"Homosapiens idioticus" или, как приобрести Вершителя

      – Нет, Бриан, нет! Только не это!       Смотреть, как маленький, тщедушный человечек заламывает руки и, несмотря на свою патологическую трусость, пытается подбежать к ящику, которому мы сегодня решили устроить королевские похороны, было забавно.       – Тим, давай, – согласно кивнул я, и мой помощник выплеснул ведро горючей смеси сверху.       – Я тебя умоляю, Бриан! Будь же ты человеком! – снова попытался прорваться к ящику док, подпрыгнув на месте, когда ему под ноги в песок ушла пуля. Очередная. Я две обоймы захватил, зная, как док не любит прощаться со своими игрушками, и то, как он реагирует на выстрелы. Мои, если быть точнее. Наверное, так десантник реагирует, когда рядом детская хлопушка стреляет. Точнее – никак.       – Во-первых, док, я не человек, – я рассмеялся. Наверное, от облегчения, что, наконец, избавляюсь от этой заразы. А может, это было нервное. – А во-вторых, если ты не отойдешь по-хорошему, то я тебя спалю вместе с твоим сокровищем. Слово капитана. Отче? Прочтешь молитву?       – Спасибо создателю за избавление, – пробормотал наш капеллан, осенив ящик знамением, облегченно вздохнув, когда луч энергетического оружия ударил в ящик, позволив ему загореться.       – Ты... Ты прав, Бриан. Ты не человек. Ты – нелюдь злобная!.. – док, несчастный в своем безумном горе, смотрел, как ящик пылает ярким бездымным пламенем, а после подошел, и пнул меня в голень, точнее в щиток, прикрывавший оную. – Ничего у тебя святого нет!       – Еще одно слово, док, и я устрою шмон в твоих пожитках, – пригрозил я ему. – И более чем уверен, что найду там еще много разной пакости. Иногда мне даже кажется, что проще тебя самого вот так спалить, чем каждый раз выискивать у себя новые седые волосы.       Насчет первого я не солгал. Желание проверить вещи нашего корабельного врача было настолько сильным, что меня только помощник от этой затеи и отговаривал. А вот насчет второго – только грозился. Дэйт был великолепным врачом, с хорошей подготовкой, невероятным талантом, и... ну, довольно терпимой тягой к коллекционированию разных вещей. Иногда – просто страшненьких, а иногда довольно опасных. То, что мы так пафосно сегодня сжигали, хороня свои страхи, едва не угробило наш корабль, оказавшись какой-то разновидностью пси-оружия, смешанного с ксенотехнологиями, с которым полностью интегрировались не только наши разумы, но и системы нашего корабля, начав чудить до такой степени, что чуть не пострадали мои люди. Вот тогда терпение иссякло, и, зная, что такую гадость обычно тащит на борт док – пошел его трясти, успев почти вовремя, потому что эту штуковину, которую я даже не знал, как назвать, он прятал в ящик, уговаривая ее потерпеть до прилета.       Покупки дока всегда были разнообразны и диковинны. Мумифицированные головы каких-то монстров. Инструменты, которые моя фантазия могла представить только как пыточные. Картины, написанные чьими-то внутренними жидкостями. Эмбрионы, как заспиртованные, так и живые... Яйца каких-то тварей... Одно из приобретений дока у нас потом вылупилось, и два десятка дней по кораблю ныкалось. Благо, уродец оказался разумным, и довольно понятливым, так что, выловленный и обученный выполнять минимальный набор приказов, прижился. Мой пилот к нему всей душой прикипел, решив выучить себе помощника. Я и против не был, пока не узнал, ЧТО это такое, и ЧЕМ оно питается. Пришлось, от греха подальше, отвезти его к родной планете, договорившись с местными, и подарить этому уродцу личную аварийную капсулу. Провожали это создание слезами. Слезами счастья и облегчения от того, что все остались живы, и что созревание, после которого эти создания начинают ЖРАТЬ, еще не наступило.       – Ладно, Дэйт, не расстраивайся, – похлопал я дока по плечу. – Ну, хочешь, пойдем на местный рынок, и купим тебе какую-нибудь жуть? Которая будет стоять у тебя, навевая тебе кошмарики, и при этом не начнет играться с системами моего корабля, ползать, бегать, и пытаться кого-то сожрать?       – Да пошел ты! – док серьезно на меня обиделся. – Нам всего оставалось полпути до нашей планеты! А там это бы никому не помешало! Где я второй подобный экземпляр найду?       – Где найдешь – не знаю, – согласился я. – Но то, что на моем корабле ты это переправлять не будешь – клянусь тебе сиськами своей матери. Коллекционер, чтоб тебя... мне уже пора свой корабль переименовывать в «тридцать три несчастья», хотя, несчастье у нас только одно. Ты.       – Уйду я от вас, – буркнул Дэйт. – И будете без меня свои дырки штопать.       – Вознесем молитвы создателю... – тихо, но очень проникновенно выдохнул капеллан, уже давно смирившийся с тем, что ничего демонического, исключая самого бесовского доктора, у нас на корабле нет, и чаще выступавший психологом для наших истерзанных истерическим смехом душ, когда очередная пакость, купленная Дэйтом, выползала наружу. – А то сопьюсь. Видит создатель – сопьюсь.       – Ладно, будем тебе наливать поменьше, – хмыкнул Тим, хлопнув нашего капеллана по спине.       – Лучше – реже, – с достоинством ответил тот.       – Ну так что? Цацку на цацку? – попытался примириться я с Дэйтом. – Только под моим присмотром, чтобы если что, я сам себя винил, что недосмотрел.       – И за свои кровные! – буркнул док, смиряясь с тем, что мы лишили его очередной игрушки.       – Ладно, и за свои кровные, – согласился я, чувствуя, как груз пережитых эмоций спадает с плеч.       Из-за этой пси-дуры непонятного изобретения, четверо моих сейчас находились в медблоке, после того как их закрыло в шлюзе, откачав оттуда весь воздух. Пришлось резать переборку собственного корабля, чтобы извлечь их. А после успокаивать экипаж, пытаясь им объяснить, что если мы убьем дока, безвредного и безобидного, просто с небольшой манией к собиранию всего необычного, то нам потом отчитываться перед вышестоящими инстанциями придется. А так как мы уже давно сработавшийся экипаж, который знает всю подноготную друг друга, и знающий, что писать в отчетах, а что нет, то привыкать к новому человеку, который может оказаться стократ хуже Дэйта, придется долго. Так что, шило на мыло менять нет смысла. А за доком просто пристальнее следить придется, и все.       Первое, что мы сделали, попав на местный рынок, это зашли в бар, заказав местного алкоголя и, по старой военной привычке, как за упокой, выпили за упокоившуюся пси-хреновину.       – Прах к праху, пепел к пеплу, – как всегда коротко, и по делу, выдал капеллан. – Хоть я и не противник всего подобного, но это бесовское орудие, хвала создателю, мы все же сожгли.       – Точно, бесовское, – хмыкнул Тим. – Меня оно выбесило конкретно. Я сам готов был дьяволу душу продать, лишь бы понять, что за чертовщина творится.       – Нельзя так говорить, сын мой, – посетовал капеллан, а после, задумавшись, кивнул. – Но, я тоже святую воду готовил. Нашего дока побрызгать, от греха.       – Я бы на него всю емкость вылил, – согласился Тим, – предварительно не распаковывая, и не открывая крышку. Прямо емкостью, по темечку. Отдохнули бы недельку...       Сняв напряжение хорошей порцией алкоголя, и убедившись, что док немного поплыл, перестав сердиться, я с облегчением вздохнул. Просто впервые за все это время, когда мы избавлялись от какой-то жути, которая оказывалась опасной, он решил защищать свою покупку настолько стойко, и его пришлось отгонять. Видит бог, я готов был ему даже ногу прострелить, если бы он подошел к ящику, потому что эта адская машинка реагировала на него, как на своего хозяина, включаясь при приближении, и тогда не только приборы с ума сходили, но и мерещилось разное.       – Ну, как и сказал, цацку за цацку, – уверившись, что все, более-менее пришли в себя, притянул я Дэйта к себе, подтолкнув его к выходу. – Только док, всеми высшими силами молю тебя, ничего живого и, тем более ничего странного, иномирного, с чем мы не знакомы.       – Так не интересно, – вздохнул док. – Подобное я и у себя купить могу. А мне нужны редкости.       – У тебя вся каюта этими редкостями забита, и воняет оттуда, как из склепа, – проворчал Тим. – Летаем, как в барахолке какой-то!       – Как будто я только что-то вонючее покупаю, – обиделся док.       – Не, иногда еще галлюциногенное, непонятное, травящее, и пытающееся нас сожрать, или изменить, – хмыкнул Тим, почесавшись, явно вспомнив ящик инопланетных фруктов, которые док купил на пробу.       После этой пробы все ходили в зеленых пятнах, жутко чесались, и покрывались какими-то волдырями. Притом, сканер выдавал, что опасности жизни нет, и это всего лишь обычная реакция на перестройку эпидермиса. Пришлось трясти торговца этими экзотическими фруктами, и узнавать, что за хрень он нам продал. А тот, на чистом глазу, не понимая, в чем виноват, объяснил, что это плоды с Падана, и что все местные жители их едят, чтобы цвет кожи соответствовал благородному изумрудному. И что покупатель, то есть наш док, брал их так уверенно, что он и подумать не мог, что их будут употреблять антропоморфы, а не арахниды. Я, со злости, тогда чуть не скормил этому гребаному арахниду в виде дока, оставшиеся пол-ящика данных фруктов, чтобы он точно позеленел, и стал благородного изумрудного цвета. А может и лапы бы себе дополнительные отрастил. Благо, через пару дней все пришло в норму, хотя кровь, как и остальные физиологические жидкости организма, еще долго отливали «благородным изумрудным». Хотя, чего врать, плоды действительно были невероятно вкусными.       Рынок на Леаме был довольно посредственным. Кстати, именно на это я и рассчитывал, когда обещал доку какую-нибудь экзотику купить. Здесь ее попросту не было. Отсталая планетка, с небольшим количеством жителей, далеко отстоящая от торговых путей, не вызывающая интереса у торговцев. Сюда мы летели только для того, чтобы завезти груз, ну, и избавиться от «подарочка», устроенного Дэйтом. Была даже мысль выкинуть его в космос... Ящик, а не дока, если что. Но я сострадательный, и, представив то, что кто-то на этот подарочек может наткнуться, и взять его на борт, отказался от этой идеи. Контрабанда – это одно, а вот убийство ни в чем не повинных путешественников – совсем другое. А то, что эта чертова штука могла кого-то убить, уже не сомневался.       – Выбирай, – широко повел я рукой, показывая на ряды. – Все, что угодно!       И за спиной, скрестил пальцы, понимая, что у этого «все что угодно», очень большие ограничения. В крайнем случае, если док не отступится, то ЭТО будет лететь в свинцовом контейнере, за пределами корабля. И, желательно, в противоположном направлении. Упс, отцепилось, и в этом нет никакой вины персонала, только глюкнутый после инопланетной штуковины корабль.       Через полчаса, уже готовый расплыться в довольной улыбке, потому что обещание сдержал, и не моя вина в том, что здесь нет ничего стоящего, я собирался виновато развести руками и отправиться на корабль, как вдруг док встал в стойку.       – О, нет, только не это... – простонал Тим, прекрасно зная, что нам снова придется тащить какую-то хреновину на борт.       – Спокойно, боец, я – рядом, – шепнул я ему. – Не дам непоправимому случиться.       – Да уже дал, – не поверил Тим, плетясь за мной к лавке антиквара, который торговал каким-то старьем.       А док, завороженный обилием непонятных предметов, перебирая их своими загребущими лапками, уже зацепился взглядом за саркофаг, что был выставлен чуть ли не на дороге.       – Мумию я не повезу, – сразу предупредил я его.       – А это и не мумия, – отозвался продавец через переводчик. Очень дорогой и качественный, явно имеющий базу не в двадцать межмировых языков. – Это – произведение искусства в столь же искусной шкатулке, – приоткрыв крышку, торговец показал изумительной красоты статую, отлитую из металла, и разрисованную так, что создавалось впечатление живого антропоморфа. – Эта статуя была подарена одному из халифатов нового мира, и стояла в зале самого эмира, радуя его глаз своими формами. Легенды гласят, что эта статуя приносит счастье тем, кто к ней добр, и... – чуть дернувшись, продавец внезапно замолчал. – И она бы так и продолжала радовать эмира своими формами, если бы не случайность, приведшая к уничтожению династии.       – Да уж, принесла счастье, так принесла, – хмыкнул я, проверив детектором структуру статуи.       Действительно металл, притом встречающийся в межмировом пространстве довольно часто. Обычная искусно выплавленная металлическая болванка, раскрашенная под красивого человечка. Никаких бактерий или вирусов непонятного происхождения, никаких скрытых механизмов в самом саркофаге. Обычная статуя, которых, в музеях человечества, полно.       Я переглянулся с Тимом, увидев его согласный кивок, а после перевел взгляд на капеллана, что осенил статую знамением, а после, украдкой, побрызгал на нее водой из святого источника. С нашим доком ни в чем нельзя было быть уверенным. И с этим был согласен даже наш корабельный церковник.       – Ее! – с вызовом посмотрел на меня Дэйт, чуть притопнув пяткой.       Я с трудом удержал смех. Вот это поведение капризного мальчишки, у человека, которому давно уже не сорок даже, до сих пор умиляло и удивляло, но не раздражало. Правда, я все чаще вспоминал капитана, с судна которого нам и перевели Дэйта. Дока он чурался как атомного реактора без защитного кожуха, и долго, с чувством, благодарил меня за то, что согласился забрать у него столь нетривиального человека, поистине гения, с невероятной базой знаний, на которого они всем коллективом молиться будут...       Ага. Спустя год я понял, что молиться они могли разве что на то, чтобы я жил долго и счастливо, а мой корабль никогда не ломался, чтобы не дай то боги, док не оказался списанным на поверхность, и не вернулся бы на корабль, к которому изначально был приписан. А то, как Дэйта, буквально со слезами на глазах провожали на мое судно, в рекордные сроки, перенеся все его вещи в каюту, и как стремительно стартовали, оставив меня с новым пополнением... заставило расчувствоваться. Это же надо так любить человека, чтобы отпускать его с трудом... Сейчас я тоже «любил» дока. Притом так, что встреться мне этот капитан, я бы ему морду набил за такую подставу, а после бы пил с ним горькую, вспоминая свою загубленную молодость и скорбно указывая на свои седые виски. Тот капитан был сед полностью. Да и не мудрено, за десять лет работы с таким нетривиальным гением идеальных чудачеств.       – Ладно, ее, так ее, – покладисто согласился я. – Сколько?       – Бес!.. Бесконечное количество монет, уважаемый, – как-то странно вякнул продавец. – Эта статуя продается по весу в золоте.       – А может, ну его нафиг?.. – мой помощник тоже заметил эти странные оговорки, и поежился.       – Бесовское создание, бесовское, – важно покивал головой капеллан, отступив на полшага. – Капитан, извольте закупиться своим зельем в нужном нам всем количестве, если уже берете эту... статую... себе на борт. И пополните запасы транквилизаторов. Все лучше, усыплять команду, чем бить каждого кадуцеем по маковке.       Я задумался. Очень хорошо задумался, понимая, что док «плюс» его покупка, это уже неспроста, а если еще и волосы дыбом готовы встать, даже при обычном взгляде на самый заурядный, пусть и красивый предмет, то это страшнее вдвойне.       – Ладно, будем дружить, надеюсь, похлопал я статую по плечу, не просто выражая свою дружественность, но еще и желая проверить, не шалит ли детектор. Но нет, под рукой был литой металл, что меня немного успокоило.       – У меня и погрузчик имеется, – внезапно очень сильно засуетился продавец. – А так, как вы мой первый покупатель, то я вам сделаю баснословную скидку! Вы получите эту статую всего... за одну маленькую медную монетку! – дернувшись, словно под разрядом тока, он издали активировал антигравитационный погрузчик, и, облегченно вздохнув, юркнул за палатку.       – Эй, болезный, ты деньги-то возьми, – начал я.       – Моя беспрецедентная щедрость не знает границ! – услышал я его удаляющийся голос. – погрузчик тоже ваш!       – Ну? И что за проклятие нам продали? – буркнул Тим, как единственный из нас, кто был в экзоскелете, укладывая саркофаг со статуей на погрузчик, видимо, сам проникшись ситуацией. – Кэп, а ты случайно не слышал о таких расах, которые обладают структурой металла, но при этом являются живыми?       – Нет. Не слышал, – качнул головой я. – Но во вселенной бывает всякое. Нет, я очень надеюсь, что это не то «всякое», о чем ты думаешь. Но... – я взглянул на дока, что, добившись своего, теперь гордо шествовал впереди погрузчика, шепотом добавил. – Давайте делать вид, что ЭТО – живое. Нам не сложно, и, если вдруг, это не бред наших воспаленных покупками дока разумов, то и дешевле в плане психики.       – Истину глаголишь, сын мой, – согласился капеллан. – Но зелья своего закупи.       – Желательно – вдвое больше, – мрачно согласился Тим. – А по прилету, кэп, ты уж прости, но я в отставку. Сил моих больше нет.       – Негоже оставлять в беде хороших людей, – согласился капеллан, – но я тоже попрошу о переводе. В квадрант, где идут боевые действия. Думаю, оторванные конечности и искореженные войной души мне елеем покажутся, после семи лет службы на вашем судне, капитан.       – А мне остается только застрелиться, – мрачно вздохнул я, понимая, что теперь, из-за дока, мы даже собственной тени боимся. – Ну... или застрелить дока.       – Я отмолю ваш грех, капитан Бриан, – воодушевленно согласился капеллан. – Вот прямо сейчас и начну молить создателя о даровании вам прощения.       – Ладно, посмотрим, чем все обернется, – я уже совсем не был рад тому, что пошел на поводу у своей совести.       «Асадэя» встретила нас мрачным коллективом, в костюмах химзащиты и вооруженным малыми огнеметами.       – Если это снова док... то грех, свернуть ему голову, я возьму на себя сам, – прошипел Тим.       – Что у вас случилось? – напрягся я.       – Вот! – пилот кинул мне под ноги что-то сильно опаленное. – У нас завелись какие-то твари, которые опутали паутиной весь грузовой отсек и, по вентиляционной системе, пробрались на склад продуктов. Так что, хвала создателю, что мы на поверхности, и можем закупиться всем, что потребуется.       – Дэйт?! – взревел я, когда увидел, как док отчаянно причитает над сожженной восьминогой тварью. – Снова твои раритеты расползаются?!       – Так они же спали, – несчастно взглянул на меня тот. – В криогенной капсуле. Я специально их туда поместил, чтобы мои бедные паучки-шелкопряды не нервничали...       – А после ты включил эту хрень, которая вырубила весь корабль! – уже не сдерживаясь, заорал я на него. И еще удивляешься тому, что криокапсула отключилась, и твои насекомые расползлись и свили себе гнездо на нашем продуктовом складе?!! Это уже диверсия!       – Но не моя же! – возмутился док. – Это у вас нет систем дублирующего действия, и это проблема вашего корабля, а не моих экземпляров! – и, ухватив антигравитационную платформу за ручку, потащил ее к своей каюте.       – Спокойствие, Бриан, спокойствие, – похлопал меня по плечу Тим. – Мы его убьем, но чуть позже. Сейчас надо вывести эту гадость, узнать, не отложила ли она где яйца, и закупить продукты.       – Знаешь, у меня возникает мысль, что это не мы его, а он нас убьет, – с тоской произнес пилот, как-то сразу поняв, о ком мы говорим. – И останется единственным выжившим. И, как тот призрак, от планеты к планете будет летать на нашем корабле, создавая из него отдельный филиал ада. Боюсь, что даже привычные ко всему десантники, случайно ступив через пару десятков лет на этот корабль-призрак, полягут там смертью храбрых... А док еще и обвинит их в том, что те были неаккуратны с его коллекцией.       – Он сам часть своей коллекции паноптикума. Такая же необычная и жуткая, дикая, чудовищная редкость, которую и человеком не назовешь, – сняв маску, грустно согласился навигатор. – Слушай, кэп, а ты уверен, что док – человек? А вдруг один из его экспонатов, ожив, давно пробрался в его мозг, и свил там гнездо?       – Сплюнь! – посоветовал я, даже не удивляясь его фантазии, скорее раздумывая над тем, а не может ли это быть правдой. – Потому что если это так, то я должен себе штраф выписать, в черепную коробку, что до сих пор не признал в нем ксеноформу, которую стоит уничтожить. – И очень сожалею о том, что это не может быть правдой.       – Почему не может? – удивился навигатор.       – Потому что его проверяли. На сканере. И он нам уже таким достался, – отмахнулся я. – Так что он не ксеноформа. Он обычная форма человеческого алогизма, не поддающегося пониманию. Как говорил мой приятель землялин – «человек-косяк обыкновенный, разумению не поддающийся».       – Вполне возможно, – согласился Тим. – Только вот от этого страдает не он сам, а все, кто вокруг него. Видимо, он живет в каком-то своем измерении, где все то, что он делает, его просто не задевает. Ну... или, вдруг он пришелец из соседнего временного потока, из параллельной вселенной, которую мы так и не смогли разгадать и понять до сих пор?       – Ага, и он не просто коллекционирует старый и диковинный хлам, а собирает остатки своей цивилизации, разбросанной по нашей вселенной, – согласился я, уже не удивляясь дикости подобной фантазии. – А мы, забирая у него частички этой утерянной цивилизации, лишаем его части прошлой жизни. Слушайте, а давайте вскроем портал между измерениями, чтобы он к чертям пошел в свой временной поток, где будет счастлив?       – Вскрыть можно только череп этого «пришельца», на предмет посмотреть, есть ли там мозги, – ворчливо буркнул пилот, до сих пор вздрагивающий временами от осознания, что его приемыш, который жил с ним в каюте, едва его не сожрал.       – Вскрывать мы будем стены, – устало выдохнул я. – На предмет осмотра возможных кладок. Потому что если хоть одну пропустим, через пару десятков дней у нас будут полтора десятка милых коконов, полных съедобной субстанции для питания этим чертовым шелкопрядам из неизвестного мира.       – Кэп, не надо, – попросил мой помощник. – Я арахнофоб. И представлять себя милым коконом, которым будут питаться, мне совсем не хочется.       – Тогда – огнеметы в руки, и вперед, – согласно кивнул я. – Отче, вам ваша вера не мешает убивать живых тварей?       – Только не в том случае, если эти твари могут позавтракать мной, – согласно кивнул капеллан, сняв с себя рясу, и бережно сложив ее, положив сверху атрибуты своей святой власти.       – Отче, а где вы так... Хм... натренировались? – не выдержал Тим, после того, как сумел закрыть рот.       – Было дело, сын мой, – чуть неловко повел своими мощными плечищами капеллан, выглядевший в своей бесформенной рясе этаким неповоротливым колобком. – И, есть причина думать, что снял я ее с сего дня, и до конца жизни, так как силы мои на исходе. И вера в доброе и вечное начинает давать трещину, ибо больше я не чувствую в себе гласа божьего, уверяющего меня в том, что всех надобно прощать и миловать.       – Отче, выпейте зелья, – посоветовал я капеллану, протянув флягу с чистым спиртом, настоянным на травах. – И вернитесь в свое благодушное настроение. Вы единственный, кто стоите на пути между всеми нами, и нашей проблемой.       – О, пожалуй, я с превеликим удовольствием подвинусь в сторону, – откупорив флягу, словно простую воду, выглотал он спирт, после чего расслабленно вздохнул. – Ну, вот так-то лучше.       Дезинсекцию корабля мы проводили дней восемь. И не только мы. Вызванные в авральном режиме инспекторы по внеземным формам жизни, за голову хватались, когда понимали, что мы на своем корабле притащили. А когда мне показали взрослую форму этих существ, с хорошего пса размером, я заработал нервный тик.       – Это жемчуг с Калида! – внезапно услышал я возмущенный, полный истерических нот голос Дэйта. – Не отдам! Мое! Вы не имеете права! Я его за свои деньги покупал!       – Что там такое? – вышел я в коридор, увидев дока, повисшего на коробочке, которую у него молча и совершенно спокойно, пытался вырвать дезинсектор.       – Яйца насекомых, от которых мы чистили ваш корабль, – спокойно произнес мужчина, протянув мне коробочку, прямо с висящим на ней доком. – В анабиозе. Провоз на планеты, имеющие разумную жизнь – запрещен.       – Док?.. – удивляться я уже перестал. – Ты же сказал, что твои паучки были в криосне. Оказывается, ты еще и паучьи яйца вез?       – Боюсь, что вашего доктора нам придется арестовать до выяснения обстоятельств. А так же проверить корабль на наличие других опасных для жизни и здоровья предметов.       Дэйт взбледнул, замолчал, и тут же отцепился от коробочки.       Я едва не последовал его примеру в смене цвета лица. Некоторые контейнеры вскрывать было очень нежелательно. Нет, там не было ничего опасного для жизни и здоровья. Но там летели наши денежки, в товарном эквиваленте. Наш заработок, которым мы честно делились с доком. И вот сейчас этот «человек-косяк», наконец понял, что может всего лишиться по своей собственной дурости. А меня внезапно отпустило.       – Да, конечно, – злорадно оскалился я. – Вы можете проверять ВСЕ, что пожелаете, и ходить ВЕЗДЕ, куда вам потребуется. Я сам готов вскрыть ВСЕ печати и пломбы, и предоставить ВСЮ документацию по товарообороту.       – Кэп, ты серьезно? – тихо спросил меня Тим.       – На такой случай, у меня все продумано, – хмыкнул я, увидев отчаянную жадность в глазах Дэйта, понимающего, что половина товара – его, закупленная на все его сбережения, которые он хотел вывести из оборота.       Это была игра ва-банк, от которой я его отговаривал в начале рейса, советуя возить понемногу. Что ж, «человек-косяк обыкновенный» прокололся в очередной раз, и теперь уже не с нами. Нам-то что, это была всего лишь зарплата за один рейс. Можно сказать, что слетали бесплатно. Не страшно. Бывало и хуже. Но мысль о том, чтобы хоть раз наказать Дэйта за его неуемную глупость так грела душу, что я готов был на все. Даже на штраф за перевозку контрабанды. А внезапная надежда избавиться от дока оказалась такой заразной, что мой помощник, переглянувшись с моим пилотом, внезапно повеселели.       – Черт, кэп, а что же мы раньше-то не задумывались над таким исходом? – почесал маковку Тим. – Это же так просто!.. И убивать никого не придется... А деньги... Ну, еще заработаем. Кэп, ну не жлобись...       Я уже почти согласился с тем, чтобы покаяться в перевозке контрабандного груза, как по рации дезинсектору что-то сообщили и тот, забрав коробочку с собой, оставил нас стоять друг против друга. А через полчаса вся братия убралась от нас, оставив почти разобранный корабль.       – Я давно знал, что ты – нелюдь, Бриан, – как-то быстро оклемавшись, вздернув голову, док вернулся в свою каюту. – И что это из-за тебя распотрошили мою коллекцию! – крикнул он, прежде чем закрыть за собой дверь.       – Да не суди, и не судим будешь, – засучив рукава, и аккуратно нажав кнопку открытия двери, капеллан вошел в каюту к доку, через минуту, вопящего на все лады, вытащив его наружу, и погнал пинками в сторону каких-то подсобных помещений.       – А что, отче с нами в доле? – удивился Тим.       – Уже лет шесть как, – флегматично смотря вслед лютующему капеллану, согласился я. – Так что, я его очень даже понимаю. Последний взнос на дом для дочери. Как тут удержаться?       Последующие дни, когда мы собирали корабль после поселившегося и вытравленного у нас паучьего семейства, док почти не показывался. Не хотел светить своим синюшным окрасом. Ведь наш капеллан бил сильно, и совсем не аккуратно, видимо, вымещая всю накопившуюся злость. Я бы тоже был не прочь поучаствовать, но дока мы должны были довезти до порта если и не целым, то хотя бы живым. А если бы я дал отмашку, то хоронили бы мы его здесь. Возможно, даже в разобранном состоянии. А так, я вынес предупреждение этому бандиту, не сдержавшему свои кулаки, вычел мизерную сумму у него из жалования, которую потом, тайком, вручил в каюте, и посочувствовал избитому, предлагая написать донос. Но делая это с таким выражением лица, что док поблагодарил и отказался.       За десять дней подготовки к дальнейшему пути, у нас ничего не стряслось, никто ниоткуда не выполз, и не вполз, нигде ничего не завонялось, никто не покрылся какими-то пятнами, а системы не начали глючить... И мы заволновались. Нервы были на пределе у всех. Ведь, если док не косячил по мелкому, то стоило ожидать какой-то очень крупной проблемы. А веры в то, что ему вправили мозги, как-то не было. Наоборот, все стали дерганными и злыми. Так что я не сильно и удивился, когда кто-то из младшего персонала, наткнувшись в грузовом отсеке на вещи Дэйта, среди которых была и купленная мною для него статуя, сломал себе ногу. Даже выдохнул. Проблемы продолжаются, а значит, мир не замер в ожидании полного андеграунда. Вот только человек был молчалив, и как-то слишком хмур, и это уже насторожило меня.       Для того, чтобы успокоить собственную паранойю, я пересмотрел запись. Дважды притом. А после, вызвав по коммуникатору помощника и капеллана, включил замедленную запись на большом экране, заодно разлив настойку по стаканам.       – Вот только не говори, что нас ждет еще что-то! – вошел в рубку Тим и, увидев стаканы, побледнел.       – А мне кажется – ждет, – согласился я, включив тот момент, который меня заинтересовал больше всего.       Вот, человек вошел в грузовой отсек, проверить, все ли грузы прикреплены, вот, прошелся мимо баулов дока, выставленных из его каюты и, походя, пнул саркофаг со статуей. А через пару секунд, с вывернутой под углом голенью, выл от боли и, косясь на саркофаг, внезапно оказавшийся приоткрытым, хотя до этого был закрыт плотно, пополз к выходу из отсека, странно поскуливая и дергаясь.       – Электроника, как я понял, даже не улавливает движения того, кто это сделал? – сняв свою сутану, капеллан словно снял с себя и всю вальяжность проповедника.       – Не улавливает. Ни в одном из диапазонов. Но, если наложить некую схему движений... – подался я к экрану.       – Не нужно, я понял, – капеллан выпил. – Кто-то, кого мы не видим, ударом вбок, сломал ногу этому идиоту. А после пару раз, уже не так сильно, скорее для острастки, заехал ему ногой под ребра. Это если представить, что мы имеем дело с визуально не определяющимся антропоморфом определенного роста и веса. Как-то, я не хочу думать ничего иного, потому что с меня хватит всей этой чертовщины.       – Кэп, а еще можно? – Тихо произнес Тим, и я указал на бутылку.       – Что делать будем? – вопросил я их, повернувшись на кресле.       – Кэп, я не сторонник легенд и верований, существующих у рас, но мне это очень и очень не нравится.       – Та легенда, что ты когда-то от кого-то слышал? – пытливо посмотрел я на капеллана.       – Да, – согласился тот, присев напротив. – Не берусь судить, что правда, а что ложь, но, если брать во внимание все то, к чему я привык на этом корабле, то даже это теперь уже не кажется легендой. Как и то, что наш док из другого измерения... – уже себе под нос пробормотал он, – и собирает здесь остатки своей былой цивилизации... В новом завете, в котором собраны религии большинства антропоморфных миров, статуи, с которой мы могли столкнуться, назывались судьями или вершителями. Если это, то существо, о котором я думаю, то могу озвучить будущее одной лишь фразой: «каждому воздастся по делам его». Прицельно я не изучал данный раздел, так как он относится к мифам древних времен, но могу поискать данную информацию. А в свете того, что я снял с себя сан, то буду искать всю информацию, а не только как намеки божественного вмешательства.       – Ну, судя по тому, что я уже от тебя услышал, это – живое, и остро реагирующее на любое проявление агрессии, разумное существо, – кажется, умение удивляться, у меня окончательно атрофировалось. – Знаешь, иногда мне кажется, что сейчас, если создатель снизойдет, чтобы постучаться в шлюз моего корабля, дабы выпить чаю, или чего покрепче, даже это для меня не станет чем-то диковинным.       – А мне кажется, что я удивлюсь, если подобного не произойдет, – нервно хохотнул Тим. – Что делать будем, кэп?       – Исходить из того, что ничего невероятного в этой жизни нет, – хмыкнул я и, подхватив пару чистых стаканов и еще не початую бутылку алкоголя, пошел в грузовой отсек.       – Если меня признают невменяемым на прохождении следующего осмотра, я не буду возражать! – вслед мне крикнул Тим.       – Пауки были? Были, – бормотал я себе под нос. – Внезапно вылупившийся птенец, орущий инфразвуком был? Был. Мозгоед гребаный был? Был. Пси-хрень, едва не сведшая нас с ума была? Была. К тому же не только чуть не сведшая, но еще и чуть не убившая. Токсины были? Тоже были. Так что, призрак, привязанный к какой-то древней статуе меня уже не удивит, – я открыл дверь грузового отсека, и прошел к саркофагу, присев на соседний тюк, поставив между нами бутылку и стаканы, отметив, что стропы, ранее связывающие саркофаг, разорваны. – Слушай, я все понимаю, тебя купили без твоего на то желания, привезли на какой-то корабль, поместили как вещь, с другими вещами, не общаются, не любуются. А потом еще и по твоему месту жительства пнули, – разлил я алкоголь. – Но и ты нас пойми. Мы – обычные существа, которые мало что знают о мирах, не связанных с нашими. Так что, если чем-то обидели, то ты уж прости. Не со зла.       Двоякое чувство поехавшей крыши и реальности, было необыкновенным. Вроде, как и создается впечатление, что так и должно быть, и смотришь на себя со стороны, чужим взглядом человека, который не путешествовал с доком, и не доходил до седин с его покупками.       Так я просидел около часа, болтая обо всем и ни о чем с закрытым намертво саркофагом, все больше чувствуя себя идиотом, и думая о том, что техник легко мог просто неверно поставить ногу при ударе, сломав ее себе самостоятельно. И все больше склонялся именно к этой мысли. Наконец, когда терпение лопнуло, а сознание дало понять, что неадекватность поведения зашкаливает, я подошел к саркофагу, аккуратно постучав по расписной панели, а после приоткрыл крышку, смотря в идеально прорисованное почти человеческое лицо, в открытые глаза с направленными прямо, на смотрящего, зрачками.       – Эй, ну ты хоть моргни, если понял, – уже, будучи в хорошем подпитии, пробормотал я... И, с воплем, с места, назад, отпрыгнул, наверное, на метр. – А-а-а!!!       Потому что ЭТА, мать ее, статуя, клянусь сиськами своей матери! Моргнула! А после, протянула руку и закрыла крышку своего саркофага.       – Я, вообще-то, спал, – глухо раздалось изнутри.       – А я, кажется, с этого дня не буду у дока просить препараты от запора, – пытаясь справиться с внезапным испугом, и чувствуя, что протрезвел, – пробормотал я. – И мои волосы обретут идеальную белизну благородной седины...       На подгибающихся ногах, я вышел из грузового отсека, и сполз по стене.       – Ну? Чего там? – через коммуникатор спросил меня Тим.       – А ты не видел? И не слышал? – я надеялся, что крыша у меня не поехала.       – Ну, видел, что ты пил, сидя напротив саркофага, потом постучал в него, открыл... Испугался... – осторожно произнес Тим. – И, будучи не в себе, вышел из отсека.       – Да, Тим, ты прав. Считай, что я не в себе, – согласно кивнув, я поднялся на ноги, все еще чувствуя слабость. – И в этот раз дока винить бесполезно. Эту хрень купил, и притащил я.       Над тем, что произошло, я думал всю ночь, а под утро, так и не решив, посетило ли меня видение, или же своим прикосновением, еще при покупке статуи, я разбудил какой-то скрытый механизм воздействия, я, взяв грузовую платформу, перевез статую в отдельную свободную каюту, положив саркофаг рядом с койкой, не зная из каких соображений, оставив пару саморазогревающихся завтраков и бутылку воды на столе. Если то, что я видел, было глюком, то по прибытию – сдамся врачам. А если нет, то это в какой-то степени живое создание, будет чувствовать себя лучше в, скажем так, человеческих условиях.       – Вот все, что я нашел, – положил мне чип с информацией на приборную панель капеллан, а после потрепал меня по плечу. – Мужайся, сын мой, но помочь тебе сможет только бог, потому что, я более чем уверен, ты ЭТО уже не остановишь.       – Да, – просто и безыскусно признался я. – И что странно, меня это шокировало меньше, чем ползающее по полу, прозрачное желе, которое жрало все, кроме металла и живой плоти. Или внезапно плотоядно облизывающиеся, начинающие смотреть на меня стены. Или сбегающие с панели управления датчики, неожиданно обретшие ножки... Обычная. Разумная, вполне адекватная форма жизни, хоть и не привычная нам, биологическим объектам. * * *       Нового пассажира, принципиально, не замечал никто. ПРИНЦИПИАЛЬНО. Даже если сталкивались с ним в коридоре, то делали вид, что такового не существует. Просто «вспоминали», что нужно сделать что-то еще, где-то в другом месте, и спешно, мышками, сбегали в противоположном направлении. Вопросов тоже не задавал мне никто.       Разумеется, никто, кроме дока, который, отлежавшись, и перейдя от благородной синевы к такой же благородной желтизне под глазами, внезапно возмущенно поинтересовался, где его статуя, и кого мы успели взять на Леаме, и почему его не познакомили с новым членом нашей такой небольшой, и такой сроднившейся семьи.       – И вообще, Бриан, ты в курсе, что ты теперь седой? Или это мода такая пошла, на благородную седину?       – Твоими молитвами, Дэйт, твоими молитвами, – согласился я, окончательно придя к выводу, что нервничать и дергаться бесполезно, особенно имея в своем коллективе такого, как док.       Мир многообразен и настолько диковинен, что таскать у себя в одной из кают создание из какого-то непонятного нанометалла, которое предпочитает замирать при встрече с экипажем в виде статуи, таращась на них своими глазищами – вполне себе обычное дело. Ну и что, что статуя? Ну и что, что социально не активная? Зато не ползает, не кусается, не жрет продукты тоннами, не вьет паучьи коконы, и не орет по ночам в диапазоне инфразвука, подрывая всех с внезапно повлажневших простыней.       – В моих вещах подобного вещества не было, – непререкаемо возразил док.       – В твоих мозгах, Дэйт, это вещество было, – чуть пожал плечами я. – И именно оно окрасило мою шевелюру в данный цвет. – Точнее, я бы сказал, что в твоих мозгах кое-чего не было, что привело к этому, – указал я на голову, – но не хочу быть грубым и бестактным.       – А это уже и есть бестактность. Так, где моя статуя, Бриан?       – Бродит где-то, – пожал я плечами. – Хорошо еще, что не жрет никого.       – А ты давно обследовался? – заволновался док. – Тебе не кажется, что ты немного перетрудился, и тебе пора отдохнуть? Давай я тебе витаминный коктейльчик состряпаю...       – Давай, ты сам куда-то состряпаешься?! Притом быстро! – рявкнул Тим, вошедший в рубку, с хрустом сжав свой пудовый кулак.       И Дэйт, осознав, что видеть его здесь не хотят, очень быстро просочился прочь. Нет, Тим его не бил, в отличие от нашего капеллана. Тим просто однажды встретил дока в коридоре, мягко придавил его к стене, кулаком заехав в пластину, возле его лица. Да, тогда он был в своем излюбленном экзоскелете, и вмятина осталась достаточно впечатляющая, но док, похоже, впечатлился не ей, а взглядом моего помощника.       – Ты собираешься что-то делать с этой... скульптурой? – наконец, усевшись на свое место, задал он давно назревший вопрос. – Моих ребят она уже до нервного тика доводит.       – Чем? – я проверял данные, переданные мне навигатором.       – Своей нечеловечностью.       – Ксенос не может быть человечным, – согласился я. – Другой метаболизм, другая специфика восприятия. Мало ли что. Так что не переживай, и попроси остальных относиться к нему, как к странному пассажиру.       – Твой «пассажир», чтобы ты знал, уже протоптал себе дорожку из вмятин, идущих по коридору. Сломал два стола, и пробил одно смотровое окно в шлюзовой камере. Притом, последнее он сделал пальцем, не прилагая усилий.       – Дитё. Учится, – пожал я плечами.       – Капеллан в запой ушел, – попытался усовестить меня Тим. – Точнее – спился, выводя из психозов моих ребят.       – Пусть заляжет на недельку в капсулу, и попьет адсорбент.       – А это, это ты видел?! – потыкал себя в висок Тим, где серебрилась первая седина.       – О, это уже серьезно, – согласился я. – Хорошо, я поговорю с нашим пассажиром.       – А давай его выкинем, а?.. – чуть помолчав, произнес Тим. – Откроем шлюз, и...       – И этот ксенос, имея структуру восприятия, отличную от антропоморфной, минимум как успеет зацепиться за обшивку, пока его будет выносить. Максимум – начнет рвать корабль. Мы далековато от путей сообщения, если что, и помощь нам оказать никто не успеет. Если тебе так надоела жизнь – пусти себе пулю в лоб.       – Я понял. Ты боишься, – подытожил Тим.       – Нет, приятель. Боюсь я дока и его неожиданных приобретений, – я вздохнул. – Это же создание я не боюсь. Его, как вселенную, бояться невозможно. С ним надо просто смириться. Как с неизбежностью. Смириться и принять.       – Хочешь сказать, что мы у него в заложниках? – насупился Тим.       – Думаю, ему до нас просто нет никакого дела. Мы – перевозчики, которые его устроили. Прими его как данность. Ты же не возражал, когда мы перевозили фальтов, и те нам, мало того что, обделали весь грузовой отсек, так еще и погрызли кабели. Не возражал против поставок суринской пищевой добавки, которая в простонародье называется дерьмом. Так чего ты возражаешь против пассажира?       – И то верно, – внезапно хмыкнул Тим. – Против пассажира, который ведет себя почти адекватно, если вспоминать других, подобных ему «пассажиров», которых к нам подсаживал док. Ну, подумаешь, гуляющая статуя, которая как бумагу, протыкает десятисантиметровый плексиглас, потому что ему интересно, что это такое, или в шарик сворачивает металлический стол, который я даже к своем экзоскелете нормально смять не могу. Подумаешь, после него остаются вмятины в полу, как после гребаного динозавра! Нормально все! Обычный пассажир!!!       – Я поговорю с ним, если он меня услышит, – мягко согласился я. – Сегодня же. И да, Тим, считай, что я твою «черную метку» принял, и прилепил тебе на лоб. А если еще раз будешь говорить со мной в стиле дока, то прилеплю ее физически.       – А ему-то такие поблажки за что? – обиделся на меня Тим.       – Гомо сапиенс «идиотикус» уже не изменишь. Его надо только дотерпеть. Осталось еще дней так пятьдесят, и док получит от меня пендель, который выбросит его не только с моего корабля, но и из флота.       – Погорячился, – спустя время, буркнул Тим.       – Принято, – согласился я.       А вечером, после сдачи смены, отправился в каюту, где проживало «приобретение», найдя его повернувшимся лицом к стене.       – С того дня, как побеспокоил тебя в грузовом отсеке, я больше не настаивал на общении, – зайдя, и присел на край койки. – Дал право обвыкнуться и понять, что здесь тебе не причинят вреда. Но, твое поведение смущает мою команду.       – Чем? – я не увидел, как это существо развернулось ко мне лицом, не отметил даже шевеления воздуха. Оно словно моментально перестроило структуру своего тела, теперь стоя ко мне лицом, такое же внешне неживое и идеально напоминающее статую.       – Ты не спишь, это уже хорошо, – плоско пошутил я, потому что спало это создание только в своем саркофаге. – Я бы сказал, своей инородностью. Как для тебя, мы совершенно чуждые организмы, так и для нас ты совершенно чужд. Поведение, восприятие, сознание. Для нас, антропоморфов, ты – монолит, единожды зафиксированный в своем внешнем виде, который не может меняться. И ты подтверждаешь свое поведение тем, что застываешь, когда рядом оказывается человек. Как... как легенда, которую боятся многие. Про ожившие статуи, пьющие жизнь.       – Если я буду пластичным и медленным в движениях, это успокоит твоих соратников? – мягкое перетекание плоти, похожее на движение воды под мягчайшей оболочкой, оказалось для восприятия еще более диким, чем неподвижность. Так что я просто застыл, стараясь воспринять эту метаморфозу, когда это существо мягко опустилось на пол напротив.       – Думаю, моих соратников устроило бы полное отсутствие твоего присутствия в их жизни, – правдиво объяснил я. – Ничего не поделаешь, человеческое сознание довольно стабильно в восприятии. Ты уйдешь, а их сознание окажется под ударом.       – А с чего ты взял, что я уйду? Я – твой дар. И я – твой суд. Ты сам, добровольно, взял меня себе, и теперь я решаю, чего достойны твои поступки.       – Ну да, ну да... – согласился я, задумавшись, вспоминая информацию, предоставленную мне капелланом. – Фемида, что б я забыл мамины сиськи...       Это создание было право во всем. Принятие в дар – безвозмездное. Пусть и совершенное обманом. Получая его, я знал, что на добро оно отвечает добром, а на зло... злом. Зла оно мне не делало, да и добра пока тоже. Мы держали нейтралитет. Хотя... А не является ли злом приведение моего экипажа в нервно-трусливое состояние?       – Каждый получает то, чего достоин, – на мои мысли ответил этот статуй металлический.       – А так ли это? – прищурился я. – Например, я – злобный рецидивист, который крадет у своей же планеты. А вот мой помощник – добрый семьянин. Капеллан, который уже третью неделю пьет без продыху, потому что ты загоняешь моих ребят в прострацию – нежный и любящий отец, а тот, по чьему велению я тебя купил – придурь с куриными мозгами. Мой пилот – честный и правильный человек, но его смущают иноземные формы. А мой навигатор – бывший убийца. И что ты делаешь? Ты наказываешь своим вниманием тех, кто испытывает перед тобой страх, а не тех, кто этого заслуживает. Ты решаешь, будто твое появление, как судьи, как вершителя, заставляет их ощущать дурные эмоции, а на самом деле, не зная тебя, твоего предназначения, которое ты, скорее всего, как и твой народ, себе выдумал, как дар свыше, они боятся неизвестного, как не закаленные в боях и аферах разумные. И что? – я развел руками.       – Я. Подумаю, – с той же интонацией полного безразличия, разве что с намеком на сожаление, ответил тот, после чего, так же текуче поднявшись, словно его тело ничего не весило, встал, повернувшись к стене.       – Аудиенция окончена, – сам себе хмыкнул я. – Приятного тебе вечера.       И, выйдя из каюты, решил проверить капеллана, а то действительно, сопьется, бедный.       – Ты один? – выглянув в коридор, и не увидев никого другого, он буквально втащил меня в каюту, заклинив дверь. – Задрали!       – Что-то на спившегося ты совсем не похож, – хмыкнул я, принюхавшись, и обозрев порядок в комнате.       – Шифруюсь, – хмыкнул тот, достав из заначки бутылку, разлив по стаканам ароматно пахнущую жидкость, которая на деле оказалась каким-то отваром. – Сопьешься с вами.       – С нами?       – С ними.       – С ними?       – С долбоебами твоими! – буркнул капеллан, а после протянул руку. – Дэрек.       – А вот это уже было неожиданно, – вытерев салфеткой отвар, пошедший носом, я пожал его руку в ответ. – Если я прав, то принимая назад свое мирское имя, ты окончательно отказываешься от сана.       – Да е... елеем я поливал этот сан, когда здесь такая п... проблемная ситуация творится! Ты только своего вершителя никому не дари, е... единым прошу. Они же на... Да через три колена, и в большой собор! – рыкнул бывший капеллан, грохнув по столу кулаком, после такое загнув, что лишь придя в себя, я смог соединить междометия, вместо забористого мата вставляя подходящие слова.       И, из его монолога понял, что судьи не раз, и не два появлялись на планетах антропоморфов, и кроили историю под себя, руководствуясь эмоциональным состоянием, а не поступками. И от них, с большим трудом, удавалось избавляться только тем, кто знал их природу. А все потому, что карали они тех, кто страшился. И если в древние времена, каждый знал, что собой представляет судья, действительно ощущая вину, то в настоящем, приоритеты сменились.       – Я так и предполагал, – прослушав этот эмоциональный монолог, согласился я с ним. – Чуждая раса, со своим мировоззрением, построенном на определенных частотах восприятия. Идеально настроенный кем-то, кто неплохо разбирался в человеческом восприятии древности, детектор лжи, который реагирует на эмоциональный настрой.       – Именно, – согласился Дэрек, устало упав в кресло. – Поэтому, создателем тебя молю, оставь эту хрень привязанной к себе, а когда будешь дарить, посмертно, то дари тому, кто обитает вдали от нашей части миров, ибо еще одного судью, начавшего вершить, этот мир просто не выдержит! И избавляться от них уже очень немногие умеют. Наш орден – последний. А храмов, по всем мирам, у нас осталось от силы пять штук.       – Хорошую покупочку, под конец своей карьеры, док себе выбрал, – весело рассмеялся я. – Действенную.       – Точно, инопланетянин, к тому же зловредный, – согласился со мной Дэрек. – А давай понемногу? – уже вместо отвара, достал он нормальный алкоголь. – А то достало меня этот компот глушить, твоих архаровцев спаивая. * * *       Мое персональное проклятие, после обдумывания ситуации, оказалось довольно адекватным, с мягким и приятным именем: Юшиль. И непоколебимым, стальным, как и он сам характером. Осознав, что не так в его поведении, и реакции людей, он выдал мне рекомендации, которым я должен был следовать. И мы пришли к консенсусу.       Правда, только мы.       На стол мне, когда корабль уже состыковался с грузовым шлюзом, легли пятнадцать рапортов. Четырнадцать, от моего экипажа, и одно, буквально выдавленное подзатыльниками и тычками, от дока.       – Не, кэп, ты нас прости, – косясь на стоящего за моим креслом Юшиля, ежась, бормотал Тим, – Но мне здоровье дороже дружбы с тобой. Я свихнусь, видя это...го человека, бродящего по коридорам, и проверяющего крепость судна пальчиком, как корнеплод, зубочисткой, при готовке. Лучше сопьюсь в одиночестве, на задворках вселенной, чем еще раз столкнусь с... тобой. И со мной все согласны, я прав, ребята?       – Я не соглас... – заткнулся Дэйт. – Вот, нелюдь ты, Бриан, говорил же я! Против меня всех построил. А мне нравилось с тобой летать, не как с прошлым капитаном. Тот орал, возмущался, а ты, если что не нравилось, спокойно к делу подходил. Правда, уничтожал купленное, да и статую мою украл...       – Бриан, это безумное создание стоит уничтожить, – монотонно отозвался Юшиль.       Моя команда только дернулась, уже привычно выдохнув, а вот док встал в стойку, едва не раскрыв рот для какой-то новой гениальной глупости.       – Дэйт, если ты скажешь, что тебе принадлежит разумное существо, с полным самосознанием, – мило улыбнулся я, – то пойдешь под суд еще и как рабовладелец.       – Еще и? – удивился тот. – А как на кого ты на меня еще хочешь в суд подать?!       – Как на злостного диверсанта, который шесть раз, минимум, срывал поставки, и причинял вред кораблю и его экипажу, – злобно выдал Тим.       – Так я же не со зла!..       – Так и я к тебе со всем добром, – улыбнулся я. – Две из твоих эскапад, чуть не стоили жизни моим людям, а это уже преднамеренное покушение на убийство. А это уже совсем иная статья.       – Наглость! Нахальство! Кража имущества! Уничтожение реликвий!.. – вопил Дэйт, пока его, прочь с корабля, вели под руки мои, бывшие мои, люди.       – Создатель, и как я с ним уживался?.. – Дэрек, снова надев сутану, в чем я его убедил особо, сидел рядом со мной.       Он единственный, кто остался из моего отряда, решив, что лучше его, никто не приглядит за вершителем. Я был не против. А судя по тому, что почти каждое утро видел нашего капеллана, выбредающего с покрасневшими глазами, из каюты Юшиля, понимал, что вряд ли те о погоде говорят еженощно. Да и Юшиль стал куда как гибче, принимая многое из того, что раньше для него было неприемлемо. Если так дальше пойдет, то и вовсе человеком станет. Разве что не биологическим.       – Бриан, твою...       – Сиськи моей матери, которые всегда помнить буду, – зевнув, оторвал я голову от подушки, увидев Дэрека, стоящего на пороге. – Помню я, помню. В десять утра, по местному – прием новой команды.       – Так уже без пятнадцати! – рявкнул капеллан.       – Сис...       – Да хоть хуй твоего батюшки! – командным голосом гаркнул он, заставив меня подорваться с кровати. – Капитан, етить его в дышло! – а после оперся на дверь, потерев виски. – Да, а бухать с тобой я больше, чем с твоей командой стал. Алкаш!       – Сам такой, – согласился я, блаженно улыбаясь, и прошел в душ, вспоминая, как вдвоем, под настойку, наперебой, уговорили Юшиля в том, что у любого, абсолютно любого антропоморфа, даже идеально воспитанного и невероятно праведного, есть свои грязные делишки и мелкие секретики.       И Юшиль, запутавшись в нашем, почти несвязном бормотании, согласился с тем, что система его ценностей устарела. А это уже был большой прогресс в перевоспитании того, кого Дэрек называл «ставленником бога». В кавычках, конечно, потому что создатель такими делами не занимается, но переубедить вершителя в том, что он не прав, дело действительно сложное, и доступное, наверное, только тем, кто окончательно пьян, и так же окончательно, полностью, доверяет вершителю. Ибо я не помню, чтобы до своей каюты шел сам, и точно помню, что Дэрек начал храпеть за полчаса до того, как окончательно вырубился я.       – Господа, – сияя до блеска выбритой мордой, и благоухая освеженным с помощью тоника дыханием, водил я новый экипаж по своему судну. – И, наконец, рубка. Место пилота, место навигатора, место помощника капитана... Ну, и позвольте вам представить Юшиля, – указал я на безмолвно стоящую у стены статую. – Мой личный антиквариат, доставшийся мне в подарок от моего бывшего судового врача. Ходят легенды, что это – статуя одного из вершителей. Вершители были и есть, по одной из легенд, судьями дел человечества. Они совершенно слепы для мелких погрешностей, но жестоко карают за большие грехи, так что, если кто увидит призрак Юшиля, бродящий по кораблю, тот точно нагрешил, – в ответ раздался многоголосый смех. – А вот тех, кто его увидит, – уже спокойно, и без веселья продолжил я, – карать буду по всей строгости законов этого корабля. И пусть создатель, и вершитель будут мне судьями.       Дэрек успел. Как раз под завершения моего монолога, раздался мелодичный звук колокола, которого на космических кораблях никогда не было. И все, как один, дернулись. Легкий, психологический прием, который всегда действовал безотказно, закрепляя сказанное на подсознательном уровне.       – А на этом, позвольте завершить экскурсию. Старт через три дня. Каюты распределите за собой сами, – улыбался я вслед будущей команде, точнее скалился. – Не слишком я их?       – Сойдет. Притерпятся, – ощутил я тяжеловесную стальную пятерню на своем плече. – А нет – так концы всегда в воду. Ну... в космос, – почти человечно хмыкнул Юшиль. – Нету тела, нету дела, так же у вас говорят?       – У-у-у, зараза, чтоб я всю жизнь сиськи матери помнил, – буркнул я. – Научили на свою голову...