Can I draw your portrait?

Наступила ночь. Время подростков, сов и засидевшихся трудоголиков. Наступило время для выполнения домашней работы, любимых хобби и время для убивания своих нервных клеток. Вообще Сехун не собирался заниматься убийством своих нервов и своего режима, но так уж случилось, что теперь он кипел над квартальным отчётом, который нужно сдать через несколько дней, и проклинал всех и вся. Кроме маленького чуда, которое мирно спало в другой комнате. Именно это маленькое чудо и стало причиной того, что у О появляется желание кофе и убивать. — Силы Небесные, помогите мне, иначе я вскроюсь, — Сехун молитвенно сложил ладони и прижал их ко лбу. Он услышал, как открывается дверь и как к нему едва слышно шёл виновник торжества. Бэкхён, укутанный в одеяло и сонно потирающий глаза, уткнулся своим подбородком в макушку Сехуна и посмотрел на экран. — Сидишь над отчётом? — спросил он, обнимая того со спины и получая лёгкий кивок в ответ. — Почему не спишь? — отвечает вопросом на вопрос Сехун, одной рукой поглаживая маленькие ладошки Бэкхёна. — Время видел? — Не спится, — Бён сел рядом с О и кладёт свою голову на его плечо. — А ещё мне карандаши плохие попались. — Что значит плохие? — опять спросил О, прижимаясь щекой к макушке Бёна. — Они не рисуют. Вообще не рисуют, — грустно сказал он, прикрывая глаза. Несколько минут они сидели молча, не решаясь произнести хоть слово. Бэкхён с силой пытался не спать, но выходило у него плохо и поэтому ещё через несколько минут он уже сладко дремал. Сехун провёл рукой по его синим волосам и мягко поцеловал в макушку. — Возвращайся в кровать, Бэкки, — прошептал он, когда Бён разлепил глаза. — На мне неудобно спать. Бэкхён потёр глаза и уселся на против Сехуна. Он любил просто смотреть на него. Любил смотреть на то, как он вертит тоненькое серебряное кольцо на пальце, на то, как он беззвучно шепчет, на то, как он поправляет надоедливую прядь чёрных волос. — Можно я нарисую твой портрет? — тихо спросил Бён, поднимаясь с места и направляясь в комнату. — Можно, — с улыбкой ответил О, не отрываясь от работы. Бэкхён вернулся с блокнотом, карандашом и ластиком в руках. Сев напротив Сехуна, он принялся за работу. Через несколько минут фигура-каркас приняла присущие О черты. Стоит лишь мельком оглядеть набросок и станет понятно, кто изображен на рисунке. Бён вновь провёл карандашом по бумаге. — Хун-а, не шевелись, — сказал он, пытаясь прорисовать длинные пальца О. — Я не могу рисовать, когда ты двигаешься. Прошёл час, когда Бэкхён закончил. Он, довольный своей работой, протянул блокнот Сехуну. Тот внимательно рассматривал рисунок, а после и вовсе вышел с кухни, пошёл к зеркалу. Там он встал так, как на рисунке, и долго простоял перед ним, вглядываясь в детали. Это его обычная реакция на рисунки Бэкхёна. Он всегда долго смотрит на них, обращая особое внимание на мелкие детали. — Ну как? — спросил Бён, когда О вернулся. — В принципе неплохо, — ответил он, возвращая ему блокнот. — А вот как мы запели, — недовольно сказал Бэкхён, обиженно дуя губки. — Я на тебя обиделся, так что постыдись! — Ну прости, хён, — Сехун обнял старшего со спины и уткнулся носом в его макушку. Старший развернулся к младшему лицом и посмотрел ему в глаза. Они стояли так несколько минут. Бэкхён встал на цыпочки, а Сехун наклонился, из-за чего их лица находились в опасной близости. Оба поддались вперёд и коснулись губ друг друга. Младший взял старшего на руки и понёс в комнату. Бэкхён укрыл Сехуна одеялом, позволяя ему прижаться к себе. Они еще долго лежали, прижавшись друг к другу. Старший вновь прикоснулся к губам младшего. Сехун слегка кусал и оттягивал губы, заставляя старшего простонать в поцелуй. Наконец они отстранились друг от друга, жадно глотая воздух. Бён обнял О и прикрыл глаза. Тот, в свою очередь, ласково провёл по синим волосам и, беря пример с любимого хёна, закрыл глаза. Луна, заглядывая в комнату сквозь неплотно закрытые шторы, освещала двух людей. Один из них спал, а второй смотрел на первого. Мягкий лунный свет заливал комнату, создавая чувство спокойствия и тепла. — Я люблю тебя, — тихо прошептал Бэкхён, зарываясь маленькой ладошкой в тёмные волосы Сехуна. — Правда люблю…