Светлое будущее

      Вся горечь этого чудесного мира заключалась в том, что Ёся был уродцем. Мелким, жалким и невероятно занудным. Он был таким всегда, с самого своего рождения… вернее, вылупления из сорок шестого яйца третьей закладки сто седьмого инкубатора Священной Журской Империи эпохи Вечного Лета во имя Сияющей Звезды.       Ёся печально вздохнул, пощёлкивая узкими вытянутыми челюстями. Пожалуй, он был одним из немногих диносов, которые могли без заминки воспроизвести это сложное название и, возможно, именно поэтому местами ощипанному, несуразному Йошизасу удалось дослужиться до младшего советника самого Императора.       Несуразному уродцу, да. Местами ощипанному, всё верно.       Любой знатный ящер Империи имел ухоженную радужную чешую, отполированные щитки, ну, или хотя бы разноцветные гребни.       Жрица Великой Звезды, к примеру, была наделена и первым, и вторым, и третьим знаками отличия — ослепительно белая, миниатюрная Ашша смотрела на мир снизу вверх, но свет её очарования простирался до горизонта, до небес, до самых далёких звёзд… Ёся же был покрыт перьями. Да, перь-я-ми. Практически полностью, даже в самых интимных местах, вроде чувствительного пигостиля. Слава гинкго билоба, что Император Цезаус не страдал никакими предубеждениями относительно внешнего вида своих подчинённых, иначе Ёсе грозила бы неминуемая ссылка куда-нибудь в пустынные земли Шерстяных Грызунов. Да, Грызунов. Мелких, несуразных существ, что (по слухам) кормили потомство собственными выделениями.       Ёся в негодовании подёргал третьим веком: «Выделениями! Какое дикарс-с-ство!» — настроился и, жалобно попискивая, продолжил ожесточённо выщипывать перья с когтистых передних лап.       Клочки желтоватого пуха падали на ковёр из низкорослого папоротника, цеплялись за пышные листья нежно любимых Ёсей саговников, кружились и парили, усеивая колючки густой еловой чащобы неподалёку, мозолили глаза, раздражали, щекотали, тревожили…       Еловая чащоба дрогнула, качнулась из стороны в сторону, наполнилась гулом и разразилась, наконец, громоподобным: «Апчшшхе-о-о!» — распугав окрестную живность и введя Ёсю в состояние благоговейного восторга — Император Цезаус изволил лично посетить скромное пристанище своего подчинённого.       Из густых зарослей на круглую полянку выдвинулось огромное зубастое рыло повелителя, пошевелило упругими ноздрями и с шумом выдохнуло, пригибая зелёные насаждения.       Ёся восторженно залопотал, метнулся к Его Императорскому Величеству и забегал, суетливо взмахивая лапками. Цезаус немного посторонился, сияя золотисто-жёлтой бронёй, и утробно загудел:       — Охолони-и-ис-с-сь. Нас-с-ступлю ведь ненароком, не мельтеш-ш-ши, говорю…       — О, как я счас-с-стлив! — продолжал радостно скакать вокруг него Ёся. — Как польщ-щ-щён!       — Погоди-и-и… — запасмурнел Император и снова шумно вздохнул, наклонившись к своему тщедушному советнику. — Дурные вести. Аш-ш-ша пророчит немыс-с-слимое — Бунт и какое-то Падение.       — Пророчество? Ашша? — растерянно повторил Ёся, на секунду обмирая от звучания этого чудесного имени, и с сомнением протянул. — Бу-у-унт? Но кто? Кто ос-с-смелится?       — Грызуны, — щёлкнул гигантской челюстью Император. — Наш-ш-ши инкубаторы, новые кладки и все детёныши под угрозой. Динос-с-сы в панике. Диносы пали духом. Диносы хотят вкус-с-сить мудрости будущих поколений. Ашша готовит Священное Яйцо к перемещ-щению во времени. Ты, Йошизас, с-станеш-шь нашим избранным путником сквозь толщ-щу веков.       — О! — Ёся в экстазе рухнул в папоротники и залепетал. — Такая чес-с-сть, такая честь… о, Ваше Императорское… моё имя ос-с-станется в веках и…       — Угу, останется… — едва пробурчал Император и пояснил. — Тебя выбрала с-с-сама Жрица. Ашша назвала твоё имя. Ты избран ею.       Это было уже слишком. Тонкий изящный лик белой Жрицы окончательно поработил уродца Ёсю, всколыхнул у него в груди большое светлое чувство и дальнейшие события Йошизас осознавал исключительно сквозь пелену сладкой любовной горячки, то есть смутно.       Священная гора, торжественные проводы, вспыхнувшее алым светом Священное Яйцо, облако белых цветов… розовые, как рассветное небо, глаза Ашши, волна горячего воздуха… мурашки, мурашки, мурашки. Голова закружилась, и Ёсю понесло сквозь время, куда-то далеко-далеко, к будущим поколениям, в прекрасный новый мир…       Низких папоротников не было. Высоких тоже. Лежать было ужасно жёстко и неудобно, поэтому Ёся кое-как встал, опираясь на передние лапы, и огляделся. Над ним нависало что-то тёмное, напоминающее скелет, но только из дерева и обтянутый какой-то неплотной тонкой кожей. Местами провисшей кожей.       Когти на задних лапах неприятно цокали о ровный, отполированный пол, длинный хвост подметал скопившуюся по углам серую пыль. «Ущелье? Нора? — предположил Ёся, двинулся в сторону белой полосы света и осторожно выглянул. — Пещера?»       Пространство снаружи действительно напоминало просторную пещеру с высокими сводами, все стены которой кто-то облепил деревянными плашками. И полосками. И балками. И сухими лианами со сверкающими кругляшами.       Творившийся вокруг беспорядок не поддавался описанию — разноцветные предметы обихода валялись то тут, то там, мешали передвижениям, пахли чем-то знакомым, как стопка прессованных древесных листов, или незнакомым, как пушистая вытянутая штукенция с перепонкой-кармашком. Ёся запнулся о непонятный гулкий цилиндр, немного пошипел на него и прошёлся по расстеленному в центре пещеры синему мху, озадаченно его рассматривая. Мох был сухим и… как будто мёртвым. Неживым, как и всё в этом странном жилище. Четырёхногие разновеликие сооружения вызывали некоторые сомнения в умственных способностях ящеров будущего, но Ёся отверг эти кощунственные домыслы и продолжил осмотр.       Диносов в зоне видимости не наблюдалось, зато на стене висело нечто в наивысшей степени неприличное — сплющенное изображение рыжего Шерстяного Грызуна. На самом видном, почетном месте.       От страшного подозрения у Ёси задрожала челюсть и он, карабкаясь по завалам, рванулся к солнечному прямоугольнику, за которым виднелись небо и кусты, но со звоном приложился о невидимую твёрдую преграду и замер, узрев мир за ней, снаружи.       Шерстяные Грызуны были повсюду — крупные, разъевшиеся, прямоходящие и местами облысевшие. «Полуш-ш-шерстяные Грызуны, — мимоходом придумал термин изумлённый Ёся. — Но как… как же так?»       Грызуны топтали траву, свободно разгуливали и разговаривали друг с другом, причем, некоторые слова и выражения они явно позаимствовали из диалекта диносов. «Они украли наш-ш-ш язык! Украли прямохождение! Украли… весь наш мир!» — возмущённо оскалился Йошизас, опомнился, с отвращением оглядел своё покрытое перьями тельце и, задыхаясь, отпрянул вглубь пещеры. Всё вокруг него закружилось, поплыло, замельтешило и озарилось алым светом.       Тоненькая белая лапка основательно прихватила несчастного Ёсю за шею и потащила, направила, выволокла куда-то, а после отвесила чувствительную звонкую оплеуху. Взъерошенный паникующий Йошизас немедленно раскрыл рот, чтобы возвестить о грядущем закате цивилизации, но всё та же белая лапка быстро пережала Ёсин длинный клюв и заворковала, успокаивая:       — Ти-и-ихо, мой маленький засланчик, ти-и-ихо.       Ёся растерянно пискнул, глянул в сторону и оцепенел — он вновь переместился на верхушку Священной горы, а прекрасная Ашша оказалась очень, очень, очень близко к нему. Очень близко. До неприличия близко. Её глаза гипнотически сверкали, круглая белая чешуя отливала небесной лазурью, гребни на точёной голове поблёскивали, а кончик изящного длинного хвоста свернулся в трогательное колечко.       — Ти-и-иш-ш-ше, — как-то особенно проникновенно зашептала ему Ашша. — Кроме нас здесь никого нет, видишь? Ты должен был вернутьс-с-ся много позже, но я знала, что ты не задержишься, и ждала. Тш-ш-ш, моё пророчес-с-ство исполнится ещё не скоро, но… Грызуны — это мелочь, а вот Падение… Падение Великого Камня, о-о-о, это смерть, холод и разруш-ш-шение, но наши с тобой потомки будут наблюдать за вс-с-сем этим безобразием с огромной высоты. Они будут летать, понимаеш-ш-шь? Наши дети, их дети… лета-а-ать. Твои перья, они такие чудес-с-сные, Йосик… Что с-с-скажем Императору? О, непременно что-нибудь про светлое будущее, очень с-с-светлое. Для нас. Ах, у тебя перья даже на пигостиле, это так пика-а-антно… иди ко мне, мой дорогой. Иди ко мне, мой красав-чик-чик. Иди ко мне, мой любим-чик. Чик. Чик. Чик-чирик.