Pueri amore

Гарри бежал по коридору в Больничное крыло. В голове стучали слова Джинни. — Гермиона… насилие… мадам Помфри… ты нужен им… У входа на стуле качался Рон. Взгляд его был пустым, в руках он вертел палочку, на костяшках пальцев запеклась кровь. — Рон! — Гарри выдернул его из раздумий. — Что случилось? Где она? Рон удержал его на пороге, не дав открыть двери. — Стой. Там МакГонагалл и Помфри. Нам нельзя. Они даже Слагхорна не пустили, только зелья забрали. — Что стряслось-то? Вы же были вместе, Рон? Рон ссутулился и даже как-то посерел. Руки его задрожали. — Мы пошли на опушку Запретного леса. Слагхорну нужны были корни лунной смоковницы для зелий третьего курса. Ты же знаешь Гермиону, она весь год помогала всем в школе. Она же не умеет по-другому. Я отошел всего на несколько минут, а когда вернулся, ее не было. Я упустил ее из виду, и это я, я виноват! Последние слова он почти кричал, в голубых глазах плескалась невыносимая боль, кулаки сжимались с такой силой, что палочка в правой руке хрустнула и заискрилась. Он был в отчаянии, но Гарри все еще ничего не понимал. Рон поднял глаза, медленно вздохнул и со стоном вытолкнул воздух из легких. — Я нашел ее туфли, увидел кровь и след. Не думал, так испугался за нее, что вообще не думал. Послал Патронуса к Джинни. А потом услышал крики. Из той части леса, где прятали Грохха. Я бежал как ненормальный, но, когда я добрался до ручья, было слишком поздно, понимаешь? Я опоздал, эта тварь, сучий выблядок! Рона мелко трясло. Гарри ощутил, как его сердце подобралось к горлу и стучит, там отмеряя секунды: маленькие и острые, как иглы. Ладони его вспотели, а ноги стали ледяными. В ушах звенел крик Рона. — Кто? Кто это был и где он? — голос Гарри сел и стал похож на свистящий шепот Волдеморта. Но Гарри это не волновало. — Адриан Селвин. Помнишь, в Мэноре он стоял у камина, в тени. Крупный такой, рыжеватый, в черной кожаной мантии. Он был аврором пока не стал Пожирателем. Я… Я убил его, Гарри. Авадой. Не знал, что у меня получится, не думал вообще в этот момент. Рон смотрел на друга исподлобья, хмуро и тяжело. — Теперь мне светит Азкабан, наверное. Но знаешь, я б его еще раз убил, если бы мог. Гарри смотрел в глаза друга. Сам он никогда не пользовался Авадой и не был уверен, что сможет. И был уверен, что Рон, его смешной вечно голодный Рон, его лучший друг, — тоже не сможет. Он не убийца, этого просто не может быть. Рон встретил его взгляд, выпрямился и вздернул подбородок. — Ты бы его тоже убил, Гарри. Ты не видел эту перекошенную от удовольствия рожу, эти руки на теле нашей Гермионы. Она лежала там под ним, вся в крови и его сперме! Гарри передернуло. От мысли, что кто-то мог трогать Гермиону без разрешения, о том, сколько боли ей пришлось вытерпеть. О том, что, пока он целовал за гобеленом Джинни, с радостью и облегчением думая, что все кончилось, этот подонок корчился на их Гермионе! Как они могли быть такими непроходимо тупыми? Как забыли, что Гермиона — девушка, и как любая другая девушка находится в опасности?! Когда он перестал думать о ней как о той, кого необходимо защищать? Как мог просчитаться настолько? А Рон продолжил. — Когда я добежал, он уже все сделал. Увидел меня, открыл свой рот, и я не выдержал, Гарри. Он что-то кричал о шлюхах и грязнокровках, о том, что ей нравятся рыжие, о том, что он мне одолжение сделал, что распечатал ее. Так и сказал: «распечатал», как будто речь идет о каком-то письме. Меня затопило такой яростью, веришь, нет, я готов был его прямо там освежевать. Ну и… Рон вдруг ссутулился, сел на стул и уронил голову на сцепленные ладони. — Гарри, она меня никогда не простит. Я не защитил ее. Я убил на ее глазах. Дракклова мать, я не знаю, что мне делать, Гарри! В голосе друга было отчаяние. Гарри выпрямился, выдохнул и разжал зубы. — Да, Рон. Я бы тоже его убил. И Гермиона убила бы. Любой бы убил эту тварь. Успокойся немедленно, сейчас ей меньше всего нужно слушать твою истерику. Когда она очнется и разрешит ее увидеть, мы оба должны быть спокойны и собранны. Никаких эмоций, понимаешь? Мы нужны ей. Рон внимательно посмотрел на Гарри. — А если она не захочет нас видеть? — Захочет. Это Гермиона, Рон. Она сильная, и мы сильные, и ничего на свете не изменит нашей с ней дружбы. В этот момент дверь заскрипела и из нее вышла мадам Помфри. Она внимательно оглядела юношей, поджала губы и сухо кивнула. — Она очнулась. Хочет вас видеть. У вас полчаса, ей нужно поспать. * * * В больничной палате трое. Рон. Гарри. Гермиона. Она лежит в кровати и поглаживает наметившийся животик. Гарри сидит на стуле у кровати и держит ее за вторую руку. Рон, небрежно прислонившись к косяку, поигрывает волшебной палочкой. — Нет, Гермиона. Этот ребенок будет моим. Мне плевать, что ты там себе надумала, но я никогда не оставлю ни тебя. Ни малышку. Я убил ее отца и ничуть не жалею. Но кроха не виновата ни в чем, и ты не посмеешь меня прогнать. Он говорит спокойно, и только Гарри знает, каких сил ему это стоит. Он видел Рона, когда тот узнал о ребенке. Он видел неделю его метаний, выпивки и дурного настроения. Им помогла Джинни. Именно она пришла к ним на Гриммо и вытащила из алкоголя и криков. Она заставила их побриться, помыться, купить белых роз и пойти к Гермионе в Мунго. Его Джинни оказалась мудрее всех вокруг, заявив: «Рональд Биллиус Уизли. Ты убил отца этой девочки. Ты любишь ее мать так, как никто другой, и именно ты будешь всю твою жизнь жалеть, если сейчас же не заберешь обеих своих девочек домой. А теперь тащи свою задницу в Мунго, забирай Гермиону, и чтобы я больше не слышала твоего нытья, иначе, клянусь Морганой, я прокляну тебя!». Спорить с разъяренной Джиневрой было опасно. И вот они оба в палате, где Гермиона вот уже полгода скрывается и от мира, и от них. Холодная, бледная, отстраненная, она словно спящая красавица из маггловской книги: не живая и не мертвая. Только после тирады Рона она подняла голову и удивленно посмотрела на ребят. — Но Рон… Рон резко подошел к ее кровати, сгребая одеяло, в которое она завернулась, когда они вошли. Он подхватил Гермиону, посадил к себе на колени и обнял. — Никаких но. Ты никуда не пойдешь, и раз тебе хватило сил не убивать девочку, то мне хватит сил любить ее не меньше, чем тебя. На этом мы закончили, и завтра мы едем в Нору, покажем Молли, что ее внучка развивается ничуть не хуже будущего внука. Гермиона заметно вздрогнула и резко обернулась на Гарри. Тот, как будто извиняясь, улыбнулся и развел руками. — Джин не хотела говорить никому, чтобы не сглазить. Мы решили назвать его Джеймс. Гермиона поджала губы и хриплым голосом сказала: — Вы две большие и отвратительные задницы. Как вы могли не сказать мне об этом? Она же тут почти жила, ночевала на диванчике, ела что попало. Ей же вредно! Рон рассмеялся. Гарри впервые за полгода слышал смех друга. Это было так заразительно, что через несколько секунд он засмеялся тоже, а потом захихикала и Гермиона. * * * Две колыбельки, украшенные голубыми и розовыми лентами. В обеих сопят младенцы. Надписи на них гласят: «Джеймс Поттер и Роуз Уизли».