Томура в стране отчаяния

Поднимает глаза с тропы на окружающую среду. Густые заросли, высокие кусты в странной форме, жухлая трава, хоть и солнце через ветви не пробивается. Хотя о каких солнечных лучах может идти речь? Небо будто неаккуратно закрасили серо-синим, а после и фиолетовый случайно разлили: солнца будто никогда не было и не будет. Опускает взгляд, когда перестает чувствовать ровную поверхность под ногами. Дорожка закончилась. Будто под землю ушла. Тихо ругается, нервы начинают шататься и скрипеть, как старые качели, хочется проснуться, чтобы не торчать в этом бесполезном месте. — И где я? — пинает камень, который глухо ударяется об дерево. Ругается недовольным шепотом. — Гдее? — Ах…потерял что-нибудь? — голос будто вездесущ, пробрал до костей. Шигараки оборачивается, но не встречает кого-либо. Лишь улыбку, повисшую в воздухе, словно полумесяц. Все же голос до боли знакомый, а раздражение идет непроизвольно, как по привычке. — Я…нет, — предусмотрительно отходит на несколько шагов назад, снова сожалеет, что маски нет на лице, и его растерянность видна за километр. — Это так естественно! — голубые глаза сверкнули, а после стремительно стало появляться и всё тело, вальяжно разложившись на широкой ветке. Какое же происшествие может обойтись без Даби? Вероятно, абсолютно никакое. Шигараки, не скрывая раздражения, рассматривает ухмыляющегося парня. — Куда мне идти? — старается звучать как можно угрожающе, но тот лишь испускает смешок на подобную грубость, принимая сидячее положение, дергая головой то влево, то вправо, заставляя Шигараки лишь сильнее насторожиться. — Это зависит от того, — Даби разводит руками в стороны, накоренив голову, замирая. — Куда ты хочешь попасть. Закончив говорить, он откидывается назад рывком, соскальзывая с ветки, но при касании с землей, будто мгновенно исчезнув, как какой-нибудь фокусник, рассыпается по земле дымом, заставляя Томуру непроизвольно поежиться, отойдя на парочку шагов назад, а после, вновь обернувшись, направиться через лес напрямую. Нет смысла стоять на месте. Значит, если ему все равно куда попасть, лишь бы вообще попасть куда-либо, то куда идти тоже смысла не имеет. Деревья становятся все гуще и гуще, неба не видно совсем. Останавливается, ведь далее идет резкий спуск. Будто огромная круглая яма в земле с плоским дном, сверху закрытая ветками от мира, будто специально, потому что в реальности так произойти не могло. Слишком длинными должны быть ветки, куда длиннее чем сам ствол, чтобы закрыть своеобразной крышей всю эту чашу. Снизу слышится гул. Точнее какие-то песни и музыка. Спускается как можно более аккуратнее, потому что если сорвется, то дальше его дорога будет кубарем. Наконец добравшись, он оборачивается. Подниматься обратно будет куда сложнее. Возвращает взгляд вперёд и непроизвольно замирает: какая-то косая хижина, а перед ней огромной величины стол, на котором дымят чайники, испуская какой-то приятный аромат. Люди, находящиеся там, поражают еще больше. Его, наконец, замечают, когда он становится в нескольких метрах от стола. — Ооо, — сладко тянет Тога, скользящая взглядом по его руке, цепляясь глазами за кровоточащую рану. Он не двигается, хотя не по наслышке знает о её безумной любви к крови. Шигараки не успевает среагировать: Твайс рядом с ним появляется чересчур быстро и толкает в спину к столу. — Присаааживайся, — с широкой улыбкой давит ему на плечи и поправляет свою съехавшую шляпу. Шигараки теряется, приземляясь на стул, оформленный совершенно другим орнаментом, как и другие стулья собранные вокруг стола, переполненного чашками и чайниками, странными блюдами. — И на чем мы остановились?! — Дааааааа здравствуют неименины! — Тога раскидывает руками в стороны, плеская чаем из чашек в разные стороны, распевая с заливистым смехом. Её заячьи уши дергаются вместе с её размашистыми движениями, что и привлекает внимание Томуры. — Твои! — Твайс встает на стул, а потом и на стол, делая выброс ногой и сбивая чайник, указывая на Шигараки с широкой улыбкой, которую можно заметить и через маску, небрежно сшитую выделяющимися нитями. — Мои? — он хмуриться и усиленно не понимает, что происходит. Одно ясно точно. Понимать он перестал еще в самом начале. Медленно старается встать, наблюдая за тем, как Джин танцует какой-то медленный танец с резкими движениями, сбрасывая фарфор на пол. На траву, если быть точнее. — Твои! — Тога ставит рядом с ним чайник с такой силой, что тот разбивается, разливая по столу, видимо, чай с громким треском, отчего Шигараки инстинктивно немного дергается в другую сторону. Смех Химико после этого еще более громкий. Она залезает на стол, таща за собой оставшуюся в руках ручку от разбитой посуды. Они оба сливаются в каком-то безумном танце с прыжками, сотрясая стол, заставляя чашки греметь под их мотив. Шигараки наклоняется вбок, чтобы рассмотреть противоположную сторону длинного стола. Апокриф хлопает под их ритм по столу, другой рукой придерживая свою кружку, чтобы она не слетела. — Что за бред.? — все же молвит он, а танец быстро прекращается, останавливаясь в причудливой позе, отчего ему становится не по себе. Гул быстро мутировал в звенящую тишину. На него не моргая смотрят три человека, искаженные улыбками. Это сильно может напрягать и напрягает. — Не-и-ме-ни-ны, — с каждым слогом Твайс делает один шаг к нему, отпуская Тогу из объятий. Она неестественно, словно кукла, гнется назад и с громким треском, складывается как будто пополам, безвольно опуская руки на стол, не прерывая зрительного контакта. Джин садится на корточки под конец, совсем близко к Шигараки — Чаю? — Не нужно, — он недоверчиво отходит на шаг, отодвигая стул. — Как это? — Апокриф растягивает слова и хмурится, откидываясь на спинку стула. — Если отказался от чая будь добр поддержать разговор! — Тога резко оказывается рядом и ему приходится отшатнуться в сторону от неожиданности. — Смена чашек, смена чашек! — Твайс хватает его под руку и прыгает на землю, оббегая стол, направляясь к месту, где ранее сидел Апокриф, который тоже встал и поменял место. Тога подталкивает в спину и с быстрым вздохом начинает распевать песню, которую Твайс подхватывает. — За чашками за чистыми отправимся в поход! Пускай и ты пойдешь, отправишься в поход! Его снова сажают, а он падает в ещё более большое непонимание происходящего, но уже не сопротивляясь. — Итак, сдается мне, что тебя что-то тревожит? Нет, его не тревожит ничего! — Твайс ставит на стол чайник и наливает туда жидкость из чашки, с видом внимательного слушателя размешивает там сахар. — Вы, — он звучит рассеянно. — Ха-ха, он ничего не понимает! — Апокриф бросает чашку через стол, Тога наклоняется и фарфор пролетает мимо её головы. Будто так и должно быть. — Глупый, глупый! — она смеется и вскакивает на стол. — Ну так что же ты не понимаешь? — Джин смеется и наливает в стоящую перед ним чашку чай. Если бы было так! Чай из чашки льётся вверх, возвращаясь в чайник. — Я не понимаю, что происходит, — он берет кружку и осматривает её. Он сошел с ума. — Неименины! — Тога прыгает, а Апокриф встает на стол вместе с ней. — Дааааа здравствуют неименины! Лучше бы он остался на месте, там, у указателя, потому что происходящее заставляет его теряться, стараясь ухватиться хоть за что-то нормальное.