*
Следующие несколько дней Хазин на работе не появлялся. Отмазывался, работку на пацанов своих скинул, они справятся, чай не хрустальные, поспят, как он, пару ночей в отделе. Сам тусовался с друзьями, но те заебали вопросами про его состояние. Да заебись у него все, неужели не видно? Если честно, его кислой мордой можно было детишек пугать: вот так, ребята, сделает ваше лицо, если работа вам как кость в горле, да, в целом, и жизнь тоже. Ночью просыпался, как пятнадцатилетний, от того, что член колом стоял, а во сне он трахал этого Веню. Да у него гештальт просто незакрытый, надо было ему присунуть там, в ванной, а не в рот ебать. Хоть вой, хоть стой, хоть падай, а дрочил Хазин теперь стабильно раза по два за ночь. Вот тебе и приветы подростковые, он от Нины так не возбуждался. — Твою мать, — застонал Петя, понимая, что не уснет уже, а если бы и уснул, то все сны у него про одно, а значит, голову надо проветрить. Собрался быстро, телефон в карман сунул, внизу тачка не прогрелась, но Хазина в жар бросало, он скинул пальто и поехал не в клуб. В притон, который знал давно. Хуй знает, почему туда, девчонку бы цепанул, как обычно, можно и в клуб не заходить, у входа, но нет, ему надо было в бордель. Этот был не в пример тому, который они накрыли. Тут все выглажено, выстирано, зализано, Петю встретила хостес, знала его. — На всю ночь? — остаток, если быть честным. Петя не успел ответить, в конце коридора фигуру увидел как будто знакомую, тощую, штаны еще эти, белые, да нет, ерунда какая-то. — Погоди, красотка, — Петя даже рассмеялся и рванул в ту сторону, где только что фигуру засек. Девчонка крикнула ему вслед, что там номера заняты, а ему не нужны были все номера, вот один конкретный. Хазин успел просунуть руку в щель, немного прищемил пальцы, но ничего, ему полезно, может, ерунду из головы выбросит. — А кто это у нас тут? В комнате, в кресле — опять — сидел Веня, голый, и когда успел все с себя скинуть? Рядом мужик какой-то терся, солидный, пиджачок фирменный, часы, Хазин заценил, неужто элита города приходит сюда шлюх ебать? Впрочем, кто бы говорил, майор Хазин. Сам он себя элитой не считал, но, согласитесь, не Вася какой из соседнего подъезда. — Вон пошел, — Петя даже не смотрел на мужика, только кивнул ему на дверь. — Ты че… — Нахуй, я сказал, пошел, туда тебе, мужик, дверь открыта еще, — похоже, тому спорить особо не хотелось, поэтому Хазину руки распускать не пришлось, он только захлопнул дверь за ним, не отрывая взгляда от Вени. Тот сидел, закинув ногу на ногу и повернувшись немного боком к Пете, вертел в руках что-то, бумажку какую-то, отложил ее и повернулся к Хазину, развалившись и раскинув ноги. — Я тебе вроде валить сказал. — Я и свалил, — пьяно улыбнулся Веня. Хазин не знал, пил ли тот или так рад был его видеть. — Ты дебил? В другой притон? — Здесь платят больше, — Веня пожал плечами и пробежался ладонями по подлокотникам. — И мне секс нужен. — Сколько? — прохрипел Петя, которого изнутри колотило то ли от злости, то ли от возбуждения. Увидел Веню, и все, крышу сорвало — только в путь. — В прошлый раз ты не спрашивал, май дарлинг. Этот его дарлинг чертов еще, Веня с таким придыханием говорил, застрелиться бы на месте или его застрелить. Петя вытащил бумажник, кинул Вене в ноги и сказал: — Возьмешь, сколько надо. А пока ты мне нужен здесь, — он указал на кровать. — Встань. Веня послушно, но неторопливо поднялся, с интересом оглядел Хазина, распрямился весь. — Я не твоя собственность, — прочитал Петя. — Это че за хуйня? — Татуировка. Нравится? — Нет. «Хотя…», — подумал Хазин. Черт, ему нравилось, смотрелось отвратительно, конечно, руки бы мастеру повырывать, но на Вене сидела так, словно с рождения была. И даром что шлюхой работал, все равно Хазину не давался. Дальше все как в тумане: Веня сам подошел, сам стал его раздевать, по бокам оглаживать, животу, шее, Петя прикрыл глаза на секунду, когда пальцы запутались в челке, дал откинуть голову назад, приложиться языком к дернувшемуся кадыку, вверх по шее, подбородку, Веня то вылизывал, то целовал, дал себя грубо стиснуть в объятьях — как в объятьях, Хазин попросту вцепился в его гладкие бока пальцами, как будто хотел кожу ими пропороть. От снятой водолазки волосы взлохматились, Веня их любовно зачесал, изучил руки, провел пальцем по родинке на плече и отошел. Лег на кровать. Дал выбор. Можешь, майор Хазин, расстегнуть ширинку и быстро взять меня, смотри, я встану ради тебя на край кровати и подставлюсь, а можешь раздеться и лечь ко мне, на ночь. Остаток ночи, поправил про себя Хазин и скинул ботинки, ремень громко из шлевок вытащил, штаны спустил, не отрывая взгляда от Вени, который, оглянувшись через плечо, довольно хмыкнул и пополз дальше по кровати этой огромной, одеяло откинул, забрался под него и принялся ждать, пока Петя боксеры скинет и подойдет со своей стороны кровати. — Просто секс, — Хазин, что с твоим голосом? Какого хрена ты хрипишь? Веня прикрыл глаза и закивал. Конечно, просто секс. И откинул одеяло, приглашая. — У нас не романтический вечер, — слова потонули в стоне, когда Веня, приглушив свет, легко провел ладонями по Петиным плечам, груди, опустился к животу, потянул на себя, чтобы Хазин сверху улегся, и накрыл его губы своими. Черт, Петя совершенно по-идиотски поплыл, сам запустил пятерню в темные волосы Вени, оттянул, заставив запрокинуть голову, опустился губами к шее, вылизал всю, изредка выпуская клыки, чтобы Веня знал, чей он сейчас. Пусть не собственность, но сегодня он Петин. Благослови господь наш бог притоны со всем необходимым под рукой. Презик, смазка, Хазин почти взвыл, когда почувствовал, какой Веня узкий. Впрочем, ждать сил больше не было, темп набрался быстро, Петя хватал Веню за руки, целовал, подавался на каждое прикосновение, дал себя перевернуть, так и не вытащив член, усадил Веню на бедра и охуел от счастья, как же тот плавно задвигался. Хазин фыркнул, когда представил, что вот оно, его «остановись, мгновенье, ты прекрасно», и спустил в презик, не отрывая взгляда от того, как Веня, запрокинув голову и сжав коленями его бока, кончает Пете в руку. Хазин, вопреки всем своим принципам, уложил Веню себе на грудь, мокрого и разморенного, слизал капли пота со лба и, подняв за подбородок, поцеловал. — Не засыпай, май дарлинг, скоро второй раунд, — вдруг в голову пришла мысль о том мужике, которого Петя выгнал. — Про того хера рассказывай. — М? — Веня не ожидал такой активности от Хазина, поэтому не удержался и съехал с его груди, когда Петя взбрыкнул и навис над ним. — Какого хера? — Это я спрашиваю, какого хера? Тот урод тебя трахал? Смешно тебе? — и правда, Вене не стоило так откровенно потешаться над истинно-животным гневом Хазина. Тот задрал Венины ноги, согнул его почти напополам, как-то, удерживая его, презик натянул и вошел, только сплюнув. Веня едва заметно поморщился. И когда Хазин возбудиться успел, что за прыть? Петя навалился так, что ноги заныли. То ли его так ярость разгоняла, то ли он сам по себе сильным был, но Хазин больше всего сейчас быка разъяренного напоминал: уткнулся лбом Вене в лоб, дышал сбито и часто, руки за голову завел и вбивался так, словно рекорды ставил. Веня завелся, признаться, не от члена в заднице, а вот от такого Пети, жаркого и бешеного. — Ревнуешь, май дарлинг? — шепнул он, и Хазин остановился. Сверкнул взглядом, прищурился, руки убрал, ноги освободил, сел на колени и вышел почти полностью, головку внутри оставил. А потом медленно, чертовски медленно вошел снова. Облизал большой палец, мазнул им по левому соску Вени и подул. Потом сжал слегка, снова облизнул, снова подул, потом с другим. Резко ударил по рукам Вени, потянувшимся к стоявшему колом члену — Вене казалось, не умеет он так быстро возбуждаться, но нет, чертов Хазин довел, а теперь по рукам бил, что за зверства? Обводил пальцами края татуировки, ни разу члена не коснувшись. Поделом тебе, Веня, задавать такие вопросы, значит, отвечать за последствия. Кончить хотелось пиздецки, и Веня не удержался, заскулил. — Петь… — Ты чего-то хочешь, май дарлинг? Может, тебе быстро слишком? — внутри снова только головка, которая распирает, от этого ощущения кончить хочется особенно сильно. — Притормозить? — Петь, дай мне кончить. — Он тебя трахал? — Пальцем не тронул, — выдохнул Веня. — Петь, корочкой твоей клянусь. Трахни меня уже нормально. — Рад, что ты попросил, — Хазина вновь будто с поводка спустили, закинув ноги Вени себе на плечи, он принялся толкаться бедрами и грубо дрочить ему. Разрядка пришла с легкой болью, будто Веня ее выстрадал, но как же ему было хорошо под Петей, который вышел из него, все еще напряженный, слез с кровати, обошел ее, стянул презерватив и подтянул Веню к краю. Да, Хазина хлебом не корми, дай скинуть кого с обрыва. Веня свесил голову, вобрал член, едва не задохнувшись, и кто эту позу идиотскую придумал? Ладно яйца облизывать, но член до самой глотки — это какие умения нужны. У Вени их было не так уж много, но когда Петя нагнулся и принялся вылизывать его живот и обмякший член — Веня, в целом, готов был отъехать. Не захлебнуться не получилось, Хазин в оргазме вбивался ему в глотку до последнего, половина все равно вытекла, но Веня старался. Петя отошел немного от постели, буквально на пару шагов, окинул картину взглядом, думал, захочется съебаться, как обычно, или чтобы Веня, мать его, съебал. К мужику тому еще успеет, но что-то внутри Хазина взвыло с таким ревом, что он испугался, не услышал ли Веня его внутреннего раненного зверя. В душ тащиться лениво, Петя вытер их мокрым полотенцем, отбросил его к презервативу на полу и подтащил Веню к себе. Тот уже лежал в полудреме. Уложил себе на грудь, укрыл одеялом и крепко стиснул. Это только до утра. Еще пару часов пожить.*
Утром Хазин проснулся один, никто не ждал преданно в его же футболке, никто треклятую яичницу не нажаривал, разве что вещи его лежали в относительном порядке на кресле. Хостес Веню не выдала, уперся куда-то, где будет — не сказал. Хазин до хруста стиснул кулаки и вышел. Пообещал себе выбросить всю хуйню из головы, потому что это какой-то Веня, а у Хазина работа и жизнь есть, хуевая, но он по отелям мужиков не обслуживает. Докуривая первую сигарету, Петя прикрыл глаза и понял, что не сможет он убраться отсюда. Ни на день, ни на два, ни на чертову неделю, которую успел пообещать себе, пока мылся в душе. Девчонка за стойкой уже побаивалась его души прекрасных порывов, поэтому глянула на охранника в углу. — Расслабься и давай, мне нужен Веня этот ваш, я не уеду, пока его не приведешь. Хоть в ад за ним спустись, или я сам туда спущусь. Ад, Петро, это ты, не своди к своим ногам целый мир. — Ладно, — похоже, все здесь поняли, что иначе от Пети они не избавятся. — Вам туда, — девчонка даже не закончила объяснять, как Хазин сорвался с места. Веня нашелся в одной из комнат, переодевался. — Собирайся, со мной поедешь, — скомандовал Петя, — без разговоров. Разговоров и не было, Веня улыбнулся, подхватил рюкзак и кивнул, показывай, мол, куда идти нужно, а Петя охуел от того, что все так легко получилось. — Ночью не сбежишь? — Увидишь.*
Петр Хазин всегда понимал, что в отношения ему соваться не просто глупо, а противопоказано, поэтому и с Ниной хуйня какая-то вышла. Он даже толком не понял, почему она свалила. Ему не нравилось в этом разбираться, не нравилось так, как у других, потому что у других обычно было либо царство розовое, в которое Петя отчаянно не верил, с этими их детишками и семейными встречами, либо как у отца с матерью — красивый фасад, за которым полыхает настоящий ад с искренней нелюбовью. Поэтому Веня пришелся как нельзя кстати, Хазин больше ценил товарно-денежные отношения. За деньги договориться можно обо всем. Он и договаривался: он Вене — деньги, тот ему — секс. Красота, и никаких душевных мук. Разве что теперь Петю драл уже не один зверь изнутри, а целое стадо. Каждый раз, когда Веня собирался к другому такому же, как и Петя, Хазин предлагал двойную цену. Веня не брал, уходил из дома и пару дней не возвращался, пока Петя не обрывал ему трубку, забрасывая параллельно голосовыми. В итоге Хазин все равно напивался дома, валялся на диване, включал запись голосовых и просто говорил, а потом удалял, потому что полчаса Петиной пьяной хуйни не выдержит даже Веня, который столько всего по ночам от него выслушивал. Петя уже заметно протрезвел к утру, когда его за грудь обняли сзади и помогли подняться. Пока Веня дышал ему в затылок, чему-то посмеивался, Петя понял, что достаточно пьян, чтобы потом притвориться, будто ничего такого не пиздел. Он наконец выдохнул: — Ты можешь больше не уходить? Веня остановился, конечно, вместе с Хазиным в объятьях. Приложился щекой к его спине, поводил носом и замычал что-то. — Я… — Заплачу? — угадал Веня. Он как будто в такие минуты над Хазиным потешался, дались ему эти твои бабки, Петя, можешь ими подтереться. — Знаю, тебе так проще, ты вроде как не со мной, ты мне платишь. Как горничной или водителю, но ты просишь меня с тобой быть, Петь. И это не про деньги. Схема «ты — мне, я — тебе» столько лет исправно работала на Петю, и вот пришел Веня и расколошматил ее простой фразой. Пете было страшно. — Я не умею так, Вень. Я такие отношения понимаю, где знаю, сколько отдаю и за что. Но мне от тебя больше надо. Чтобы не уходил к другим, чтобы возвращался не через три дня, когда я тебя мысленно уже в третью могилу кладу. Я тебе дом за голубым забором обещать не буду, со мной плохо бывает, иногда очень. Никаких больше денег, ты мне по собственному желанию отсасываешь, хотелось добавить, но Хазин промолчал. Много о чем он еще промолчал. О том, как ему нравится допивать за дурацким Веней кофе утром, который тот — сучок — на Хазина никогда не варил. О том, как в душ к нему заваливаться прикольно. О том, как все стадо диких бизонов у Пети в груди смирно топчет выжженную землю, когда Веня не съебывает в ночи, а послушно прижимается сбоку. — Петь, только мне нужно тебе кое в чем признаться. — М? — У нас не может быть детей. Думаю, ты должен знать. Бизоны, кажется, завалились на бок и довольно подставили морды прохладному ветру. Петя впервые за долгое время так легко засмеялся.