитые мягким светом многочисленных фонарей и неоновых вывесок. Над ними простерся небесный купол, израненный миллиардами звёзд. Шум внезапно отошёл на второй план, казалось, будто в это момент они оба были изолированы от мира, при этом находясь в самом его сердце.       Марина осторожно встала на цыпочки, ощутив, как сильные руки демона сомкнулись на её талии.       Его лицо было так близко. Только сейчас она заметила, что алые глаза светятся неярким, но глубоким кровавым цветом. И это манило и пугало одновременно.       Её губы робко коснулись ледяной, грубой, будто каменной щеки, оставив на ней горячий след от поцелуя. И Маммон в наслаждении прикрыл глаза, наслаждаясь редким мгновением тепла. И пусть это был невинный поцелуй в щеку, однако он ощущал, сколько душевных сил и смелости понадобилось Марине для этого шага. И демон ценил это.       Неожиданно со стороны раздалось:       — Ой, какие люди!       «Твою ж! — подумала Марина. — Что она здесь делает?»       — Марина, кто это? — спросил Маммон, при этом не выпуская девушку из плена объятий. Он ощутил, как в миг напряглись её мышцы, как душа всколыхнулась в страхе и усталом раздражении. Демон понимал, что эта неожиданная встреча неприятна для Марины, поэтому этим действием он взял её под свою защиту.       — Кристина, моя бывшая одноклассница.       — Почему у вас плохие отношения?       — Бог знает, но она злилась не меня чуть ли не с пятого класса.       — Что же ты ей сделала?       — Я задавалась этим вопросом последующие шесть лет, — устало произнесла она и постаралась мягко, хоть и нехотя, освободиться из плена.       Мужчина с трудом отпустил её. И взгляд его тут же скользнул по фигуре незнакомки.       Кристина была высокой стройной девушкой. Блондинистые явно крашенные волнистые волосы идеально смотрелись с сердцеобразным миловидным лицом. Изумрудного цвета глаза потрясающе гармонировали с макияжем. А кофейного цвета пальто ненавязчиво подчеркивало все прелести женской фигуры. Каждый шаг был сделан с такой уверенностью, что видящий невольно осознавал, что видит перед собой человека, добившегося успеха в жизни.       Кристина подошла к бывшей однокласснице, быстрым взглядом окинула её наряд и поцокала языком.       — А я и не знала, что художники могут себе позволить больше, чем студию на старом чердаке.       — И тебе тоже здравствуй, Кристина, — сказала Марина, насильно выдавив улыбку, — знаешь, Леонардо да Винчи с тобой бы не согласился.       — Но ты ведь не он.       «Сука!» — подумала художница.       — Но какими судьбами ты оказалась в Варшаве, да ещё с таким обворожительным молодым человеком? — в её голосе скользнули лёгкие кокетливые нотки.       «Молодым? Кажется, она успела испортить себе зрение за это время. Я бы Маммона в жизни…» — однако, повернув голову в сторону демона, она чуть не вскрикнула.       Рядом с ней действительно стоял молодой человек. Все в том же пальто, только лицо его было не обременено тяжестью морщин, а ярко-голубые глаза смотрели с весёлым любопытством на новую знакомую.       «Боже… Маммон, так ведь и до инфаркта дожить можно!» — подумала Марина и невольно улыбнулась. Она поняла его задумку, теперь осталось не оплошать.       — О, познакомься…       — Вацлав Войнович, очень приятно познакомиться, пани Кристина, — он оставил лёгкий поцелуй на руке девушки, отчего та вся зарделась.       — Боги, какой галантный, — промурлыкала она, буквально поедая взором высокого молодого человека с небрежно длинными волосами до плеч, — очень приятно, пан Вацлав. Но, Марина, где ты успела у нас в Москве охватить такого? И да, где ты сейчас учишься?       — Я учусь в художественном институте имени Сурикова. В мы встретились на конференции.       — Да, нас пригласил их университет, и я очень рад, что согласился поехать, ведь именно там я встретил мою милую Марину.       — Ого, — только и смогла промолвить Кристина, переводя взор то на девушку, то на «польского» художника, — и вы оба…       — Реставраторы, — подхватила Марина, — мне очень понравился докладВацлава, и я решила расспросить его…       — Так и началось наше общение, которое после продолжилось в переписке… И вот я решил, что пришло время пригласить свою возлюбленную на свою Родину, — он обворожительно улыбнулся, и художница поняла, что перед ним едва ли устоит любая девушка.       «И я в том числе», — подумала она и с улыбкой обратилась к шокированной Кристине.       — А ты где учишься? Признаться… Я не ожидала, что ты переехала в Польшу.       — Не зря же я польский три года зубрила, — с усмешкой сказала девушка. — Я учусь в Варшавском университете экономики на факультете глобального бизнеса, финансов и управления.       — Ого, — только и смогла произнести Марина, — звучит солидно.       — Так оно и есть.       — Прошу прощения, что прерываю вашу беседу, однако, Марина, ты не забыла, у нас зарезервирован столик в «Канапа». Не хотелось бы опоздать.       — О, да, конечно. Прости, Кристина, так уж вышло…       — Ничего, понимаю. Эх, Марин, от кого-от кого, но от тебя я не ожидала. Такого пана охватила. Всего доброго, — и она помахала рукой, поспешив раствориться в толпе.       — Маммон…       — Ни слова больше, давай сперва вернемся домой, иначе, чувствую, что ещё немного и я… Мягко говоря, сойду с ума от шума.       — Конечно… — промолвила девушка и после добавила: — Спасибо. Ты очень помог мне.       — Я не позволю никому тебя оскорблять или задевать.       «Потому что ты достойна лучшего к себе обращения…» — добавил он про себя.       Через секунду они переместились обратно в Ад, но никто не обратил внимание на внезапное исчезновение влюблённой пары.

***

      «Я вернусь завтра, обещаю», — сказал демон перед тем, как уйти.       Марина лишь согласно кивнула, вновь поблагодарив того за чудесный и по-настоящему волшебный день.       Демон ничего не ответил, однако почему-то девушка чувствовала, что он доволен.       Переодевшись в сорочку, она забралась под одеяло и ещё долго лежала без сна, вспоминая Саксонский сад, Новы Швят и грубую, твёрдую, словно камень, холодную щеку Маммона, на которой она оставила горячий поцелуй.       Однако проснувшись утром, вместо Маммона она увидела Габриэля, нервно расхаживающего туда-сюда по комнате.       — Габриэль, ты что… — начала было она, но демон лицемерия её бесцеремонно перебил.       — Наконец-то проснулась, спящая женщина ты наша, я уже думал тебя будить.       — Это бесчеловечно, — пробурчала Марина, натягивая одеяло.       — Бесчеловечно спать до обеда, когда вокруг решаются судьбы мира!       — Что-то случилось? — Она тут же вылезла из своего укрытия и с тревогой посмотрела на демона. — Где Маммон?       — Обсуждает последний стратегический план с Аббадоном и Розье, но не об этом сейчас. — Габриэль подошёл вплотную к кровати и торжественно объявил. — Сегодня ты идёшь на бал!