Мой посетитель

Каждое утро он приходил в моё кафе. Всегда: в любую погоду, в будни и в праздники, зимой и летом, – вот уже четыре месяца, две недели и шесть дней он обязательно стоял на пороге, едва я успевал раздвинуть двери, заказывал зелёный чай, проходил к столику у окна, усаживался так, чтобы видеть улицу, и сидел там до обеда. Я уже настолько привык к его неизменным появлениям, что даже немножко боялся, что однажды он не придёт, словно при этом пострадает некая неизменность почти сложившейся традиции. Правда, до сих пор такого не случалось, и своеобразный ритуал ни разу не был нарушен; этот американец был точен, как часы, и постоянен, как восход солнца. А вот первое время, признаюсь, его внезапная привязанность к моему скромному заведению несколько удивляла. Нет, в том, что американский турист заглянул в маленькую национальную закусочную в лондонском Чайна-тауне, ничего выдающегося не было. Многие из них тяготеют к экзотике, когда она стоит не очень дорого, строго дозирована и не пытается настаивать на своих правах. К тому же, этот посетитель, хотя и выглядел классическим американцем, держался довольно уважительно и явно имел некоторое представление о культуре моего народа. И всё же я не ожидал увидеть его ещё раз. Но он пришёл на второе утро, и на третье, и на следующее, и не пропустил с тех пор ни одного дня. Необычный клиент возбудил моё любопытство. Разумеется, я никогда не позволил себе высказать изумление или проявить интерес, а лишь держался с подобающей вежливостью. Но никто не мог запретить мне наблюдать за этим человеком, чем я и занимался, если выпадала свободная минутка. Надеюсь, что посетитель не замечал моего выходящего за рамки профессионализма интереса, хотя поручиться в этом не могу: взгляд у него был внимательный и цепкий. Пока мой посетитель сидел за столиком с чашкой неизменно зелёного чая, я украдкой не сводил с него глаз, пытаясь понять, что же он за человек, и какие печали тревожат его душу. Не знаю, право, насколько мои выводы соответствовали действительности, ведь я мог лишь строить догадки, но мне казалось, что этот человек очень одинок, стремится к чему-то недостижимому, и поэтому душа его неспокойна. Мой посетитель вызывал у меня сочувствие, и мне хотелось бы иметь возможность хоть как-то помочь ему. Но я понимал, что это вряд ли в моих силах, и, конечно, даже речи быть не могло, чтобы навязывать человеку непрошенное сострадание и навязчивое внимание. Поэтому я лишь наблюдал за ним, думал о нём и заваривал специально для него самые лучшие сорта чая. Я не знал, как его зовут, он не представился, а спрашивать имя клиента для меня недопустимо, даже если это самый необычный посетитель. Я пытался угадать, перебирая типичные американские имена: Билл, Том, Джон, Гарри? А, может быть, какое-то особенное имя, красивое: Теодор или Лайонел? Думал я и об источнике его доходов. Он никоим образом не выглядел, как праздный эксцентричный миллионер, по странной прихоти возлюбивший китайский квартал. Но вряд ли у него было постоянное занятие. Я бы не рискнул утверждать этого определённо, но мне казалось, что передо мной бывший детектив, возможно, частный, но, сейчас, наверняка, в отставке. Сначала я даже решил, что детектив всё же ведёт какое-то дело и напал здесь на след какого-то преступника. Но потом я убедился в несостоятельности этого предположения: конечно, сыщик может преследовать виновного месяцами, но вряд ли маленькая полупустая китайская закусочная подходящее место для столь длительной бездеятельной охоты. Какая же личная причина побудила его подчинять свою жизнь подобному странному распорядку, я вообразить не мог. Было ясно только одно: что-то непреодолимо влекло его в наш квартал, именно в Чайна-таун, а моё кафе служило лишь прикрытием, убежищем или наблюдательным пунктом. Мой посетитель смотрел в окно почти всё время, которое проводил здесь. И я не думаю, что он лишь убивал подобным образом скуку или собирал новые впечатления. Нет, не день за днём, не с таким несгибаемым постоянством. Без сомнений, что-то на нашей улице безраздельно владело вниманием моего посетителя. Я пытался понять, что же тянуло его в Чайна-таун. И не видел решительно ничего, заслуживающего столь пристального, даже фанатичного внимания. По улице проходили люди, как и всегда, как и в любой точке земного шара, китайцы, англичане, иностранные туристы, обычные люди со своими чувствами, мечтами, желаниями. Я уверен, что моему посетителю не было до них никакого дела. Сама же улица мало чем отличалась от сотен, тысяч других улиц во многих странах и сама по себе вряд ли могла вызвать страстную привязанность. Слева от меня жил портной, а справа находилась лавка готового платья; портной и хозяин лавки были на ножах и поливали друг друга грязью, что не помешало их детям полюбить друг друга и пожениться. Но вряд ли всё это могло беспокоить моего посетителя. Я не думаю, что его волновал сувенирный магазинчик напротив или посудная лавка чуть дальше по улице. И он совершенно не походил на любителя животных, чтобы интересоваться располагающимся напротив, чуть наискосок, небольшим зоомагазинчиком. Хотя, надо сказать, этот зоомагазинчик со странным, совсем не национальным названием "Граф Ди" был самым примечательным местом в нашем квартале. Со всего Лондона, из пригородов, да, думаю, со всей страны люди приезжали туда за домашними питомцами. Ходила слава, что хозяин зоомагазинчика способен выполнить любое, самое необычное, самое причудливое желание клиента и продать даже фантастических существ. Не знаю, правдивы ли слухи, у меня никогда не возникало желания это проверить. С моей аллергией на шерсть и перья я и близко не могу подходить к зверям. Но владельца зоомагазинчика, своего юного соотечественника, я иногда встречал на улице и отвечал на его безупречно вежливый поклон. Невероятно красивый молодой человек, из тех людей, что, увидев единожды, уже не забудешь, хрупкий и изящный, похожий на девушку, с блестящими чёрными волосами и удивительными глазами. Граф Ди, как принято было его называть, к тому же предпочитал носить исключительно традиционную национальную одежду, и чеонгсамы в самом деле придавали ему аристократичный вид. Не знаю, в ответ ли на моё нежелание заводить животных, но Граф Ди тоже никогда не заходил ко мне в кафе. Хотя мне говорили, что он большой любитель сладостей, а у нас подавалось множество различных десертов. Графа Ди можно было часто видеть в дверях магазинчика, когда он встречал или провожал покупателей, иногда на улице, идущего куда-то. Но он ни разу не переступил порога моего заведения, а я не искал сближения со странным, словно окутанным тайной и чем-то необъяснимо пугающим человеком. И казалось совершенно невозможным, что такой человек способен волновать моего посетителя. Сложно было бы представить более разных людей и найти причины, могущие связать их. Тем более, насколько я знал, американец никогда не обозначил своего интереса, не встречался с владельцем зоомагазинчика, не факт, что вообще знал о его существовании. Так что мысль о том, что поводом, приведшим сюда моего посетителя, являлся Граф Ди, я прогнал, как неправильную. И необъяснимое пристрастие американского странника к этому месту так и оставалось для меня тайной. До сегодняшнего дня. Рано утром я как всегда вышел на улицу, чтобы раздвинуть двери и открыть ставни на окнах. А через минуту мой посетитель уже стоял рядом со мной. Я поклонился, он ответил на моё приветствие, и я уже собирался пригласить его войти. Но тут я услышал мелодичный голос моего соседа напротив и, обернувшись, увидел направляющегося ко мне Графа Ди. Я лишь успел подумать, что он против обыкновения очень рано вышел из дому, как в ту же секунду мой посетитель, резко толкнув меня, поспешил в кафе, словно желая скрыться с глаз. Не выдавая удивления, я дождался Графа Ди и учтиво осведомился, что ему угодно. – Господин Банг, прошу извинить меня. У нас в магазинчике по моему случайному недосмотру закончились свечи, – с поклоном ответствовал Граф. – Не будете ли вы столь любезны одолжить мне несколько штук, если это не затруднит вас? Всё-таки он был весьма удивительным юношей! Не знаю, право, кто ещё в середине двадцать первого столетия способен пользоваться свечами, презрев удобства квантового электричества. Правда, я тоже зажигал для клиентов свечи, но только для создания романтической атмосферы, если ужинала влюблённая парочка. Но, конечно, я не собирался отказывать Графу в столь пустяковой просьбе. – О, разумеется, господин Ди. Заходите, прошу вас. Войдя в кафе, я первым делом кинул взгляд на столик моего посетителя, но он пустовал, американца вообще нигде не было видно, словно он вдруг испарился. Разумеется, я не подал вида, будто меня что-то смущает, и вежливо улыбнулся Графу, попросив подождать пару минут. Он кивнул, благовоспитанно сложив руки. Разыскать свечи, завернуть их и вручить Графу, правда, было делом нескольких минут. Выслушав благодарности юноши, я с радостью проводил его до двери и моментально вернулся в кафе, чтобы найти скрывшегося американца. Но мой посетитель, откинув скатерть, уже вылезал из-под стола, куда он, очевидно, спрятался, когда так быстро рванулся в кафе. Я поспешил помочь, удивляясь, как человеку в его возрасте легко удался подобный акробатический номер. Протянув руку, я помог ему подняться, а потом отряхнуть джинсы. Даже в этот момент, когда я вроде бы уже имел право задать прямой вопрос после того, что американец вытворил, я сдержал любопытство и не произнёс ни слова, лишь в ожидании смотрел на него. Мой посетитель перевёл дыхание, кашлянул немного смущённо, провёл рукой по растрепавшимся седым волосам. Словно тень легла на покрытое сетью морщинок славное доброе лицо, плечи поникли, в глазах светилась ещё большая, чем обычно, грусть, губы вздрогнули в напрасной попытке улыбнуться. Сердце моё сжалось от сочувствия к этому старому несчастному человеку. – Ты уж прости меня, парень, и не обращай внимания на то, что тут было. Ты славный малый, и я бы не доставил тебе проблем. Просто мне непременно надо было спрятаться. – От Графа Ди? – всё-таки не удержался я. – От него, – непривычно тихо ответил мой посетитель. – Он ведь и сейчас такой прекрасный... как видение, как те мечты, что он продаёт... И навсегда таким останется. А я... Нет, не хочу, чтобы он видел меня таким. Мой посетитель умолк и отвёл взгляд. Я так же молчал, не представляя, что сказать в ответ на столь странное туманное признание. Его слова почти ничего не объяснили, но я понимал, пытаться проникнуть в эту тайну мне не стоит, потому что это бесполезно и непозволительно. И я готов был смириться с этой загадкой, ведь я чувствовал, что стал невольным свидетелем глубокой личной трагедии и моё вмешательство и любопытство не изменит ничего, а лишь добавит страданий. Я не мог так поступить. Сейчас я хотел только, глубоко сочувствуя моему посетителю, утешить его и немного успокоить. Хотя бы единственным доступным мне способом. И я как можно мягче произнёс: – Садитесь, господин, прошу вас. Сейчас я принесу вам чай. 26. 01. 2007.