Фансервис

      Валяясь на кровати у себя в комнате, Чонгук давил счастливую улыбку. Несколько месяцев не принесли ему столько счастливых мгновений, как сделали последние дни, и он снова и снова, как самые драгоценные из монет, собирал в копилку души каждую из случайных фраз, приветствий или робких улыбок Тэхёна, обращённых к нему.       Всё изменилось вечером дня аварии, когда Чонгук уныло стоял у офиса. День, несмотря на утреннее происшествие, в плане работы выдался напряжённым, и под вечер он просто забыл, что остался без машины. Графики занятий почти у всех разнились, поэтому шансы, что кто-то из мемберов всё ещё мог быть в студии и подбросить до дома, были невелики. Поэтому когда перед ним остановилась знакомая до боли машина, Чонгук затаил дыхание.       — Подвезти? — Тэхён смотрел на него через полуопущенное окно. — Садись.       И Чонгук, едва веря в происходящее, сел, неловко складывая на колени рюкзак. Машина встретила знакомым запахом, звоном брюликов, как и прежде болтавшихся на зеркале заднего вида, и… неожиданно разговорчивым Тэхёном.       — Я был уверен: ты забудешь, что остался без машины, — начал он, однако Чонгук почти не уловил смысл сказанного, зачарованный, словно ребенок. Он настолько отвык от такого Тэхёна, что буквально плавился от его присутствия рядом, впитывая жадным взглядом его профиль, фигуру и движения: его губы, двигающиеся быстро и немного нервно, отросшие волнистые пряди, которые Тэхён периодически сдувал со лба, руки на руле. То, как он вел автомобиль, как звучал его бархатный голос. — Поедем по набережной, — тем временем продолжал тот. — Иначе встанем в пробке. Помнишь, как...       На Чонгука обрушился сумбурный поток слов, в котором он едва успевал вылавливать отдельные слова. В итоге он встряхнул головой и, осознав, что Тэхён нервничает и разговором пытается рассеять атмосферу неловкости, накрыл его ладонь своей, прерывая на полуслове.       — Все хорошо, Тэ. Прости, что заставил волноваться. Я буду очень внимателен впредь. — Рука под его ладонью была теплой и чуть дрожала, и макнэ внезапно вспомнил, что Тэхён просил к нему не прикасаться. — Прости! — он отдёрнул руку и отодвинулся. — Я не хотел! Извини меня за всё, что происходило в последние недели. Я был неправ, я осознаю.       — Не извиняйся, Гуки. — Трудно описать, как кольнуло в груди от слов макнэ, и Тэхён едва удержался, чтобы в свою очередь не перехватить его ладонь и не устроить у себя на колене. — Забудь всё, что я тебе наговорил. Пожалуйста. Мне не неприятны твои прикосновения, а фансервис — наша общая обязанность. Здесь я неправ.       В машине воцарилось молчание, и хотя они сказали друг другу совсем мало, каждому стало невообразимо легче. Чонгуку — потому что наконец извинился, Тэхёну — что за долгое время впервые был искренен. Поэтому тишина больше не была гнетущей, и ни один из них больше не стремился её заполнить. Каждый думал о своём, но на деле об одном и том же — как давно они вдвоём не оказывались в машине и как сильно им обоим это нравилось. Потому весь оставшийся путь Тэхён ехал предельно тихо, стараясь растянуть время пребывания вместе, а Чонгук просто наслаждался и, стараясь не смотреть на Тэ, залипал взглядом на его руки, лежащие на руле. Тот ехал спокойно, плавно вращая руль, и каким-то образом это действо вводило Чонгука почти что в транс. Хотелось закрыть глаза и уснуть. Ему впервые за последние дни было спокойно и по-особенному тепло — так, как всегда бывало только с Тэхёном.       — Чему радуешься? — прервал его воспоминания Чимин, заваливаясь поперек кровати и укладывая голову Чонгуку на живот. Макнэ скосил глаза на его довольное лицо.       — А ты?       Чимин хмыкнул, продолжая загадочно улыбаться. Как и Чонгук, он пребывал в каких-то очень приятных думах. Его лицо было таким же мечтательно счастливым, как и поутру, когда в репетиционный зал, до нелепости смешно подпрыгивая, ворвался Тэхён и, схватив Чимина за руки, увлёк в пляс. Такого не случалось очень давно. Они будто вернулись на несколько месяцев назад, когда над ними еще не довлело напряжение. Чонгук редко, но иногда задавался вопросом, расстраивало ли Чимина охлаждение в отношениях с Тэ. И хотя тот никогда ничего по этому поводу не говорил, внезапная радость, отразившаяся в тот момент на его лице, обнажила истину.       — Хороший день... — мечтательно обронил хён.       — Да.       — Я хотел сказать, макнэ, — Чимин продолжал лежать, смотря в потолок, — если кто-то из нас вдруг решит расстаться, давай сделаем всё быстро и спокойно, без лишних разговоров и объяснений. Идёт?       Как бы Чонгук не хотел, одно слово «расстаться» заставило его напрячься. И хотя он с трудом мог назвать то, что сейчас происходило между ним и Чимином, отношениями, всё же статус пары, который он сам же и провозгласил, до сих пор над ними довлел. Другое дело, что сейчас он не был морально подготовлен к тому, чтобы нормально завершить этот этап своей жизни, хоть и понимал, что подвешенное состояние никому не идёт на пользу.       — Да, — отозвался он, благодаря Чимина за то, что тот довольствовался ответом и не стал продолжал этот разговор, давить и выводить на чистую воду, хотя наверняка понимал больше, чем хотел показать.

***

      Тэхён ощущал себя так, будто в нем переключились режимы, и обида, мучившая его на протяжении долгого времени, наконец отпустила. Дело было не в сказанном лидером, ибо всё, что говорил Намджун об их группе, Тэхён и раньше прекрасно осознавал. Дело было в аварии, которая заставила его переосмыслить происходящее и признать факт, что перестать любить Чонгука он вряд ли сможет, но он готов принимать его в любой роли, лишь бы тот был жив, здоров и, как бы это ни было тяжело эмоционально для самого Тэхёна, был всегда на виду. Потому что пока макнэ рядом, он хоть что-то может для него сделать: уберечь, защитить, помочь. Поэтому и любое отсутствие Чонгука, любая даже маломальская задержка отныне вызывали в нём неконтролируемое беспокойство, а стоило макнэ появиться на горизонте, словно невидимый магнит притягивал Тэхёна к нему.       Так Тэхён отпустил себя. Принял, перестал отталкивать, уходить и неведомо для себя дал обоим шанс снова быть счастливыми. И с этого момента все изменилось кардинально и необратимо. И хотя многие атрибуты их близости были закономерно утеряны: слишком долгим был период отчуждения и глубокими изменения в отношениях — все же парни начали предпринимать попытки вернуть утраченную дружбу.       Сначала было тяжело: Тэхён начинал с простых обращений, буквально давя робость и неуверенность в том, насколько это нравится самому Чонгуку. Но, неизменно видя такие же нерешительные, но постоянные шаги навстречу, постепенно осмелел и перешёл к более свободным и решительным действиям. На концертах было проще: публика ждала от них определенного взаимодействия, и отпускать себя в часы их триумфа было легко — все списывалось на фансервис. Только сколько себя не обманывай, Тэхён прекрасно осознавал, что отделять свои чувства от работы он так и не научился, и в любой взгляд и жест, направленный в сторону Чонгука, было вложено слишком много затаённых в глубине сердца чувств. Это, наверное, замечали и другие, раз даже всегда сдержанный лидер не раз справлялся о его состоянии.       — Ты как? — снова и снова спрашивал его Намджун.       — В порядке, Нам.       Несмотря на прорвавшуюся в последнем разговоре с лидером искренность, сейчас Тэхён снова не мог заставить себя перед ним открыться. Они не были особо близки, но это можно было сказать обо всех членах группы, включая Чимина, и единственным человеком, с которым Тэхён имел обыкновение делиться всем, что было на душе, был Чонгук. Но о самом макнэ Тэхён предпочитал молчать вообще. Самые близкие из друзей, конечно, и так всё понимали и, к счастью, не пытались лезть в душу.       В один из свободных вечеров ему предложил развеяться Пак Соджун. Прогуливаясь по огромному супермаркету, Тэхён наблюдал за тем, с каким воодушевлением друг выбирает подарки для своих племянников, и задавался вопросом, зачем надо было брать его компанией. Хотя, это как раз он прекрасно осознавал: друзья в последние месяцы словно сговорились и вытаскивали его развеяться в любой свободный вечер или день. Тэхёну была приятна эта молчаливая забота, но в последнее время он больше предпочитал проводить время с самим собой, нежели с кем-то, тем более ходить по магазинам, где его сто раз могли узнать. Поэтому, услышав характерный для фотоаппарата на телефоне щелчок, Тэхён даже не обернулся. Только приблизился к Соджуну и тихо спросил:       — Ты еще долго? Давай поедем туда, где нас никто не узнает.       Соджун оглянулся, поймал взглядом глазеющих на них малолеток с телефонами в руках, однако Тэхён остановил его попытку запретить им делать фото.       — Не нужно, просто давай быстрее.       — Хорошо. Еще момент.       — Серьёзно? — Тэхён рассмеялся, наблюдая за тем, как щепетильно друг выбирает мармеладных мишек. — Ты что, кормишь детей этими резиновыми конфетами?       — Это не для детей.       Соджун продолжил его удивлять и дальше, когда они, уже уехав из супермаркета, остановились у придорожной лавки, где он купил два стакана чая, ванильный аромат которого сразу распространился по всему салону. Тэхён очень любил этот запах: он напоминал ему детство и делал неизменно счастливее.       — Куда мы едем? — спросил он, пригревшись в машине и расстёгивая ворот пальто. В целом ответ был неважен: ему было уютно, тепло и молчать с не слишком словоохотливым Соджуном было комфортно. Он мог бы кататься так бесконечно долго, наслаждаясь чувством ничегонеделания и наблюдая за жизнью ночного города. За пределами этой машины текла обычная жизнь обычных людей, и Тэхён часто испытывал потребность хотя бы видеть её со стороны. Он такую жизнь никогда не имел и вряд ли будет, поэтому иногда разрешал себе предаваться мыслям о том, какого это: иметь возможность свободно гулять по Сеулу, улицы которого даже несмотря на осеннюю стужу переполнены народом, вести кого-то за руку и украдкой целовать этого кого-то где-нибудь в проулке.       — Скоро узнаешь.       Друг свернул на тускло освещённую стоянку недалеко от реки, на которой на удивление было довольно много машин, припарковался и, потянувшись к пакету на заднем сидении, извлёк пачку конфет.       — Мы, что, пойдём гулять по набережной? Почти зима, Соджун.       — Не ворчи. Бери чай и пойдём.       Тэхён вздохнул и, запахнувшись, всё же вылез из машины, захватив подставку со стаканами. Соджун провёл его под каскадом нескольких арок, столь же слабо освещённых, как и стоянка, и начал спуск к реке по узкой пологой лестнице. К удивлению Тэхёна, чем дальше они шли, тем громче слышалась музыка, которая поначалу воспринималась как нечто отдалённое и инородное — жаркое аргентинское танго в самом центре практически зимнего Сеула. Но вот они в очередной раз свернули на ставшую значительно шире дорожку и вышли к амфитеатру, освещённому теплого света светильниками и ярким пламенем уличных обогревателей. Тэхён притих, удивлённо вглядываясь в сцену, расположенную внизу.       — Здесь тебя никто не узнает.       — Это точно.       Не отрывая очарованного взгляда, Тэхён опустился на ближайшую лавочку. Он не обратил никакого внимания на редких зрителей, так же как и они расположившихся на ступенях амфитеатра. Всё его внимание было приковано к людям, танцующим внизу — пенсионерам, которые, несмотря на возраст и время года, привели своих половинок разделить танец под открытым небом. Их движения были по большей части неумелыми, где-то неловкими, но столько искренности было в их взглядах, направленных друг на друга, столько тепла и заботы о партнёре в проделываемых ими па, что сердце в груди трепетно притихло, будто боясь своим гулом нарушить ход этого таинства. Отпивая прогревающий и пахнущий ванилью чай, посасывая мармелад, Тэхён смотрел вниз на танцующих людей и верил, что в мире есть любовь и она доступна людям в любом месте, положении и возрасте. И как никогда ему хотелось тоже любить и быть любимым.