сигареты - всё, что нам осталось

      Старк смотрит за стол слизеринцев чуть дольше, чем надо бы. Он смотрит на единственную интересовавшую его девушку, которая сейчас внимательно что-то читает в книге по зельям. Её короткие волосы закрывают частично лицо, а бледные пальцы с тонкими серебряными кольцами постоянно убирают непослушные прядки за ухо. На ней белая плотная рубашка, как и на многих с их факультета в этом году, чтобы скрыть привлекающую внимание метку на руке, от которой видны шрамы.       Они все должны были уже окончить Хогвартс, но война перечеркнула их планы кроваво-алыми линиями. Некоторых из них пытали людей, с губ срывались непростительные, а тело наполнялось метками от пыток Лорда Круциатусом, а другие старались найти решение, умирали за шансы и перспективы победы. Весь старший курс, изломанный глубоко внутри, носит одни и те же карикатурные маски, хмуро улыбается и прыскается ядом вокруг не хуже Нагайны. У них в глазах больше нет детской наивности, только тени прошлого слоняются из угла в угол, как и они по ночам, в очередной раз разбуженные картинками прошлого.       Тони знает, что Женева курит на втором этаже в туалете. Она проводит там около десяти минут, успевая уменьшить свой запас сигарет на две, подвести смазавшийся кончик стрелки и надеть очередную маску, из-за которой кажется, что всё нормально. Никто, наверное, не видел ту хотя бы раз настоящую. И он сам не исключение. Он допускает мысль, что Романофф — огненно-рыжая, под стать, наверное, Уизли — подруга её, кажется, с самого первого курса, если не раньше — может и знает искреннюю Женеву Фрей. Хреновы подружки-пожирательницы.       Фрей наконец-то реагирует. Она взгляд темно-карих глаз отрывает от учебника, вскидывает подведенную бровь, задавая немой вопрос: «Да что тебе надо?». У неё под глазами тени залегли, которые даже слоем косметики той не удалось скрыть, а искусанные губы под помадой винного оттенка в некоторых местах мелко кровоточат. Её образ идеально-разрушенный, лжи в нем ещё больше, чем косметики на лице, но мелкая дрожь, замеченная парнем, в руках девушки всё равно выглядит неправильно.       Старк отворачивается, смотрит на Питера за столом, на два года младше который, но среди них, старшекурсников, выглядит совсем ещё ребёнком с юношеским блеском в глазах и задорным характером. Тони рад, что война почти не задела парня — его-то в Хогвартсе не было, тётя не отпустила — слишком уж он светлый, чтобы узнавать тяжесть этой жизни. Пусть побудет слегка ребёнком чуть дольше.

***

      Они вдвоём остаются неожиданно. Тони курит в этом же туалете перед обедом, Женева обычно после. Вечером они всегда приходят в разное время, но оба знают, что были тут, чьи-то окурки уже лежат. В этот раз Ева заходит в туалет перед обедом, натыкается взглядом немного красных глаз на Старка, фыркает и достаёт пальцами, дрожь в которых она бы не скрыла, даже если бы захотела, пачку крепких сигарет. У неё из рук всё летит, и она, кажется, чертыхается, вновь и вновь пытаясь зажечь сигарету маггловской зажигалкой.       Тони подходит первый, аккуратно сжимает бледную руку и поджигает, наконец-то, ей столь спасительную сигарету. Фрей автоматически кивает, а после кидает сумку на подоконник, расхаживая по туалету туда-сюда. Она большие затяжки берёт, и по первости Старку кажется, что та сейчас в кашле зайдётся, но нет. Ему не надо спрашивать, наверное, что произошло. Не его это дело. Да и вряд ли ответ он получит хоть какой-либо, кроме потока сарказма, в котором почти незаметно проскользнет что-нибудь, попадающее в самое сердце.       — Что случилось? — Тони поджигает себе ещё сигарету, отодвигает её сумку и садится на подоконник, чтобы видеть девушку.       Женева вздрагивает от этого вопроса, на языке крутится тысяча едких слов, но сейчас нет сил даже плеваться ядом. Не в Старка, как минимум. Она устала. Смертельно устала, и ей кажется, что проще уже пойти и повторить дамблдоровское падение с Астрономической башни, лишь бы стало легче. У неё в голове постоянно громкий крик — мигрень из-за этого уже стала привычной. Ева знает, что это крики тех, кого она пытала и убивала. Думала, что так сможет спасти свою семью, что сможет отомстить за отца, погибшего в первой войне. Но семейный склеп лишь пополнился ещё двумя телами.       Она хотела, так сильно хотела защитить семью, но сейчас осталась с деньгами в Гринготтсе, пустым домом и кровью на руках, которую не отмыть. Ей уже приходилось пытаться. Минуты, проведённые под горячей водой с мочалкой в руках, перетекающие в часы. Фрей помнит крик Наташи, аккуратные прикосновения, пока та лечила ей руки, которые превратились в месиво из обожженной кожи и крови, и теперь она уже не только в её голове. У неё осталась только Романофф, на пару с которой они мучаются, вытаскивают друг друга с самого дна и пьют горький огневиски, пока профессора не видят. Они априори мало видят.       — Твой дружок Сэм решил поболтать о моей семьей, видимо, нос давно сломанным не был, — Женева ненавидит то, как у неё голос почти заметно ломается на слове семья, а к глазам подкатывает влага, которой быть не должно. Она — слизеринка, у неё лимит слез до конца жизни исчерпан, потому что после войны проплакала уже всё, больше нельзя. Воспитывали её совсем не так.       Тони чертыхается и тушит окурок, выкидывая его куда-то в угол сразу же, даже почти не замечая этого. Он подходит к девушке, аккуратно, с нежностью кладёт руки на плечи и чувствует то, как она дрожит. Старк проводит рукой вниз, до локтя, и снова вверх, будто пытается тепло подарить, не понимая, что Ева застряла где-то в Антарктиде, там знойную пустыню Сахару не найти.       — Ева, ты же знаешь, что их смерть не твоя вина.       Девушке ножом по сердцу проходится это знакомое «Ева». Она помнит то, как они, совсем еще мелкие, на курсе четвёртом прятались по углам, оставляя жаркие поцелуи на губах друг друга. Она помнит, как между ЗОТИ и Трансфигурацией на пятом курсе, слоняясь по подсобкам, они трахались, оставляя метки по всему телу. Она — ногтями длинные линии, он — темно-багровые засосы по всей груди. Фрей до сих пор ненавидит себя за эту неправильную любовь, разбитую разными сторонами войны.       Тогда она ненавидела себя за то, что это неправильно. Старк магглорожденный, и её не поняли бы, а если прознал бы брат — на голову немного тронутый, один из тех Пожирателей, к которым лучше не попадаться, то вряд ли лишь одним Круцио всё обошлось. Фреи — чистокровные, путаться с грязнокровками для них хуже, чем смерть. Сейчас она не достойна попросту. Женева готова себя закрыть ото всех, потому что пачкать кого-то кровью ей не хочется, а руки-то по локоть в ней, да и получается поэтому, что, хочешь не хочешь, измараешь каждого.       — Мне плевать на твоё мнение, грязнокровка.       Старк даже рот не успевает открыть, как тяжёлая дверь хлопает, скрывая за собой девушку, оставив тут только шлейф дорогих духов с примесью отчаяния. Он ненавидит то, насколько Ева трудная, но попыток не оставляет. Натыкаясь на яд и стены из сарказма, ежовые иголки и закрытые двери, Тони собирается победить в битве за Женеву, даже если это будет битва против её собственных демонов.