Предать себя

Делал неосмотрительный шаг, оказывался во власти ветра перемен и безвольно летел камнем вниз? Стена, по узкой и склизкой вершине которой я держу свой путь в туман неизвестности, испещрена трещинами сомнений. Кажется, пройдёт ещё немного времени, и она рухнет, отдав меня в липкие лапы возникающего в это время на дне Хаоса. И это будет равносильно Концу Света для меня, потому я так аккуратно ступаю по Стене, разделяющей два противостоящих мира. Справа от меня раскинулись дивные земли, благоухающие цветами искренней любви, веры и доброты. По левую сторону тёмным облаком сокрыта страна лживости, лицемерия и цинизма. А я – одинокая фигурка на многокилометровой стене жизни, пытаюсь балансировать между этими мирами, ощущая широко раскинутыми руками вихри непостоянного ветра. Иногда одна из них предательски перевешивает, я делаю неловкие движения, стремясь восстановить утерянное равновесие, но тщетно. Я падаю. Сколько раз мне приходилось со стоном подниматься с земли и, хватаясь израненными пальцами за хрупкие выступы, вновь взбираться на хлипкую Стену - память моя отказывается говорить определённо. Одно она хранит в себе крепко – образ мира без ненавистного кирпичного забора. Признаться, порой я начинаю забывать, что некогда глаза мои смотрели на всё вокруг с трепетной нежностью, а в сердце жила любовь в самом светлом её проявлении. Я так по-детски простодушно верил в чистоту человеческих помыслов, что не мог допустить мысли о жестокости со стороны окружавших меня людей. О предательстве же слышал только в страшных сказках и считал его чей-то злой выдумкой. Я всегда был окружён любовью, которая оказалась для меня впоследствии не спасением, а пагубной слепотой. А может, это я создал её иллюзию? Так или иначе, я был совершенно глух и незряч. Когда мне плевали в душу, я с покорностью проглатывал это. Попытки использовать меня увенчивались успехом – ведь мне казалось, что помощь моя привносит свет в людские сердца и находит в них отклик благодарности. Наивный глупец, я был так счастлив в своей слепоте! Но все мифы имеют особенность однажды развеиваться. Отрезвляющим глотком мутной воды реальности для меня стало появление мрачной фигуры в чёрном плаще. То был молодой человек лет двадцати на вид. Худ, как заключённый Бухенвальда, кожа болезненно бледного цвета, волосы идеально гладкие и чёрные, словно крыло ворона. В его механичных движениях читалось отдающее мертвенным холодом стали равнодушие, а их резкость навевала мысль о решительности и всепоглощающей жестокости. Но красноречивей всего были глаза – тёмно-серые, они являли собой картину грозового неба, готового в любой момент разразиться смертоносной молнией. Он остановился передо мной и, впившись в лицо колючим взглядом, произнёс скрежещущим, как несмазанное колесо, голосом: «Знаешь ли ты, в чём истина?» Недолго думая, я отвечал: «Истина в человеческой душе». Внезапно мой собеседник разразился смехом. Таким чужим, полным ледяного презрения, что я невольно съёжился. «Истина в том, что её нет», - продолжил незнакомец и, заметив в моих глазах испуг и непонимание, добавил. – «Могу показать, коли ты так недоверчив». С моего языка чуть не сорвалось привычное «верю», но это было бы ложью, а лгать я тогда не умел. Терзаемый сомнением, смешанным с долей здорового любопытства, я выговорил сдавленно и неуверенно: «Покажи». Его тонкие губы тронула торжествующая, я бы даже сказал, злорадная, ухмылка. Ледяные пальцы вонзились в мою ладонь и, грубо дёрнув за неё, повлекли за собой. Мы не прошли и пары метров, как уткнулись в неё. В Стену. Вначале я подумал, что это обычное препятствие, и решил обойти её. Каково было моё удивление, когда я обнаружил, что Стена раскинулась и влево, и вправо так далеко, что не было видно конца кирпичной череде. Странно… раньше этого ограждения здесь не было. Ничего не говоря, мой спутник подхватил меня на руки и перепрыгнул через Стену. Мрак. Раньше я не представлял, что он собой являет, но именно это слово всплыло сейчас в моей голове. Спёртый воздух тяжким грузом оседал в моих лёгких. Я закашлялся, как кашляют люди, в первый раз затянувшие губительный дым сигареты. Таинственный спутник вцепился в моё плечо и толкнул, вынуждая шагнуть в душные объятья Тьмы. «Пошли», - это прозвучало как приказ, и я не осмелился его нарушить. Я ступал в черноту, позволяя ей обволакивать меня со всех сторон, и мог полагаться только на своего проводника, слепо доверяя его сухим рукам. Спину неприятно покалывало, словно кто-то впивал в неё тонкие иглы, а затем медленно, словно смакуя нотки моей боли, вынимал их, чтобы через пару секунд вонзить снова. Я сжался внутренне, стараясь оградить себя от мучительных ощущений и, собрав растворяющуюся во мраке волю в кулак, сконцентрировал взгляд на обступившей меня пустоте. Меня не покидало предчувствие, что она скрывает в себе нечто неприглядное, недоступное привыкшему к собственным иллюзиям взору. Постепенно глаза всё же начали воспринимать зловещий язык Тьмы, и я сумел различить окружавший меня мир. Он оказался похож на разрушенный город с покосившимися от бомбёжки домами, косыми тротуарами из выбившейся плитки и снующими людьми, чьи головы были забиты гнетущими мыслями о насущных проблемах. Спины их были согнуты, будто под тяжестью собственных дум. Проходя мимо меня, некоторые из них поднимали голову. Их чёрные, сверкающие недобрым огнём глаза пробегали по мне взглядом, оставляющим за собой череду тех самых покалываний. «Зависть», - коротко пояснил мой черноволосый спутник. Только я хотел возразить ему что-то, но душераздирающий писк захватил всё моё внимание, заставив молниеносно обернуться в поисках его источника. По другую сторону дороги я не сразу различил в людской суете маленькое, извивающееся тельце. Я пытался пробиться к нему сквозь толпу, но она жёстко отталкивая меня, не пуская в свой механично движущийся поток. Мои глаза неотрывно следили за жалостливо пищащим существом, и я не смог, не захотел им поверить, когда на бедолагу наступили грязным сапогом и… безучастно прошли мимо. Я закричал, неистово рванулся вперёд и, протиснувшись между людей, наконец смог добраться до создания. Увиденное опровергло меня в глубокий шок, острой стрелой ужаса впившись в неопытное сердце. В крошечном, изорванном тельце с вывихнутыми лапками и перепачканном кровью шерстью я едва смог узнать котёнка. Дрожащими руками я положил его на колени и потряс слегка, пытаясь привести в чувства, но мои хрупкие надежды были сломлены одним жестоким «он мёртв». За спиной стоял человек, к которому я уже начинал испытывать давящее, поражающее всё тело крупной дрожью чувство. «Столько людей… почему ему никто не помог?» - слёзы отчаяния душили меня. – «Это… это бездушно!» «Истинно», - губы брюнета изогнулись в знакомой демонической ухмылке. Я закрыл лицо руками, пытаясь справиться с обуревающими меня эмоциями, но спутник вновь грубо хватанул меня за пальто, заставляя подняться. «Ты должен ещё кое-что увидеть». «Не хочу!», - я засопротивлялся, попытался вырваться и рискуя порвать затрещавшую по швам одежду. Всё так же невозмутимо истязатель взял меня в охапку и, перекинув через плечо, потащил в чёрную глубь улиц. Всю дорогу я молотил его руками по спине, извивался и требовал поставить на землю, но он был непреклонен. Утомлённому собственной беспомощностью, мне ничего не оставалось, кроме как безвольно повиснуть на его плече и разглядывать прохожих, которых не смущал ни мой любопытный взгляд, ни моё положение. Я знал — им всё равно. Даже если брюнет попросту хотел затащить меня в какую-нибудь глухую подворотню и надругаться над моим обессилевшим телом. Я чувствовал себя здесь тем несчастным, брошенным под окровавленный тесак Судьбы котёнком, погибшим от нанесённых человеческим безразличием увечий. Не это ли желал донести до меня мой мучитель? Мне страшно. Ещё страшнее мне становилось от созерцания проносящихся мимо людей. На каменных, бесстрастных лицах, кляксами растеклись по мраморной коже сощуренные глаза со зрачками-точками. Тонкие, синие губы поджаты, их уголки опущены в неприветливой анти-улыбке. Брови изогнуты выражающей в себе злобу галкой. Все они похожи на ходячих мертвецов. Только ли внешне? Гнетущие душу размышления были прерваны моим похитителем, резко и неожиданно отпустившим меня. Мы очутились в какой-то неблаговидной подворотне. Здесь было пугающе тихо, лишь издалека доносилось клацанье тяжёлых сапог. Страх холодным пламенем отчаяния опалил меня. Неужели мои опасения подтвердились? Паника, граничившая во мне уже с истерическим безумием, заставила меня дёрнуться в очередной попытке убежать, но мой мучитель крепко прижал моё дрожащее тело к себе и, закрыв рот бескровной ладонью, впился в щёку когтями. Я возмущённо стонал, пробовал укусить его за пальцы, метался из стороны в сторону, надеясь хотя бы немного ослабить его вязкие путы. Как ясно осознал я свою жалкость и ничтожность в этот момент! «Может, перестанешь извиваться как уж и посмотришь вперёд?» Его шипяще-скрежещущий голос подействовал на меня отрезвляюще, и я замер, не смея пошевелиться. Только теперь в освещённом тусклым фонарём угле я приметил три знакомые фигуры, которые шептались о чём-то. Уняв пыл и немного придя в себя, я узнал в них ближайших своих друзей, и хотел было кинуться к ним как к спасительному островку, но остановился, услышав своё имя. Через долетавшие до меня обрывки фраз я не сразу понял, что те, кого я считал своими верными товарищами, затевали какое-то грязное дело, рассчитывая обманным способом втянуть в него и меня. Я не хотел понимать… Неожиданно пнув державшего меня брюнета, я воспользовался его секундным замешательством и бросился бежать. Бежать из этого проклятого мира, к Стене, за неё. Вернуться в мой, такой тёплый и солнечный, и забыть этот страшный сон навсегда. «Они предали тебя», - прозвучал над ухом знакомый, преисполненный леденящей стужей голос. Вопреки моим опасениям брюнета не оказалось рядом. Почему я продолжал его слышать? «Я не верю тебе! Ты лжёшь!» Эти слова вместе с учащёнными ударами сердца стучали в моей голове. Бежать становилось тяжелее, словно Мрак тонкими нитями зашился в моё тело и тянул за них. Но вот Стена, а за ней дребезжит ясным пламенем рассвет моего мира. Отчего-то она стала ниже, и я смог легко перемахнуть через неё. Я вернулся в свой мир неисправимым романтиком. Чужим воздухом в мои лёгкие было занесено семя недоверия, но я продолжал надеяться, искать оправдание нечестным человеческим поступкам. Я вычленял лучшие стороны их характера, прикрывая глаза на отрицательные. Я прощал бесконечное количество раз то, что мой черноволосый отрезвитель назвал предательством. Я верил, но каждое разочарование наносило новые, всё более глубокие раны на моё неутомимое сердце, не давая зажить старым. Однажды я не выдержал, сорвал с шеи шёлковый шарф обманчивых чувств и вернулся Туда. За Стену. Сумрак другого мира встретил меня как старого знакомого, с радушно распростёртыми когтистыми лапами. Заражённый воздух дал необходимую пищу для ростка, осевшего в моих отравленных лёгких, и помог ему взрасти в крепкий и непоколебимый Цветок Зла. Первым листком оказался листок Холодного Разума, который теперь правил всем моим сознанием, уничтожая бесплодные мечты. Моя готовность выслушать и помочь со временем гипертрофировалась в расчётливое стремление завоевать доверие человека лишь в целях получения собственной выгоды, дав тем самым начало следующему листку – Меркантильности. Нередко я встречал забредших на проклятую землю людей, чьё существо было наполнено незапятнанным светом, как некогда моё. Я завлекал их души, затевал с ними опасную игру, заставляя мучиться и дрожать и в итоге давил жестокой реальностью, как прежде сделал со мной таинственный брюнет. Третий листок – Коварство. Всю эту зловещую композицию завершал пышный, багровый цветок Цинизма. Я знал теперь цену всему: и обманчивой дружбе, которая в действительности являлась симбиозом и длилась до тех пор, пока один из его участников не удовлетворял свои потребности, и презренной любви, в которой видел лишь похотливые указы гормонов; человеческим чувствам и помыслам в целом. Нравилось ли мне это? О нет, я ненавидел себя кошмарно! Но разве сладкая ложь слепой любви лучше отрезвляющей, пусть и жестокой реальности? Порой останки души моей начинали страдать по богатому на светлые чувства прошлому миру, я бросал всё и с головой кидался за Стену. Оказывался снова обманут, и с бесповоротной решимостью возвращался во Мрак Реальности. Через какое-то время, гонимый безумием, опять бросался в объятия страсти и обратно – к холодному разуму. Я изменял себе. Я предавал себя так часто, что вскоре перестал понимать, кто я и каковы мои принципы. С каждой такой переменой Стена росла всё выше, одновременно становилась всё тоньше и грозилась вот-вот рухнуть. Однажды я осознал наконец всю опасность моих метаний, да что говорить? – мне просто надоело всё это до смерти. Я вновь вскарабкался на Стену, но не затем, чтобы спрыгнуть в один из миров. Я остался на Стене. Перед моими уставшими глазами – туман будущего, за неестественно прямой спиной – чернота прошлого. Я иду, просто иду вперёд, расставив руки и пытаясь сопротивляться ветру настроений, наслаждаясь сомнительной свободой. Как долго будет тянуться эта Стена? Несколько десятков километров или, быть может, мне осталась всего пара метров? Этого мне знать не дано, но в одном я уверен – однажды мне вновь придётся очутиться в одном из миров. И какой бы он ни оказался: цветущий эмоциональный или стальной разумный, меня равно ждёт одно: Падение.