***
— Эй, Ди, думаешь, я потолстел? — однажды утром спросил Дэннис, стоя полуголым перед зеркалом. — У меня в последнее время затишье на личном фронте… — на этой фразе его лицо искривилось, будто признавать это было физически больно, — должна же быть причина. Может, я запустил себя и сам не заметил? Ди подумывала сказать, что, может, причиной его сексуальных провалов было то, что он — криповый фрик, подкатывающий исключительно к девушкам вдвое младше него, но это бы точно прошло мимо его ушей. Вместо этого она разыграла задумчивость, будто бы придирчиво оглядывая его сверху донизу. Выглядел он еще худее обычного, но вчера они с Маком чертовых десять минут щедро одаривали ее нос сравнениями с клювом, так что ей хотелось позлорадствовать. — Кажется, и вправду пару килограммов набрал, но это ожидаемо, правда? Не молодеем. Она пожала плечами, мол, что поделаешь, и поспешно смылась из комнаты, чтобы не попасть под неизбежную бурю. Если честно, она и позабыла об этом диалоге, пока спустя несколько дней не заметила, что щеки Дэнниса окрасились в безжизненно бледный, а Мак прожигал ее ненавистными взглядами, будто зная, что она в этом виновата. (Ди поспешила подавить вину: никому не было дела до нее, когда она по нескольку дней голодала или вызывала у себя рвоту после еды, а загоны Дэнниса по поводу своего тела были константой, мало зависящей от обстоятельств). Однажды утром она зашла на кухню и застала этих двоих за сценой: Дэннис решительно отказывался есть гору оладьев, которые Мак, очевидно, приготовил для него, в то время как тот нависал над ним как огромная татуированная наседка. По всей кухне была рассыпана мука, но на это она пока махнула рукой: куда больше занимала новость, что Мак вообще умел готовить оладьи. Поорать на него она успеет. К тому же, ее заинтриговало, какая эту ситуацию ждет развязка. Хватит ли настырности Мака, чтобы побороть дурость Дэнниса, когда тот пребывал в особо упрямом расположении духа? (Она даже вполне признавала свое любопытство во всех вопросах, связанных с домашним бытом этих двоих, потому что понятия не имела, как их отношения работали. Иногда они просто сливались в одно целое, как самая отвратная женатая парочка, а иногда являлись в диаметрально противоположном свете: настолько разные, что умом нельзя было понять, как они уживались вместе так долго). — Ну же, чел, тебе надо поесть, — говорил Мак, чересчур щедро поливая сиропом свои оладьи. Ди внезапно осознала всю иронию: у всех в этой комнате были нездоровые отношения с едой, однако он один мог похвастаться официальным диагнозом дисморфофобии. Несмотря на то, что его проблемы были полной противоположностью старинных загонов обоих Рейнольдсов. Дэннис явно думал о чем-то в этом же духе, судя по его взгляду. — Ага, больно нужны советы от того, кого за месяц разнесло на тридцать килограммов, спасибо. Будешь так жрать, снова диабет заработаешь, и я твое инвалидное кресло катать не буду, когда у тебя ноги отвалятся. — Я почти уверен, что оно так не работает, бро. — В докторы записался? Ты даже выговорить «диабет» не сможешь! Ди нацепила вид партизана и прокралась к кофемашине. Хотя, и париться не стоило: до сих пор они и вовсе не замечали ее. — Ну, съешь один, — канючил Мак, — ты же не хочешь хлопнуться в обморок как баба на своем дохуя важном свидании. — Да твою… ладно. Если тебя это заткнет, — Дэннис ткнул ножом в оладий с жестокостью серийного убийцы, отрезал мизерный кусочек и отправил его себе в рот, театрально жуя и сглатывая. — Вот. Доволен? А теперь извиняюсь, у меня дела. С этими словами он вскочил со стула и зло зашагал к входной двери, бормоча что-то под нос. Ди понятия не имела, куда он мог отправиться, потому что до открытия бара оставалось три часа, но это было неважно. Дверь закрылась с оглушительным хлопком, не успел и ни один из них открыть рот. Мак с потерянным видом глядел ему вслед, отрешенно поливая тарелку сиропом. Ди со вздохом села на опустевшее место и принялась за брошенные оладьи. Они оказались неплохими.***
После всей этой ситуации с Психо Питом Ди провела куда больше времени, изучая пограничное расстройство личности, чем ей бы хотелось. Не то, чтобы она хоть немного хотела помочь Дэннису — а если бы и хотела, тот более чем доступно дал понять, что не желает помощи — тут речь о самосохранении: вооружиться знаниями против набирающих амплитуду эмоциональных качелей брата и иметь хоть отдаленное представление о том, когда стоит ждать очередного припадка. (Она даже до сих пор хранила у себя в комнате таблетки. Так, на всякий случай. Надежды было мало на то, что Дэннис когда-либо согласится их принимать; да даже признает их необходимость. Он искренне верил, что диагноз был его гениальным обманом). Почти неделя прошла без происшествий после куромухлежной аферы, когда Мак постучался в дверь ее спальни: нечто из ряда вон; он обычно вламывался, и не думая о вещах типа личного пространства. Дэннис был на свидании, что тоже было дурным знаком. Несмотря на то, что они теперь жили вместе, у Ди с Маком был негласный договор держаться подальше друг от друга, когда рядом не было связующего звена — Дэнниса. — Эй, Ди, — робко сказал Мак, топчась в проеме как нашкодивший пятиклассник перед кабинетом директора. Нехорошее начало. — Я тут подумал… может, у тебя есть какая-нибудь инфа об этом расстройстве Дэнниса? Это было неожиданно. Понадобилось несколько секунд, чтобы подобрать достаточно снисходительный тон: — О, Мак, это мило, что ты хочешь поиграть в психолога, но, может, предоставишь это тому из нас, кто реально изучал психологию? — Э-э, разве ты не завалила все экзамены? — Я хотя бы ходила в колледж! — вскричала Ди. Мак сжал челюсти, втянул в себя воздух и выдохнул сквозь зубы, будто в самом деле собирал все силы, чтобы не быть полнейшим мудаком. — Это не… слушай, Ди, я не собираюсь с тобой сраться. Я просто… я хочу понять. Иногда с Дэннисом все хорошо, реально хорошо, а иногда он срывается и творит херню, и я даже не знаю, почему. Он указал на свежие царапины на своем лице, и черт возьми, Ди не собирается его жалеть. И все же, Мак, вероятно, единственный на земле человек, которому есть дело до Дэнниса и его бед с головой; единственный, кто попытается спасти Дэнниса от себя самого — или спасти мир от Дэнниса. Было бы неплохо, если б кто-то еще приглядывал за признаками надвигающейся катастрофы. Ди внезапно вспомнилось, что Мак даже читал книгу по анатомии, когда встречался с Кармен, и нередко ссылался к Библии, когда то было ему выгодно… Нет, назвать Мака умным было бы верхом нелепости, однако он не ленился потратить время и силы на изучение дорогих сердцу вещей. И тот факт, что Дэннис и его ментальное здоровье были таковыми, был с лихвой наименее удивительным откровением последних недель. — Я распечатаю кое-что, — нарочито пренебрежительно сказала Ди, — но когда-нибудь тебе придется вступить вместе с нами в двадцать первый век и купить себе свой, сука, компьютер.***
Возможно, самым удивительным в жизни с Маком и Дэннисом оказалось то, что это не всегда было ужасно. Когда Дэннис был в хорошем настроении, он заражал им всех, и трое проводили время за тупым дерьмом вроде пения или просмотра безмозглых боевиков (с Дэннисом, вечно зажатым посередине на крохотном диванчике). У них даже появилось столько личных шуток, что пару раз они заставляли Чарли ревновать, и Ди признавала, что чертовски круто было в кои-то веки быть в теме. Эти двое все еще безбожно стебались над ней, но почему-то со временем подколы стали не такими жесткими и скорее рутинными: такие беззубые шутки, что травят в компании людей, проводящих вместе не первое десятилетие. А что еще круче, иногда они с Дэннисом объединялись против Мака и дразнили его за быдляцкую натуру и иллюзии о собственной крутости и гетеросексуальности. И даже теперь (хоть и сдохнет она скорее, чем признает это вслух) мало что могло осчастливить Ди так, как это делало пребывание на одной волне с Дэннисом в какой-то идеальной близнецовой синхронизации. Как ни крути, этого было у них не отнять. Потому-то она с такой готовностью отправилась шпионить за рыбной фабрикой, чтобы помочь им, хоть и в итоге после череды нелепых происшествий оказалась в больнице, воняя рыбой и скорбя по потерянному клочку волос. Когда Чарли сказал ей, что придурки ее наебали, чтобы подрочить, она не была удивлена. Хотя было обидно. И злилась она не на шутку, потому что, черт возьми, этого стоило ожидать. Школьные дни прошли, и черта с два ей нужно признание этих двоих (очевидно, все же нужно). Это жалко. Ну хрен с ним.***
Когда Дэннис предложил всем разделиться и отправиться на поиски себя (или как там?), оказалось, что это был один из тех случаев, что звучат хорошо только в планах. В реальности же, задача немного усложнилась теми обстоятельствами, что Ди жила вместе с двумя из них, а все они работают в одном блядском пабе. Так что она слегка изменила планы и решила держаться подальше от Мака и Дэнниса, взамен проводя время с Чарли. На самом деле ей всегда нравилось зависать с Чарли. Было в нем что-то простодушное, даже милое, что они до сих пор не затоптали, и, оставаясь наедине с ней, вдали от токсичного влияния Дэнниса, Мака и Фрэнка, он говорил с ней так, будто она ему действительно нравилась, и они и вправду друзья. (Иногда Ди даже думала, что Чарли самый вменяемый из них. Иногда ей хотелось сказать ему, чтоб он бежал как можно быстрее и дальше от них всех, пока оставалось в нем хоть что-то хорошее. Но эгоизм всегда перевешивал). В какой-то момент они свернули не туда, да. Но долго продолжаться это не могло, она знала, и все быстро встало на свои места. Они с Чарли заключили негласный пакт — никому не говорить об этой ночи. Частично потому, что это только их дело, но главное — чтобы не дать этим уебкам разрушить то особенное, что между ними было. Несмотря на то, что оба знали — этого никогда не повторится. На этой же неделе Фрэнк снова спустил все бабло на необдуманную аферу; Мак снова прочно засел в шкафу; Дэннис выудил Рендж Ровер из реки, и все продолжили делать вид, что его учащающиеся срывы — не проблема. Никто не меняется и не растет. Одна и та же старая песня.***
Мак отвез их домой после катастрофического провала на Сто к одному. У Ди все еще кружилась голова от голодания, а Дэннис рыдал и истерил на заднем сидении, закатывая такие сцены, каких постыдились бы большинство трехлеток. К тому времени, как они приехали домой, не изменяя себе, он уже выдохся, и поднимать его по лестнице было, мягко говоря, затруднительно. Первым делом для Ди было соорудить себе бутер, чтобы снова не отрубиться. Обернувшись, она увидела свернувшегося на диване Дэнниса, с головой на коленях Мака, все еще всхлипывающего во сне. Мак смотрел на него со странным, нежным выражением лица, поглаживая его волосы, и Ди была на все сто уверена, что в сознании, или как минимум при ней, он бы сроду не вел себя так. Стало неловко. Будто она стала свидетелем чего-то, не предназначенного для чужих глаз. Ее разрывало между импульсом покинуть комнату и забыть, что она что-либо видела, и порывом схватить камеру и позаписывать материала для шантажа. В конце концов порывы пришли к компромиссу, и она плюхнулась в кресло рядом с диваном, потому что, черт возьми, это ее квартира, и если ей неудобно, то Маку должно быть не лучше. Несколько минут прошли в тишине, сопровождаемой лишь чавканьем Ди и сбивчивым дыханием Дэнниса. — Ему все хуже, — наконец сказал Мак, не глядя на нее. Ди посмотрела на брата. Жалкое было зрелище: размазанная по лицу подводка, раскрасневшиеся щеки. Она всегда думала, что вид поставленного на место, опустошенного Дэнниса должен умиротворять (особенно после того, как он целый день ноет о том, что все вокруг виноваты в его плохом настроении своими низкопробными шутками и плебейским воспитанием). В реальности же, это было грустно. — Ему нужны эти таблетки, — ответила она. Мак фыркнул. — Хочешь сказать это ему? Давай, я не хочу, чтобы он выцарапал мне глаза. Ди не ответила. Она и не знала, каково это — волноваться за Дэнниса. Он вроде как всегда в порядке, всегда приземляется на ноги и остается невредимым несмотря ни на что. Вот только теперь становилось все очевидней, что ни черта он не в порядке; ему нужна помощь, и Ди катастрофически не хватает знаний, чтобы ее предоставить. Незаконченное образование психолога пятнадцатилетней давности не котируется для такого размаха пиздеца. — Помоги уложить его в кровать, — сказал Мак спустя пару минут, впервые поднимая взгляд на Ди, — без обид, Ди, но твой диван пиздец неудобный, он опять завтра разноется, если будет спать здесь. Ди прикусила язык, едва не выпалив, что была бы более чем рада, если бы они съебались, раз уж им так не по душе ее диван. Она слишком устала для препираний. Вдвоем умостили Дэнниса на кровать; в один момент он дернулся, будто просыпаясь, и оба затаили дыхание на, казалось, долгие часы. В реальности же, спустя пару секунд он притих и спал как ни в чем не бывало. Иногда Ди видела Дэнниса бомбой замедленного действия. Неминуемый взрыв будет колоссальным и болезненным, и ей не хотелось быть в зоне поражения, когда это произойдет.***
По прибытии домой ее встретили настолько оглушительные крики Мака и Дэнниса, что их было слышно из подъезда, и Ди всерьез подумала уже развернуться и уйти от греха подальше. Свидание было ужасным, хотелось только забраться с головой под одеяло; а еще не хотелось ночевать в пабе — или, что еще хуже, у Чарли и Фрэнка — просто потому, что ее квартиру захватили двое детей-переростков. Открыв дверь, она увидела упомянутых детей-переростков, гневно сверлящих друг друга взглядами, с красными лицами, растрепанными волосами и на расстоянии пары дюймов друг от друга. Напряжение было чуть ли не физически ощутимым. Ди снова стало неловко. Снова то чувство нежеланного свидетеля, и в первый момент ей захотелось вскричать о том, чтоб они засосались уже наконец, пока не поубивали друг друга и ее заодно. — Вы, идиоты, может, погромче орать будете? — сказала она вместо этого. — Кажется, кто-то из соседнего квартала не расслышал. — Иди нахуй, Ди, — рявкнул Дэннис, не сводя взгляда с Мака. — Это моя квартира, уебок. Сам иди. Дэннис взвился; на секунду, ужасающую секунду Ди подумала, что вот оно: тот самый миг, когда он сорвется и замочит ее голыми руками… но он только оттолкнул сестру и вылетел из квартиры, не умолкая о том, какие все идиоты и как они пожалеют о дне, когда встретились с ним. «Дежавю, — подумала Ди». Мак упал на диван, и все его тело вмиг будто сдулось. Ди очень, очень хотела идти в кровать, но он выглядел таким несчастным, что она сжалилась; прошла на кухню, достала бутылку виски из тайника, о котором ее сожители еще не пронюхали. Она почти надеялась услышать ехидное замечание по поводу ее алкоголизма: что угодно, лишь бы разрядить обстановку, но Мак был непривычно безмолвен. Он осушил стакан, как только тот попал ему в руки, и запустил пальцы в зализанные волосы, так, что те комично встопорщились. Ди никогда не видела его таким изможденным. — Не знаю, насколько меня еще хватит, Ди, — тихо сказал он. Ди подумалось, что ее психолог назвал бы это прорывом, и запаниковала: если Мак уйдет, ей одной придется иметь дело с шизой Дэнниса. В воображении возникла сцена: они двое застряли в этой квартирке до конца жизней, старея, сходя с ума и ненавидя друг друга больше и больше с каждым минующим десятилетием. Она сделала большой глоток виски, крепясь сказать нужные слова. — Слушай. Он слишком горд, чтобы сказать это тебе в лицо, но то, что творится с Дэннисом без тебя — полный пиздец, — начала она. Хотя бы было правдой. — Помнишь, как вы пару лет назад пытались вроде разойтись? Ты бы это видел, он без тебя по швам трещит. С тобой он хотя бы более, не знаю, уравновешенный, что ли. — Это по-твоему уравновешенный? — отозвался Мак, однако голос его уже не звучал таким поверженным. — Ну, да, последние пару месяцев были не самыми удачными, — настаивала Ди. Вот это мягко сказано, — но ты не можешь убежать от этого. Иначе все пойдет по пизде. Ты ему нужен, — она сжала зубы и выдавила единственное, что, она знала, Маку нужно было услышать: — он тебя любит. — Это по-гейски, — фыркнул тот, но было очевидно, что ему приятно. Боже, им до смешного легко манипулировать. (Ди не чувствовала себя виноватой. Ей надо было заботиться о себе, а поменяйся они местами, Мак бы без раздумий толкнул ее под автобус).***
В старшей школе, когда Дэннис только начал тусоваться с Маком, она никогда этого не понимала. Он был настолько озабочен своей репутацией в местных популярных кругах, что отказывался появляться на публике даже с Ди (спасибо ее корсету и общей «некрутости»), однако зависать под трибунами с торговавшим наркотой стукачом и мелким чокнутым грязнулей было для него в порядке вещей. Поначалу она думала, что, возможно, это было своего рода протестом против душнил-родаков, и со временем от него не останется и следа. С подростковых времен Дэннис перманентно искал новых ощущений, чего-то необычного, и всё чтобы затухнуть спустя пару недель, а Мак был отбросом из неблагополучной семьи с отцом-зэком и доступом к травке. Ди могла понять интерес Дэнниса к нему, как к своего рода игрушке. Что-то из разряда посмотреть-как-живут-эти-недолюди, и не сомневалась, что бросит его, как только на горизонте появится что-то чуть более интересное. Спустя много лет Мак оказался той игрушкой, которая так и не наскучила Дэннису. Даже когда они с Ди пошли в колледж, Дэннис каждый день общался с ним, а после выпуска они стали жить вместе, открыли паб, ну и так далее. Ей потребовалось с десяток лет, но в конце концов, она, кажется, поняла. Такого, как Дэннис, кого-то с таким невероятно раздутым, и в то же время парадоксально хрупким эго, ничего не могло удовлетворять больше, чем безусловная, безоговорочная любовь; уверенность, что как ни испытывай ее, сколько ни злоупотребляй и сколько боли ни причиняй, он будет возвращаться, как солнце каждое утро. Иногда она думала, что так и не поладила с Маком потому, что они слишком похожи: оба вращаются на орбите Дэнниса, жадно впитывая те толики внимания, что он им уделяет. Они были конкурентами в борьбе за ограниченный ресурс, и между ними не было и быть не могло ничего, кроме вражды. (Настоящая трагедия была в том, что ни один из них не смог бы даже близко посоревноваться с главным объектом любви Дэнниса. Дэннис никогда не полюбит никого так, как себя).***
Следующее утро встретило Ди запахом оладьев и пением Мака и Дэнниса под какую-то песню с радио. Поначалу она даже боялась пошевелиться и задержала дыхание, словно любое лишнее дуновение воздуха могло бы разрушить идиллию. Затем одернула себя, встала, накинула халат и вышла на кухню. — Помирились, придурки? — сказала она вместо приветствия. Дэннис даже ел, что было весьма удивительно. Но не так удивительно, как ожидавшая ее собственная порция на столе. — Чего? — Дэннис выглядел искренне удивленным. Козел. — Ты о вчерашнем вечере? Ди, это была незначительная размолвка. Наша дружба нерушима. Что ты, между прочим, поняла бы, будь у тебя друзья. Мак хихикнул, и Ди косо на него взглянула, но тот не посмотрел на нее. — Вообще-то, — продолжал Дэннис, — сегодня мы начнем искать новую квартиру. Ни одна телка мне не даст, пока я сплю на полу в квартире сестры, и пора уже это исправлять. Если бы Ди была хорошим человеком, подумала она, то сказала бы, что не стоит торопиться, что они могут остаться у нее, пока все не утрясется. Она бы точно поинтересовалась у Мака, уверен ли он, что справится с Дэннисом. Но она была тем, кем была, и она устала, и хотела лишь прогнать их из своего дома и из головы и вернуться к собственным заботам. К тому же, она знала Мака достаточно хорошо, чтобы понимать, что тот отмахнется от любой ее помощи, сказав, что «сам со всем справится, спасибо». Люди не меняются. — Отличная идея, — сказала она, — будто я и не пыталась прогнать вас отсюда нахер последние три месяца. (Она не плохой человек. И ни хрена не должна Маку). И все же она попыталась сунуть в его вещи таблетки Дэнниса. Спустя неделю они съехали. Ди пришла в паб в розовых штанах. Мак окрестил ее фламинго, а Дэннис рассмеялся и дал ему пять, будто услышал самую, черт возьми, уморительную шутку. Все было так близко к рутине, что Ди почти убедила себя, что последние месяцы были ебанутым сном, если бы не черные круги под глазами Дэнниса и не свежие ссадины на шее Мака. Даже год назад она бы ничего не заметила, но теперь, зная чертовы знаки, она не может их упустить. Ей подумалось, что лучше было бы ничего не знать. Некоторые вещи нельзя забыть, и все, что можно сделать — зарыть их глубоко и надолго и молиться, чтобы они не аукнулись никогда. По опыту Ди, люди не взрослеют и не становятся лучше, а если и могут измениться, то только становятся все большими мразотами. Дэннис продолжит разваливаться по частям, не признавая ничего, кроме собственной совершенности и непогрешимости. Мак продолжит склеивать его рассудок скотчем и лейкопластырем; сохранять видимость нормальности, не пытаясь излечить гноящуюся рану глубоко внутри. А Ди… Ди будет наблюдать за разворачивающимся пиздецом в замедленной съемке и высоком разрешении, не способная и не желающая предотвратить неизбежную катастрофу. Она хотя бы знает о существовании своих проблем, в отличие от всех ее окружающих. Кое-кто называл бы и это прогрессом.