И всё-таки догонит.

      Кадзи всю свою сознательную жизнь пребывал в душной череде запретов и ограничений. Сначала родители возложили на ещё неокрепшего Акихико тонну ожиданий: кем они хотят видеть его в будущем, каким человеком он обязательно должен стать и так до бесконечного желания оправдать всё то, чего от него хотят другие люди.       Акихико честно пытался и старался оправдать все возможные ожидания. Хорошая учёба, правильные увлечения. Без проблем. Эти, как ему казалось, бесцельные, но несомненно нужные (кому?) потуги привели мальчишку к череде пунктов в чужом блокноте, которые он выполнял на ура до тех пор, пока в голову не начали закрадываться мысли о том, а что же нужно ему самому?       На этот необязательный вопрос он пытался ответить, но не выходило ровным счётом ничего. Кадзи действительно не знал, чего хочет. Всё это занимало его юную голову, пока хватало времени. А позже всё уже не имело особого смысла. Ведь в чем можно найти смысл, когда тебе уже немного за двадцать и ты так и не смог дослужиться до звания старшего прапорщика, как того хотела мама?       Смысла не было для младшего сержанта ни в работе, ни в мимолетных увлечениях, ни в собственных рамках, в которые Акихико упорно продолжал себя загонять.       Он не жаловался на свою чрезмерно скучную и однообразную жизнь. У него было всё, если судить по материальным меркам: хорошая, добропорядочная работа в рядах полиции и небольшая квартирка недалеко от центра города. По духовным меркам было только временное чувство тоски и необходимость в чем-то эдаком, сердечном, но последнее часто заменялось либо выпивкой в гордом одиночестве, либо час на погрустить и хватит.       Вся рабочая деятельность Кадзи заключалась в том, чтобы курить у входа в участок стабильно раз в два часа и следить за порядком в данном ему районе. Порядок Кадзи любил даже больше, чем сигареты из пятёрочки по среднему ценовому сегменту, поэтому, когда в него прилетает пустой стаканчик из-под кофе, пока Акихико выяснял у какого-то школьника почему тот кидал стеклянные бутылки на проезжую часть, он немного совсем теряется, прежде чем переключить своё драгоценное внимание на ещё одного нарушителя порядка. — Это что, — Кадзи переводит взгляд с мальчишки на вмешавшегося прохожего и невольно зависает на длинной пряди волос у незнакомца, которая в свете обеденного солнца выглядит неестественно пшеничного цвета, — нападение на полицейского? — Возможно именно это, но какой подлец будет так поступать с ребёнком? — незнакомец хмурит светлые брови и засовывает руки глубже в карманы джинсовки, — отпустите его домой, товарищ полицейский.       Рицука приносил кофе в участок неизменно под вечер и вещал о том, как хорошо было бы, если Акихико делал это сам, потому что, ну действительно, реальной работой занимался только Рицу, так ещё и кофе должен носить именно он. Кадзи пламенно клялся, что в следующий раз кофе он принесет и нечего тут бубнить по всяким пустякам.       Сколько Акихико себя помнил, он не стремился к большой и светлой любви. После нескольких, не совсем удачных попыток в романтику, он уже и совсем не надеялся найти того самого человека, который бы взял и невообразимым образом вытянул из него всю вселенскую грусть и печаль. Да и зачем тратить на это свои силы и время? В последнее время Кадзи не хотел, чтобы его трогали и волновали по таким мелочам, как любовь, но иногда хотелось, чтобы потрогали.       После недолгих, но крайне обеспокоенных дебатов и нытья Рицу, что если Кадзи не принесёт ему кофе в ближайшие двадцать минут, он, Рицу, умрёт прям тут на месте. Акихико ненавидел химозный кофе из автоматов в ближайшем универмаге, поэтому приходилось собираться и тратить несколько лишних минут на поход в не совсем ближайший старбакс.       Уже стоя на кассе и получая два стакана обычного чёрного кофе, Акихико случайно хватают за пальцы и он, в недоумении, поднимает голову и понимает, что тут, в этом чёртовом старбаксе он и пропадёт, глупо закончится как личность и как человек в целом. — Товарищ полицейский? — Кадзи не слышит ничего кроме собственного сердца где-то в ушах и, боже помилуй, позволяет медовым глазам напротив смотреть на него неотрывно и с какой-то издевкой. — товарищ полицейский, вы сдачу забыли, — говорят мягко и лукаво, а Акихико прилагает титанические усилия, чтобы опустить взгляд на бейдж незнакомца, который вещает аккуратным мелким почерком, что его владельца, оказывается, зовут Накаяма Харуки. Кадзи мимолетно думает, что именно это имя должно фигурировать в списке его личных побед и поражений одновременно и вдруг вспоминает, что очень давно не пил с кем-то в компании, чтобы плечом к плечу в собственной квартире или глаза в глаза за пыльным столиком в старом баре. И он всем своим существом надеется, что Харуки нравится вишнёвое пиво.       Любовь всегда воспринималась как участие в программе «Сдохни или умри» и Акихико не особо горел желанием в ней участвовать, ровно до тех пор, пока Харуки однажды разрешает подвезти себя прямо до дома, а потом сам за предплечье тёплыми пальцами хватает неожиданно твёрдо, чуть забираясь подушечками под рукав чужой куртки и тянет под тусклый фонарь, чтобы позволить себя целовать на прощанье слишком медленно и руками под джинсовкой совсем немного прохладно.       Любовь догоняет Кадзи неожиданно, как бы он не старался бежать от неё. Она не рвёт на части, а по спине с утра гладит лениво и так по-домашнему, что время тянется густой приторной патокой свойственно медленно.       Харуки ласковый, до спёртого в груди дыхания нежный и сам того не зная тянет Кадзи вперёд из душной ямы старых, гнилых рамок и Акихико сам себе клянётся стать лучшим человеком, именно тем, кого Харуки действительно заслуживает.