С днём рождения, Чуя!

Дождь. Мелкие капельки холодной воды надоедливо стучали по стеклу, словно били по мозгу, но в этом был и плюс. Монотонный стук воды давал понять, находящемуся внутри человеку, что он еще не застрял во времени. Фигура, сидящая в офисе, волосы ее были яркие, но мрак и серость комнаты словно сжирало огненный цвет волос. Накахара сидел за очередной стопкой бумаг, с того момента как Осаму стал боссом портовой мафии, о привычных зачистках и речи идти не могло. Отныне, Чуя — заместитель босса, правая рука, секретарь и множество других понтовых званий принадлежали ему. Множество и множество бумаг, которые надо разгрести к вечеру, который, кстати, почти наступил. Последняя точка в отчете поставлена с неким гневом, разочарованием и ненавистью к своей работе. Ну, а что мог любить тут голубоглазый? Четыре серых стены? Завядший фикус в углу комнаты? Или эти бесконечные бумажки, которые не пойми кому нужны и не пойми зачем. Его подопечные только и умеют, что терять бухгалтерию за месяц и опаздывать на работу, и все их пролеты ложатся на плечи шляпника. Все что мог тут получить Накахара — это горб, плохое зрение, потерю нервов и, возможно, улучшение почерка. На его взгляд, вольная жизнь цепного пса Мори была лучше, но теперь Огай видит сны с червями, а Чуя может помахать платочком сражениям и весёлым покатушкам на любимом лиловом мотоцикле. Недовольно выдохнув, рыжик взял стопку бумаг, которые надо отнести в другой отдел. Черт, вся бумага выпадает из рук. Нет, это не проблема, гравитацией уже все собрано, но эта противная ситуация испортила настроение ещё больше, а ведь у него сегодня день рождение. Быстрым шагом парень шел в нужный ему отдел, принеся туда все что нужно, а после громко стукнуть дверью, говоря этим жестом: «Да пошло оно все!» — Накахара вялой походкой, но прямой, пошел к своему кабинету. Звонок телефона. — Гхи, — прошипел шляпник и взял мобильник. Его любовничек звонит. Да, Чуя и Дазай жили вместе уже какое-то время и это не было секретом, да и что с того? Два мужика живут вместе. Если кому-то не нравится, то они рискуют получить нож в горло или пулю в лоб, а то и все сразу. — Тц, какого черта тебе надо, скумбрия?! Помню я, куплю я крабов, куплю! — чуть ли не рыча и почти криком, сказал голубоглазый прям в микрофон телефона. С другого конца послышался слабое хихиканье, от чего у рыжего дернулся глаз. — Ой-ой, метр шестьдесят разозлился, ха-ха, — снова лёгкий хохот, фирменный Дазая, как же он раздражает. — А вообще, если уж пойдёшь в магазин, то купи презервативы, а хотя~, и без них справишься! — снова этот ублюдок за свое, казалось что еще секунда и Накахара расплющит свой телефон прям в руке, — ну — ну, я прям могу чувствовать твою злость. Я не по этому звоню, — затихание и парень на другом конце вытягивает воздух, — С днем рождения, Чуя! Какой бы ты хотел подарок на день рождение? — прямолинейный, наглый и громкий баран, вот таким считает рыжик своего нового «босса», хотя, для Чуи он так и не стал главой, как Мори. Не те отношения. — Твоя смерть была бы лучшим подарком, козёл! — опять срывается на крик, кажется, будто его волосы, которые и без того напоминают пламя, сейчас вспыхнут от ярости. Быстро злится и быстро отходит. — А, ну ладно, — голос из трубки немного помрачнел и сразу же скинулся. Вдох. Выдох. — Бесит этот урод, — тихо прорычал Чуя и уже быстрым шагом отправился к кабинету. Дальше все прошло без каких-либо приключений. Взяв все вещи из кабинета, тот спустился на нижний этаж. Завёл мотоцикл и отправился в магазин, при этом намочив одежду под дождём. Простояв в очереди около получаса, рыжий уже был готов на кражу крабов и презервативов, но слава, открыли вторую кассу. Вот, финишная прямая. По шлему неприятно бьют капли, мокрый плащ стал тяжелым, а промокшая до нитки рубашка липнет к телу. Противно, что аж передергивает. Уже поднимаясь по лестнице, с пачкой замороженных крабов в руке и презервативами в кармане плаща, Чуя ищет в карманах ключи от квартиры. Чек.Жвачка. Пачка гандонов. Чек. Скрепка? Что бы ей тут делать… Наконец, кусок металла оказывается в руке повелителя гравитации, и тот быстро расправляется с преградой в виде двери. Войдя в прихожую, он быстро снимает с себя перчатки, кидает их на комод, туда же летит и шляпа. Вскоре, лаковые туфли так же стояли в прихожей рядом с другой парой лаковых туфель, но явно не рыжего. — Ей, скумбрия, я дома, кстати, мне крабов варить или жарить? — кинул голубоглазый в пустоту, выходя из прихожей, — Э? Дазай, игнорить вздумал? — усмехнулся Чуя и побрел по квартире. На кухне пусто, лишь две кружки с недопитым кофе с утра. В спальне только не заправленная постель, от такого вида Накахара недовольно цокнул, ведь просил застелить! Остается уборная, ведь гостиная так же пуста. Постучав в нее, ответа не услышал. Дернул за ручку. — Эй, шоколадный зад, ты там утонул?! — недовольно фыркнул он. Молчание начало напрягать. Звенящая тишина давила и начинала оглушать. — Черт тебя дери, Дазай, я сейчас дверь выбью! — и снова молчание. На сердце начали драть кошки, что-то не так. От злости Чуя крепко стиснул зубы и скрипнул ими. Удар ногой в дверь, у той ломается замок и она со скрипом открывается. Кровь на полу и свисающая белая, словно снег, рука из ванны. Зрачки начинают бегать по виду, а в голове крутится только одно слово: «Нет». Ноги срываются с места и бегут к ванне, от чего шляпник подскальзывается на крови и падает на колени перед белоснежной с разводами крови ванной, рядом в крови валяется кухонных нож. Любимый, тот которым Чуя всегда использовал в готовке ужина, ведь он один готовит в этой квартире. Осаму, лежит в кровавой воде, глаза закрыты, а кожа бледная. Рука. На руке несколько огромных порезов ножа, вены вспухли от отсутствия крови и сильно выпирали. По щекам невольно потекли слезы, а лёгкие отказываются всасывать воздух. Накахара крепко сжал бортик ванной, до трещин и до порезов рук. — Нет… — тихо промямлил повелитель гравитации. За свою жизнь и службу в грязной организации, он привык видеть кровь. Но тут другое. Дорогой человек лежит мертвый. — Нет! — срывается крик с губ парня, с хрипотой, наполненный болью. Снова. Потерял то, что так дорого. — Осаму, ты дурак! — Чуя с силой ударяет по стенке, от чего по ней идут трещины. Рыжеволосый соскальзывает на окровавленный кафель, пачкая кисти рук, колени и локти. Слезы льются по щекам и носу, обида, злость, ненависть к себе. Если бы он послал все к черту и ушел бы с работы раньше. Если бы он не пошел бы в этот проклятый магазин. Если бы он не сказал о том, что надо на день рождение, что, конечно, была неправдой. От горя сердце разрывается, а бешеный его темп отбивает в голове похоронный марш. Чувство вины сжигает изнутри, а подсознание так и кричит гневом и яростью к себе. Он виноват, только он. Пальцы хватаются за окровавленные огненные пряди мёртвой хваткой, с хрустом вырывая некоторые из них. С губ искусанных в кровь, слетает крик, переходя в беззвучное хрипение и всхлипы. Садясь на колени, все еще смотря на руки от слез заплывшими глазами. Боль. Обида. Гнев. Печаль. Отчаяние. Безысходность. Дазай мог убить себя когда только захотел, но его словно держала какая-то маленькая ниточка, которая говорила, что есть смысл жить. Но видимо, руки в крови возлюбленного являются прямым доказательством того, что Чуя оборвал ту нить. Разрезал колким словом в трубку. Он убил Дазая. От осознания этой навязчивой мысли, которая билась об черепную коробку головы рыжего, вместе с мыслью: «У нас могло быть счастливое будущее, » — Накахара словно на автопилоте, хромая выполз по стеночке в гостиную. Дождь бьет в стекло. Раздражает. Кресло, стоящее ре далеко, подлетает в воздух и с силой разбивает тонкий прозрачный материал и выбивает оконную раму. Тяжелое дыхание. Лёгкие не хотят нормализовать дыхание, от чего в глазах темнеет, а пульс бешено бьет в такт сердцу. Чуя хмыкнул, увидя в разбитом стекле, слабый мираж шатена. Снова слезы, — а может? — слышится хрип и снова схлип, — у нас еще не все потеряно? — Мираж улыбается яркой улыбкой, словно, давая второй шанс и протягивает руку, — Слизняк, конечно, ничего не потеряно! Иди ко мне, — эта улыбка вызывает что-то тёплое внутри, от чего рыжий закусывает губу и всхлипывает. Слезы туманят и размывают образ, а ноги сами несутся к разбитому окну. Прыжок. Наступил на подоконник и снова прыжок в смертельные объятия над десятками метров. Порыв ветра освежает опухшее от слез лицо. Из-за туч солнце на секунду показывается, а теплая улыбка миража греет душу. Эти лучи стали последним, что увидел повелитель гравитации, даже не думая себя спасать способностью, а лишь отдает все на власть своей стихии. — С днем рождения, Чуя! — такой родной, громкий, приятный и бесячий голос кареглазого, с лёгкой издевкой и насмешкой, наверное, это лучшее что мог вспомнить Накахара, перед тем, как упасть в костлявые и холодные объятия матушки смерти.