Свобода взаперти

      Вокруг меня было темно, тихо и холодно. Откуда-то издалека доносились шаги и лязг металла, тихие переговоры слышались шелестящим шепотом в ушах. Неутихающие звуки и то приближающиеся, то отдаляющиеся громкие шаги раздражали, и я вяло потянулась и попыталась открыть глаза. Голова противно гудела, веки неприятно липли друг к другу и чесались, а тело было такое тяжелое, как будто целиком состояло из позвякивающего холодного железа. Я лежала на жестком сыром матрасе, небрежно укрытая тонким одеялом. В ногах что-то валялось, но встать и осмотреться было слишком тяжело: от малейшего движения виски вспыхнули болью, и перед глазами заплясали черные точки. Я вытянулась на кровати и расслабилась, вглядываясь в темный потолок и пуская по телу волны магии, стараясь тем самым унять боль. Этому я научилась когда-то давно, в дни своего заключения, когда и заняться-то было нечем, кроме как гонять собственную магию и зажигать на ладонях крошечных светлячков. Я как-то пыталась научить Аанга чему-то подобному, но он никак не мог перестать ассоциировать магию со стихиями и почувствовать ту силу, что скрыта внутри него.       Кстати об Аанге. Интересно, он в порядке? Не знаю, сколько прошло времени с той заварушки в Ба Синг Се, но пока меня таскали в столицу Огня и сюда, должно было пройти несколько дней. Наверное, потому что за все это время, я так и не пришла в себя нормально. Меня то снова вырубали ощутимыми ударами по голове, то поили какой-то гадостью, от которой мутило и тряслись колени. Интересно, они там не боятся, что я от такого обращения глупенькой стану и пойду крушить все на своем пути? Или именно этого они и добиваются – глупая послушная Хинаи, потерявшая рассудок и слепо подчиняющаяся чужим приказам? Фу, такой быть я точно не хочу, так что придется самостоятельно приводить себя в порядок и подлечиваться.       Снаружи маленькой железной комнаты как раз послышались уверенные шаги, остановившиеся совсем рядом. Громко лязгнул замок, скрипнула толстая дверь, и человек вошел внутрь всего на пару шагов, замерев молчаливым истуканом. Я все еще лежала, закрыв глаза минуту назад, и никак не реагировала на вошедшего, продолжая свое нехитрое занятие.       - Я вижу, ты очнулась, – спустя несколько минут заговорил мужчина.       Он, видимо, ждал от меня ответа или какой-то реакции, так как замолчал еще на пару минут. Я не двигалась, боль постепенно проходила, но конечности все еще казались набитыми ватой.       - Что ж, я спишу твою дерзость на физическое состояние, но не думай, что такое поведение и впредь сойдет тебе с рук, – строго отчеканил мужчина, тем не менее в его голосе сквозила плохо скрываемая обида. – Добро пожаловать в Кипящую скалу, самую неприступную тюрьму страны Огня. Тюрьму, откуда еще не сбежал ни один заключенный.       Теперь в его голосе слышалось торжество, он явно улыбался, гордый собственными достижениями. Я едва не засмеялась и не ляпнула, что буду первой, но прикусила язык. Я не знаю, что это за Кипящая скала, насколько она реально укреплена и где находится. Как назло в памяти всплывало что-то знакомое, но я никак не могла вспомнить, откуда же знаю это название. Еще я не знала, как здешние тюремщики относятся к заключенным, и насколько они сильны, так что злить их пока не следовало.       - Я начальник этой тюрьмы, и отныне я твой отец, брат и муж, которому ты должна безукоризненно подчиняться, – продолжал распинаться мужчина. – Помимо безоговорочного подчинения заключенных, в нашей тюрьме существует правило – никакой магии огня. Если ты будешь замечена за использованием магии – отправишься в карцер, и, поверь, тебе не понравится.       Он постоял еще несколько минут, ощутимо сверля меня взглядом, а после вышел. Громко захлопнулась дверь, и я, наконец, открыла глаза. В камере было темно, тусклый свет пробивался сквозь маленькую решетку на двери, едва ли освещая пару метров вокруг. Это у них такая экономия света, или сейчас ночь и заключенным положено спать? Но тогда почему он пришел ко мне посреди ночи?       В животе громко заурчало, отвлекая от бессмысленных вопросов, и я села, голыми пятками касаясь ледяного пола. Не люблю железные коробки, в них либо слишком жарко, либо слишком холодно, а еще неуютно, и эхо по стенам разносится тихим гулом. Тяжело встала, разминая затекшие конечности и осматриваясь, и направилась к двери камеры. Сквозь решетку был виден длинный плохо освещенный коридор и несколько лестниц. Людей видно не было, зато все еще слышались тихие переговоры надзирателей где-то справа. Если я сейчас попрошу еды, меня сразу в карцере запрут или сначала покормят?       В самой камере не было ничего кроме железной койки, покрытой тонким матрасом и простыней вместо одеяла, и унитаза. Нет, я все понимаю, но хоть бы раковину поставили, что ли, а то как-то…       На койке лежала, судя по всему, местная тюремная роба, состоящая из длинной рубашки ржаво-красного цвета и таких же свободных штанов. На полу рядом стояла пара туфель бянь се* такого же непонятного цвета, как и вся предоставленная одежда. Я оглядела свою порванную рубашку и грязные штаны и нехотя переоделась. Не имею ничего против красного, но этот цвет слишком сильно напоминал застарелую ржавчину или высохшую истлевшую кровь.       Первый раз я тоже очнулась в темноте. Меня мутило, тело почти не чувствовалось, только окружающие звуки казались оглушительными, разрывающими барабанные перепонки. Кажется, я лежала на чем-то твердом, а вокруг переговаривались люди. Их было много, и все они говорили, смеялись, ругались, ходили туда-сюда.       - Э, смотри, очухалась, – раздался чей-то голос над ухом. – Ты это рано, дорогуша, тебе бы еще поспать.       Люди загоготали, а меня ударили по голове, и я снова отключилась.       В следующий раз меня разбудили специально, дали выпить что-то, вкуса я совершенно не почувствовала, и повели куда-то. Глаза не открывались, а ноги плохо слушались, так что я то и дело спотыкалась и шаталась, пока меня не подняли за шкирку и не закинули на плечо.       Спустили на жесткий стул, крепко привязав руки и ноги, и замерли за спиной. Сознание ускользало, и я никак не могла понять, где нахожусь, пока громом не прозвучало, враз приводя в себя:       - Хозяин Огня Озай!       Я встрепенулась и открыла воспаленные глаза, напряженно осматривая помещение. Меня привели не иначе как в тронный зал, где по обе стороны от трона уже стояли довольная Азула и Зуко, старающийся изо всех сил не смотреть на меня. В груди кольнула и расцвела пышным цветом обида, пеленой застилая глаза и комом вставая в горле. Я сглотнула, с трудом сдерживая готовые хлынуть слезы, и прикрыла глаза, не в силах больше смотреть.       Вот оно значит как. Это я напридумывала себе невесть что, влюбилась как последняя дура, а он? А он стоит возле отца как ни в чем не бывало, когда я сижу на чертовом стуле избитая и связанная. Как будто и не было разговоров по душам, крепких объятий и трепетных несмелых поцелуев. Как будто это не он держал меня за руку и закрывал спиной от опасности. Как будто мне всего лишь приснились эти чертовы улыбки и смех, и понимание в золотых глазах. Как будто это не Зуко смотрел на меня так, словно я для него дороже всего на свете.       Кажется, я пропустила часть речи Озая, но, честно говоря, было плевать. Я была раздавлена морально и физически, и меня совершенно не волновало, убьют меня или отправят гнить в тюрьме. Я приоткрыла глаза, из-под полуопущенных век смотря на членов королевской семьи. Азула стояла, горделиво расправив плечи, и ехидно улыбалась, Озай восседал на своем троне и говорил, едва ли смотря на меня, а вот Зуко смотрел. Он смотрел прямо мне в глаза виновато и смущенно, словно не был уверен, что должен стоять там, где стоит.       - Но ты для меня как родная племянница, Хинаи, – Хозяин Огня говорил медленно и уверенно, безэмоционально, словно произносил наизусть заученную речь, – поэтому я пощажу тебя.       После этого я еще несколько раз приходила в себя, но меня почти сразу вырубали, так что окончательно очнулась я в этой камере в «самой неприступной тюрьме страны Огня».       Вспомнив этот эпизод, я едва не расхохоталась. Как родная племянница, как же. Скорее он решил казнить меня потом, после победы, как назидание всем, что Хозяин Огня не пощадит никого, как бы силен и близок к нему не был предатель. И скорее всего учителя, если он не вернется на сторону брата, ждет та же участь. Я надеялась, что его поместили в тюрьму попроще, откуда он сможет сбежать, когда придет время.       Вскоре свет из коридора стал ярче, надзиратели заговорили громче, послышались крики заключенных. Все-таки, когда я проснулась, была ночь, а теперь наступило утро. Мысли в голове крутились только вокруг еды, на время оставив позади переживания и волнения. Живот завывал все громче, неприятные спазмы скручивали внутренности, и я сидела на полу, обхватив колени руками и уткнувшись в них лбом. Когда дверь открылась, я едва не набросилась на дернувшегося надзирателя, который, отойдя от шока, велел мне вместе со всеми идти в столовую.       Народу в тюрьме оказалось много, хватило бы, чтобы заселить небольшую деревеньку. Все были одеты одинаково, в этот противный ржавый цвет, так что в глазах все сливалось в одно большое проржавевшее пятно. От шума и гомона голова снова закружилась, и я поспешила взять еду и приземлиться за ближайший стол. Он как раз был пуст, так что я немного отодвинула от себя поднос, опуская лоб в ладони и пережидая вспышку головной боли.       Я почему-то отчетливо слышала каждого человека в этом чертовом зале. Гомон голосов не сливался в белый шум, а разделялся на одиночные голоса, говорившие одновременно и перекрикивающие один другого. Меня хлопнули по плечу, но я даже не шелохнулась, не желая пока менять положение.       - Новенькая, да? – прогундосил мужской голос над самым ухом.       Я неопределенно повела плечом, придвигая поднос к себе – незнакомец попытался стащить оттуда кусок хлеба. Открыла глаза и поморщилась от яркого света.       - Тебе плохо, что ли? – беспечно спросил мой сосед, за обе щеки уплетая нечто, смутно напоминающее кашу.       - Все нормально, – хрипло ответила ему, осторожно пробуя варево на вкус.       Да уж, разбаловал меня учитель своей готовкой, тюремная еда уже кажется подозрительной. Оказалось не так уж плохо, и я быстро опорожнила тарелку, закусывая «отвоеванным» хлебом. Я совершенно не заметила, когда рядом за столом оказались еще несколько людей: высокий и худой человек со странной прической, похожей на шляпку гриба, лысый седой старик с бородой до самых колен и парень примерно моего возраста. Все четверо оживленно переговаривались, обсуждая, кажется, последние новости, так что я, покончив с завтраком, прислушалась.       - Да не может быть, чтобы аватар умер, тела-то никто не видел! – жарко воскликнул парень, активно жестикулируя.       - Как будто его тело кому-нибудь бы показали, – сухо возразил длинный.       - Ты думаешь, Хозяин Огня не похвастался бы такой победой перед всеми? Да он выставил бы его голову на всеобщее обозрение в качестве устрашения! – не унимался парень.       - Зор прав, Сай, – поддержал мальчишку мой сосед, похлопав того по спине.       - Вот-вот! Так что я говорю, что не мог аватар погибнуть! – названный Зором парень вскочил на ноги, подняв вверх правый кулак.       - То есть ты говоришь, что принцесса Азула соврала, сказав, что принц Зуко убил аватара? – снова возразил Сай.       - Умолкните, – оборвал разгорающийся спор старик и неожиданно повернулся ко мне. – А что вы думаете, юная леди?       Меня разморило, и я особо не думала, расслабленно слушая чужой спор. Вроде бы мне должно быть интересно, они говорят о том, что Зуко убил Аанг, но мне как-то не верилось. Не верилось и все тут, без всяких потому что.       - Азула вполне могла и соврать, – задумчиво подперла рукой щеку, смотря на них из-под полуприкрытых век, – а Зуко бы духу не хватило убить Аанга.       На несколько минут повисло напряженное молчание. Из-за тишины рядом я снова услышала гул голосов вокруг и сморщилась от вспышки головной боли.       - Ты говоришь так, будто их лично знаешь, – с сомнением протянул Зор и взглянул на меня из-за плеча соседа.       - Знаю, – уверенно киваю, – всех троих.       - О-о-о! – восхищенно протянул парнишка. – И какая она, принцесса Азула?       - Гадина, – отвечаю, не меняясь в лице, чем вызываю взрыв хохота.       Зор понуро опустил голову и растерянно замолчал. Остальные же с интересом уставились на меня.       - Эй-эй, все-таки болит что-то, да? – участливо поинтересовался сосед. – Голова, да? Сейчас Сай тебя подлечит, он, представляешь, на пару точек нажмет – и любая боль пройдет мгновенно!       Сай, высокий и худой человек напротив, хмуро глянул на моего соседа, но поднялся и, обойдя стол, встал за моей спиной.       - Голова болит от громких звуков и яркого света?       Не дождавшись ответа, он положил руки мне на плечи, слегка помял их, помассировал у основания головы, нажал что-то у позвоночника и, встряхнув руками, сел на место. Я обескураженно хлопала глазами, смотря, как он усаживается, и понимала, что боль действительно прошла.       - Спасибо, – запоздало протянула после толчка от соседа.       - Я снял только боль, но не ее причину, так что, если заболит снова, обращайся, – медленно сказал Сай, в упор смотря на меня.       - Спасибо, – еще раз протянула я, смущенная неожиданной заботой от незнакомцев.       Было действительно приятно, а еще непонятно, почему совершенно незнакомые люди вдруг помогают мне. Все мы здесь так или иначе преступники, запертые в тюрьме для самых опасных наверняка не просто так.       - А! – я хлопнула себя по лбу, тут же потирая его. – Я Хинаи, приятно познакомиться.       В ответ на это мое заявление, кажется, воцарилась мертвая тишина. Все присутствующие обернулись на меня, сверля недоверчивыми и настороженными взглядами, но уже через пару мгновений вернулись к прерванным делам.       Глядя на мое обескураженное лицо, старик расхохотался, а сосед ощутимо хлопнул по спине. Сай не повел и бровью, а Зор наконец поднял голову.       - Я Цуи, – представился сосед, жуя стащенные из тарелки Зора сухари. – Это Зор, Сай и За Рун. Ты тут что-то вроде знаменитости, не обращай внимания.       Оказалось, что, так как делать в тюрьме совершенно нечего, а новые заключенные прибывают регулярно, главным развлечением стали сплетни. Я думала, что о моей причастности к команде аватара мало кому известно, но оказалось, что это не так. Здешние «постояльцы», как они себя называли, знали о наших похождениях почти все. Кроме того они знали, что изначально Хозяин Огня послал меня поймать аватара, но я предала его и присоединилась к компании разыскиваемых.       Следующие несколько дней на меня со всех сторон сыпались расспросы. Все желали знать, что же случилось в Ба Синг Се, жив ли Аанг на самом деле и еще кучу всяких дурацких подробностей. Я не распространялась о том, что какое-то время путешествовала с Зуко и Айро, и переводила тему, когда разговор заходил о принце.       В груди росла обида. Я корила себя за то, что поверила ему, доверилась, но никак не могла выбросить из головы. В памяти всплывало наше единственное свидание, наполненное теплом, светом и поцелуями, и сердце предательски заходилось в бешеном танце. Я скучала по нашим дурацким разговорам, по его жестким волосам и теплой улыбке только для меня, по золоту глаз и теплу переплетенных пальцев. Я скучала по Зуко и никак не могла заставить себя перестать о нем думать.       Я нашла тысячу причин, почему он мог поступить так, оправдала по всем статьям. Но ощущение брошенности лишь разрасталось, поглощая эмоции, вызывая злые слезы на глазах и заставляя сжимать губы до побеления.       В карцер я ходила как к себе домой, постоянно нарываясь на драку с надзирателями. Те лезли постоянно, желая унизить и показать собственное превосходство. Я унижаться не хотела, предпочитая получить наказание, чем стоять на коленях перед людьми, не имеющими и капли чести и достоинства. Кроме того, в карцере было не так уж плохо. Единственное, что доставляло дискомфорт – это крайне ограниченное пространство, где даже лечь нельзя, либо стой, либо сиди, поджав колени. Я игралась со снежинками, перебирая их пальцами и лепя собственные, отогревала лед со стен и тренировала магию воды, тренировалась выпускать огонь в условиях такой низкой температуры. Последнее было сложно, так как требовало непривычной концентрации для привычных действий и траты гораздо большего количества энергии даже для крошечного огонька на кончиках пальцев.       Несколько раз ко мне приходил лично начальник тюрьмы и пытался выведать информацию обо мне и возможном местоположении товарищей аватара. Никто из надзирателей не верил в возможность возвращения аватара, тогда как заключенные не верили в его смерть. И я никогда бы не могла подумать, что заключенные, опаснейшие преступники страны Огня, могут быть настолько лучше собственных надзирателей. Вторые постоянно цеплялись ко всем подряд, доказывая свое превосходство, пытали и сажали в карцер непокорных.       - Некоторым людям просто нельзя давать в руки власть, – заметила однажды Суюки.       С ней мы познакомились неожиданно. Еще в первый день моего пребывания в тюрьме, когда я шарахалась от всех подряд, она просто налетела на меня, утаскивая в дальний угол и заваливая вопросами. В основном ее интересовал Сокка, и уже после я узнала, что она вроде как его девушка. Мы быстро сошлись на предмете нелюбви к некоторым конкретным представителям народа Огня и схожих взглядах на происходящее. Суюки хотела защитить как можно больше людей от воинов Огня и остановить захватчиков, и я была с ней согласна в желании предотвратить как можно больше смертей и бессмысленных разрушений.       Еще мы с ней единогласно сошлись на том, что я влюбленная дура. Ничего с собой поделать я не могла, поэтому только согласно вздыхала. Суюки посмеялась и пообещала настучать принцу-предателю по голове за то, что смеет обижать маленьких милых девочек. Она прямо так и сказала «маленьких милых», и я залилась краской и несколько секунд только и могла, что стоять с раскрытым ртом и хлопать глазами.       - Ну, ты ниже меня, – серьезно объяснила девушка, приложив пальцы к подбородку, – и ты реально милая, Хинаи, смирись с этим.       Проходящий мимо За Рун разразился громовым хохотом, переполошив половину коридора. Старик потрепал нас обеих по макушкам, напрочь растрепав хвостик Суюки, и ухмыльнулся.       - Я ничего не слышал, – он развел руками, сверкая серыми глазами, – кроме фразы про маленьких и милых, маленькие милые дамы.       Суюки крикнула ему вслед что-то неприличное и рассмеялась, поправляя волосы. Я тоже захихикала. На сердце потеплело, и обида на весь мир слегка отступила, открывая место чувствам более светлым и теплым.       Кстати о тепле. Я до сих пор не могла понять, почему в камерах так холодно. Это конечно не тот карцерных ледяной холод, но для огненных магов да и для простых людей слишком прохладно. Почему тепло снаружи не проникает сквозь металлические стены, оставляя место сырости и тянущему по полу сквозняку. Тюрьма, в конце концов, стоит в чертовом жерле вулкана на раскаленном озере, а внутри холод и сырость как в осеннем лесу после дождя.       В первый день на прогулку я выходила с опаской и нетерпением. Было интересно осмотреться, но также и немного страшно оставаться в толпе людей под надзором со всех сторон. Мы становились легкой мишенью на открытой местности в окружении стен тюрьмы и бесчисленных надзирателей. Умом я понимала, что нападать никто не станет, но странные правила и вседозволенность надзирателей, а также полная бесправность заключенных настораживали. Первые, как я уже поняла, этим постоянно и беззастенчиво пользовались, тогда как вторым оставалось только молча смотреть и терпеть несправедливость.       Тюрьму не зря назвали Кипящей скалой. Она располагалась посреди раскаленного озера в окружении острых, но низких скал. От воды внизу непрерывно шел пар, из-за чего рассмотреть что-то было сложно, однако даже так было видно, что скальное ограждение находится достаточно близко, отрезая дальнейший обзор. По словам Цуи за скалами плескалось бескрайнее море, и из-за непредсказуемых течений людей сюда доставляли на дирижаблях. Даже если выберешься за скалы – до ближайшей суши не доберешься, все дирижабли прилетают лишь время от времени и никогда не задерживаются дольше суток.       - Они не боятся, что вулкан однажды проснется, и мы все сдохнем тут? – недовольно поинтересовалась я в пустоту, глядя на кипящую воду.       Кажется, никто о таком даже не задумывался, или это тоже было запрещено, потому что меня сразу схватили и утащили в допросную. Начальник тюрьмы прочитал мне длинную лекцию о примерном поведении и дозволенных темах, пару раз замахнулся кнутом и, не увидев никакой реакции, самолично отвел в карцер. Там от холода у меня снова разболелась голова, и я принялась громко пересказывать шутки Сокки. Надзиратели продержались до вечера (им было запрещено отходить от моей «кабинки»), и выпустили меня аккурат к ужину. Кто-то из них неприлично громко хохотал, другие приказывали мне заткнуться, и в итоге на шум снова явился начальник тюрьмы и пинком выгнал меня, пообещав страшные пытки в будущем.       - Эй, а за что вас сюда посадили? – поинтересовалась Суюки однажды за ужином.       Мы теперь часто сидели вшестером, занимая целый стол, и разговаривали обо всем подряд. Мне тоже уже давно были интересны прегрешения моих первых здешних знакомцев, но я все время как-то забывала спросить. Знала только, что все они из народа Огня, а Цуи и Зор маги и, кажется, были солдатами.       - А, ну я четверых солдат убил, – как всегда добродушно прогудел Цуи, неспешно уплетая разваренный рис.       Он, похоже, ни капельки не сожалел о содеянном и вообще воспринимал это как обыденное дело вроде помывки полов, которой нас часто заставляли заниматься. А вот Зор, как всегда сидящий рядом с ним, помрачнел и опустил голову.       - А вот ты, парень, зря подставился, – Цуи повернулся к понурому мальчишке, – такой талант в землю зарыл, отсюда ж не выпускают.       - Ну и что! – вскинулся Зор; глаза его слегка покраснели. – Кем бы я был, если бы оставил все как есть?!       Он яростно хлопнул ладонями по столу и, вскочив, бросился прочь. Цуи обеспокоенно посмотрел ему вслед и растрепал волосы. Все остальные молчали, не желая еще больше ворошить незажившую, очевидно, рану.       - Глупый мальчишка этот Зор и добрый до безобразия, – хмыкнул Цуи, отодвигая тарелку. – Он же даже и не знал, из-за чего я на воинов полез, сказал только, что я просто так не стал бы. Вот дурак же.       По щекам его потекли слезы, и сам он весь как-то сжался, сделался совсем маленьким и беззащитным. Громила Цуи закрыл лицо руками и всхлипнул.       - Они дочку мою любимую, единственную кровиночку, – он говорил тихо, так что я едва слышала обрывочные слова, – убили. Надругались над ней, подонки.       Повисло неловкое напряженное молчание, прерываемое лишь всхлипами Цуи. Он так и сидел, сгорбившись, закрывшись от всего мира. Сердце сжалось от боли и сочувствия, и я задумалась, что бы сама сделала в подобной ситуации. Не уверена, что смогла бы кого-нибудь убить. Но это я сейчас так думаю, а тогда бы, вспоминая мои вспышки ярости, пострадали гораздо больше четверых человек. Если бы от армии вообще что-то осталось. Перед глазами всплыл образ окровавленного Зуко, и сердце пропустило удар. Ухнуло в пятки, пальцы похолодели, а лоб покрылся испариной. Внутри как будто натянулась тонкая струна, звенящая в ушах истошным воем и жалобными всхлипами. Нет. Нет-нет-нет, такого никогда не случится. Зуко в порядке, он жив, подлый предатель, сидит себе во дворце подле отца, возвративший честь. Я глубоко вздохнула и разжала пальцы, которыми до побеления вцепилась в подол рубашки.       Позже в своей камере я разразилась рыданиями, выпуская на волю все эмоции, что долгое время копились внутри. Я выплакала всю обиду, весь страх и все выедающие изнутри предчувствия, до предела опустошая себя, вырывая все то, что сжигало меня изнутри долгое время. Стало легче, и я наконец-то смогла вздохнуть полной грудью. Все будет хорошо. Я обязательно выберусь, найду Аанга, потому что всегда неожиданно находила, и помогу ему закончить столетнюю войну народа Огня. Может быть даже встречусь с Зуко и обязательно побью его, а потом поцелую крепко-крепко, отдавая ему всю себя без остатка. Потому что моя душа уже, кажется, принадлежит ему, что бы он об этом не думал.       В день солнечного затмения меня даже не выпустили из камеры. Приставили к двери парочку надзирателей помощнее. Даже поесть не дали, ироды, только один надзиратель просунул через решетку черствую краюху хлеба вечером, в которую я вгрызлась, тут же уминая под недовольный рев желудка.       - Не подумай ничего такого, – буркнул мужчина, – просто вой твоего живота нервирует.       Я рассмеялась, довольная тем, что есть среди этих ребят хоть кто-то нормальный, не потерявший еще здравый смысл и сострадание. Все еще смеясь, поблагодарила, на что добряк фыркнул и шикнул на меня. Пришли его товарищи, вовсе не такие заботливые, и принялись громко бахвалиться, как бы расправились со мной одной рукой и без магии.       Бушующий внутри меня пожар медленно затихал, превращаясь сначала в аккуратный костерок, а после в крохотный огонек, мечущийся на тонкой веточке. Я все еще чувствовала магию, текущую вместе с кровью, но огонь, полыхающий в груди, затих, оставив лишь тлеющие угольки. Неприятное чувство опустошенности, неполноценности покалывало на кончиках пальцев, дрожало в горле и вставало пеленой перед глазами.       Я вполне могла бы обойтись без магии воды, земли или воздуха, но огонь был частью меня, перемешивался с кровью, жаром опаляя сердце. Огонь был моей сутью, я сама была огнем, и никакая другая сила никогда не смогла бы заменить его. Восемь минут без пламени показались мне вечностью, и только после я заметила, что сижу на полу и хватаю воздух раскрытым ртом. Словно рыба, выброшенная из реки, погибала без воды, я погибала без пламени внутри. Пустота разъедала, образовывая огромную дыру, давила и лишала рассудка.       Я впервые поняла, почему Озай так опасался затмения. Маги огня, лишившись пламени, могли так же лишиться и разума, и самообладания, превратившись в беспомощных младенцев, не умеющих ходить. Едва ли тренированные воины, конечно, позволили бы себе хотя бы растеряться, тем не менее затмение должно было значительно ослабить силы огненной армии. Зная это, Озай наверняка подготовился к неожиданному нападению, так что сокрушить его было бы не так просто. Мне со своего места оставалось только гадать, как же сложатся дальнейшие события, и ждать вестей от новоприбывших заключенных.       Предчувствие перемен нахлынуло с вернувшимся пламенем, все ярче разгораясь и занимая мысли. Томительное ожидание тянуло глупую улыбку, делало движения резкими и неуклюжими, а слова отрывистыми и бессмысленными. Так же как огонь протекал по венам, нетерпение прокатывалось волнами, оставляя после себя горы предположений и планов. Мне хотелось всего и сразу: повидать Аанга, обнять Тоф и поцеловать Зуко. Нет, сначала ударить, потом поцеловать, вот так, и чтобы шишка ему еще долго напоминала, что нельзя бросать меня в тюрьму, самому оставаясь не при делах.       Когда мне показалось, что в толпе заключенных мелькнула знакомая чернявая макушка, я разом забыла все. Сердце подскочило к горлу и забилось с удвоенной скоростью, руки затряслись, а обида, вроде бы выплаканная и вырванная с корнем, сорняком расцвела в мыслях. Ни за что, ни за что, ни за что, я не желаю видеть его, я не желаю так просто прощать его. Я прикусила губу, чтобы не разреветься при всех, и юркнула в самый темный угол, какой смогла отыскать поблизости.       Слезы полились градом, и я вся сжалась в комочек, спрятав лицо в коленях. Я же чертова влюбленная дура, почему же от одного его вида (хотя это мог быть и не он) так больно?       Суюки ласково обняла меня, садясь на пол рядом, и потрепала по волосам. Я медленно успокаивалась, все еще вздрагивая от переизбытка эмоций, и думала, что целовать я его в ближайшее время точно не буду.