на маяк

Я часто приходил сюда, к подножью местного маяка, в минуты душевной боли и опустошения. Я слушал гомон волн, представлял, как они забирают все мои печали с собой на глубину. Но больше всего я любил здесь находится прямо перед штормом. Мой дом находится совсем близко к берегу, самый последний в ряду, я мог видеть океан из окон своей комнаты. Когда шторм бушевал ночью, я закутывался в одеяло, не отрывая взгляд от этого ужасно прекрасного зрелища, ложился спать. Стихия… что еще сказать. Узнав, что у меня рак, я часто там проводил время. После захода солнца наступал так называемый «голубой» час: поистине завораживающее время! Свет от ближайшего города слегка касался потемневшего неба, но даже это не мешало разглядеть зажигающиеся звезды. Все готовилось ко сну, погружалось во мрак. Мир ощущался по другому. Очертания домов становились менее четкими нежели днем, деревья словно оживали. Все светилось изнутри при этом не производя и искорки. Я и сам светился. Я был частью момента, мира. Это был момент бесконечности: я жадно вбирал воздух в легкие, стараясь запомнить момент, словно он был последним в моей жизни. Каждый день и каждый вечер казался мне последним. В глубине своего сознания, признаюсь, я ждал последний вечер. Ждал последний день. Я был истощен мыслями о болезни больше, чем самой болезнью. Я настолько устал бороться, что просто перестал любить жизнь. Из меня словно вычеркнули все прекрасные вечера, уютные вечера дома, океан. Вода и вода, подумаешь! Смерть преследовала меня, как наваждение, потому что я больше не любил жизни. Этим объясняется ужас, который мне внушала смерть. Когда у тебя рак, весь мир становится фальшивым. Все тебе улыбаются печальной улыбкой, желают скорейшего выздоровления, делают какие-либо поблажки. На тебя смотрят по-другому. Болезнь забирает у тебя реальность, друзей, родителей, а в скором времени и тебя самого. Ты поддаешься, улыбаешься в ответ, строя понимающую и принимающую рожу. И любовь рак тоже забирает. Я знал, что моя смерть разобьет немало жизней вокруг меня. Я, словно граната, взорвусь и осколками раню окружающих. Я отверг Омара во имя великого. Во имя любви. Я вел себя отвратительно с ним. Я перешагнул через себя: грубил, говорил ему отвратительные вещи, говорил, что не люблю с безэмоциональным лицом, а внутри я кричал от боли и горя. Я делал это, спасая его от осколков этой гранаты. Слишком сильно его любил. Теперь, когда я остался один, я снова стал приходить на маяк. Я снова начал видеть прелесть в волнах, но теперь их шум отдавался у меня в сердце плачем. Они оплакивали меня. Подобно мне, они разбивались о прибрежные камни, не доходя до берега и не размывая песок. Я сидел на кровати и слушал что-то из плейлиста, который мне составил Омар. Это осталось единственным существующим, реальным напоминанием о нем. Я включал эту музыку и слышал его голос. Я представлял, что вовсе я не болен, а Омар сейчас на кухне: заварит розмариновый чай и придет. Я все еще любил его и надеялся на его прощение. Надеялся, что он поймет меня. Ветер за окном печально выл и настырно стучал мне в окно. Это и привлекло мое внимание. Океан словно звал меня, хотел, чтобы я подошел поближе. Надвигался шторм: я понял это по неспокойной воде. Волны с пенными гребнями бросались грудью на камни. Некоторые все же достигали берега. Я потеплее оделся: чувство уюта, когда находишься на берегу океана — лучшее чувство. Солнце только закатилось за горизонт. Синева наползала на дома, люди включали садовые фонарики и свет в комнатах. Маяк тоже уже загорелся. Перед штормом его всегда включали раньше обычного времени. Я сел на камни, на самый край. Маяк воинственно стоял позади меня и светил в даль. Я же, пассивный, эфемерный, был всего лишь мошкой которая ослеплена, пронизана огнём маяка. Я вглядывался в черноту воды, сердцем обращался к бездне. Она откликалась во мне нечеловеческой печалью. Только сейчас я понял, что мне его не хватает. Мне. Его. Не хватает. Я заглянул в себя. Я увидел лицо Омара, когда я сказал ему, что больше ничего не чувствую. Оно было полно отчаяния, боли, может быть даже злости. Я не понимал, что совершаю ужаснейшую из ужаснейших ошибок моей жизни. Он был моим маяком. Как же раньше я не понял. Я вдруг что-то почувствовал. Я изменился. Я снова ожил, когда холодная вода коснулась моей кожи: пришла большая волна и разбилась о волнорезы маяка. Позади послышался шум. Глухие шаги по мокрому песку сменялись прерывистым дыханием. Человек, что сюда направлялся, явно бежал. — Привет. Я повернул голову на знакомый голос. Против света была плохая видимость, но я четко различал его силуэт.