purpose

      Нельзя сказать, что за всю свою умеренную жизнь Барри Бёркман имел много близких друзей или хотя бы просто друзей, поэтому выстрел в щеку Альфреда, к которому он так успел привязаться за время службы в Афганистане, буквально снес ему крышу. Участившееся дыхание больно сжало грудную клетку, а тысячи колоколов так и звенели яростно в ушах. Гомон перестрелки и криков растворился в пыльном воздухе, и только ошеломительный стук сердца колотился в груди, а в глазах встал лёд. Барри не сорвался с цепи будто собака, как это обычно показывают в каких-нибудь заурядных боевиках, мужчина спокойно встал и уверенным шагом направился к подозреваемому снайперу. Что было дальше, Беркман смутно помнил, как будто провалился в сон после тяжелого дня. В голове только отрывки воспоминаний того как сослуживцы оттаскивают его от чьего-то тела, нажимая стёртыми чёрными ладонями на живот и плечи, и ужасающий женский вопль где-то за спиной.       Из груди вырывается хриплый полукрик, белые пальцы впиваются в серую ночную футболку, с мокрыми пятнами в районе шеи и подмышек. Левая рука судорожно тянется к стоящей рядом тумбе, чтобы взять стакан с водой, но когда Барри касается ртом края стакана, то дышать становится труднее, потому что воды в нём уже нет. Тяжелое одеяло комком летит на пол. Неуклюже, по медвежьи, буквально чуть не падая, мужчина, благодаря своему росту, преодолевает путь на маленькую кухню всего за три-четыре шага и, резко вздёрнув ручку управления краном, подставляет губы под прохладную струю воды. Бёркман ненасытно глотает жидкость и, немного успокоившись, ныряет под воду щетинистым лицом. Мышцы на широкой спине расслаблены, но длинные пальцы всё еще впиваются в кухонный гарнитур, не в силах отлипнуть от него. Мужчина стоит так по меньшей мере три минуты и только потом спокойно выключает воду и, наконец размеренно дыша, вытирает лицо широкой ладонью, а короткие мокрые волосы небрежно зачесывает назад. За окном штормовой ветер, и приоткрытая со вчерашнего дня форточка противно, то постукивает, то поскрипывает. Барри облокачивается локтями на кухонный стол и, не моргая, смотрит на эту убогую форточку, которую сейчас хочет оторвать к чертям. Сегодня полнолуние, и поэтому в комнате очень светло. На лицо мужчины ложится белый свет, подчёркивающий синяки, мешки под глазами и недавно появившиеся морщинки из-за вот таких бессонных ночей. Вместо нарастающего в груди раздражения, Бёркман даёт волю спокойствию и аккуратно закрывает назойливую форточку. В черепной коробке приглушенный женский вопль, который мешает мужчине спать уже на протяжении нескольких месяцев. Взяв голову в руки, Барри жмурится, тихо скользит по стене спиной и садится на корточки. Мятая истощенная кожа становится мокрой и солёной, а в стенах отдаётся тихое всхлипывание.       Дело идёт уже к вечеру, на наручных часах 16:40, поэтому Фьюкс считает, что сейчас самое время заглянуть к старому другу, чтобы поговорить с ним о кое чём важном, не терпящем каких-либо отлагательств. На ритмичный стук костяшкой пальца ноль внимания, как оказалось, дверь в комнату хостела даже не была закрыта. Как только низкорослый мужчина приоткрывает её, то изнутри разносится приглушённый запах пива и чего-то подпортившегося. А еще в воздухе запах того, что уже слишком долго здесь обитает. Запах отчаяния. — Парень, ты как? — как обычно без особой заботы в голосе спрашивает Фьюкс.       И ответа не следует. Барри слишком растоптан недавними событиями, чтобы идти навстречу беседе пускай даже с единственным близким другом. Он слышал его, слышал даже как тот шёл в развалочку по лестнице вверх, прямо к его комнате. Он знал что это его дорогой Фьюкс, который заменил ему отца, но даже его он не хотел сейчас видеть.       Барри был из той породы людей, что держали свою жилую зону в порядке, даже если она была до унылости скудной. Только сейчас, в это смутное для души Бёркмана время, у него не хватило сил чтобы разобрать нестиранное бельё на стуле и выкинул подпортившийся сэндвич. — Вижу ты отпуск себе устроил, — Как обычно Фьюкс бросает свои неуместные шутки.       Он устраивается на краю кровати и что-то бормочет себе под нос, при чём говорит это все с такой интонацией, как будто ведёт передачу на Discovery и его основная рабочая задача, показать что ему действительно интересно то, о чём он рассказывает. — Знаешь, я ведь так люблю тебя, — его любимая манера произносить слова таким образом, что ты не можешь понять, говорит он искренне или снова хочет вытянуть выгоду из беседы с тобой. Барри никогда не мог разгадать эту загадку и всегда шёл на встречу своему напарнику. — Что тебе нужно, Фьюкс? — наконец из-под одеяла звучит скрипучее подобие голоса. — Ты убиваешь себя. Ты потерял цель, Барри. — Не говори мне о цели.       О, эта старая сказка про цель. Что это за цель? Всё время присутствует мысль, что её как таковой и нет вовсе. Только почему то каждый раз, когда у Барри возникает своё «я», его сразу же затыкают притчей про «цель». «В чём ты хорош, парень?» — С тёплой улыбкой спрашивает Фьюкс. «Убивать людей» — следует уверенный ответ, который отпечатан на корочке мозга Бёркмана, уже слетающий с губ по инерции. Так оно было всегда и будет продолжаться в том же духе.       И вот он начинает говорить аккуратнее и как-то тише, что Барри даже выходит из своей скорлупы, почуяв что-то неладное. Какие-то разговоры о бизнесе, крупных наркоторговцах, прожженной молодости, марихуане и метамфетамине, брюнет никак не может уловить нить этого бесконечного речевого потока. — Ты просишь меня убить кого-то? — голос предательски дрожит, это даже приводит Фьюкса в замешательство, — Никогда больше.       Последний слог застревает в горле и мужчина прикусывает нижнюю губу. — Не думаю, что у тебя есть выбор, сынок.       И он прав. Чертовски прав. О каком выборе может идти речь в случае с Барри Бёркманом? Его цель быть полезным, делать хоть что-то чтобы совсем не загнаться и улететь на дно. А полезным он может быть только когда забирает жизни.       Сотни звёзд на небе, а вокруг так тихо, что слышно как каждый камешек шуршит под мягкими шагами мужчины, который крадётся словно кошка вдоль спящих домиков. В окне одного из них мелькают жёлто-красные огоньки. Как раз туда направляется Барри, крепко сжимая в руках пистолет с глушителем.       Подойдя ближе и встав под самым окном, Бёркман обращает взгляд на увесистого мужчину мексиканской внешности, сидящим перед телевизором и смотрящим какую-то мыльную оперу. Руки крепко держат оружие, плечи расслаблены, а взгляд направлен чётко на неподвижный висок объекта. Только Барри стоит в таком положении уже слишком долго, по щеке медленно стекают мелкие капельки пота, линия челюсти подрагивает, а ноги невольно подкашиваются. В голове мысли превращаются в сотню ниточек, хаотично завязавшихся в узелки, не давая возможности сконцентрироваться. Женский крик режет кинжалами внутри черепа, и Барри стучит себя по лбу, пытаясь выбросить его наружу. — Ты кто нахер такой? — Бёркман и не заметил как мексиканец уже стоит перед ним в окне и угрожающе смотрит сверху.       Всё происходит за долю секунды и вот на лбу мужчины красуется отверстие и тяжёлая туша медленно с грохотом падает на пол. Пистолет вылетает из рук и какая-то невидимая волна толкает в грудь, а с губ срывается испуганный возглас. Но вот спустя немного времени, брови опускаются, руки поднимают оружие и уже крепко держат его, а взгляд леденеет.       Барри направляется по тёмной улице прямиком в хостел и чувствует некое облегчение. Он вновь обрёл цель.