Иногда умереть проще, чем жить.
Я очень хорошо помню свое первое платье. Светлая ткань, такая приятная, что хотелось ее трогать и трогать, тереться об нее щеками, наслаждаясь. Красивая синяя лента, от которой, как мне казалось, пахнет солнечным светом и счастьем. Очаровательные детские босоножки на невысоком каблучке. Это белое воздушное платье, ленточки, что должны были вплестись в мои рыжие волосы, крохотные босоножки… все это не подходило мне. Помню, как боялась прикоснуться к платью своими руками, испачканными в грязи, мне совершенно не хотелось испортить что-то настолько прекрасное, испачкать. Забавно, что именно благодаря этому платью Сара де Азуле пробудила мои воспоминания, ведь это было платье, в котором меня должны были похоронить. На это рассчитывала эта проклятая семья. Говорят, что Богини посылают нам только те испытания, которые мы способны вынести, но я была совершенно не готова к тому, что множество лет внезапно возродятся в моей памяти. Информация разрывала мой мозг, заставляла меня кричать и кататься по полу, ощущая, как мифический огонь облизывает тело, причиняя боль. Я лежала на каменном полу перед камином, смотря на огонь, и ощущала, как его сила собирается в моих глазах, а потом... — Фрейя, не стой столбом! Принеси мне самое лучшее платье! — скривив пухлые губки в презрительной усмешке, женщина с лицом ангела сверкнула голубыми, точно льдинки, глазами. — Господи, что за бесполезный ребенок! По десятибалльной шкале от 1 до 11, уровень моего раздражения будет 17,8 баллов. Это самый высокий уровень за все время моей работы на эту чертову семью. Не будь у меня обязанностей перед сестрой, я бы давно ушла. — Не это, лазурное! — топнула громко ногой женщина, садясь в массивное кресло и драматично прижимая ладонь к лицу. — Как же я устала от всех этих глупых горничных… «Чертова буржуйка», — пронеслось в голове, когда я послушно достала нужное платье. — Не то лазурное! Фрейя, у тебя проблемы с глазами, раскрой их уже! — Мне очень жаль, мадам… И так каждое утро, но к этому можно привыкнуть, пока знаешь, что муж этой несносной женщины платит и достаточно много, чтобы я могла накопить на свой собственный дом, в котором буду жить вместе с Амандой. Аманда. Этот ребенок достаточно настрадался, рано потеряла родителей, была вынуждена скитаться вместе со мной, работая, как взрослая. И за все время она ни разу не пожаловалась и не заплакала — тихое мужество маленького человечка. «Хочу защитить это, хочу защищать ее так долго, как только смогу», — устало вздохнув, я подала платье женщине, прикрывая глаза и думая о том, как там маленькая девочка, вынужденная оставаться одной в небольшой комнатке. В конце концов, это моя вина, что нам… некуда возвращаться. Это я убила всю ее семью.~ * * * ~
Для меня имена никогда не были важны, поэтому я их не запоминала. Собственное имя, что принадлежало мне в прошлой жизни, тоже было стерто из памяти. И я не видела в этом ничего плохого, ведь все остальное я помню так отчетливо, словно это происходит со мной прямо сейчас, так что я не удивляюсь, когда моя память воссоздает девичье лицо в отражении зеркала. Мое, но не мое теперешнее лицо. — Знаешь, говорят, что, когда ты забываешь имена, люди перестают иметь значение, — улыбается девушка в отражении, заставляя меня нахмуриться. Слова верные, но сказанные не тем человеком. Не мои. Чужие. Чужие. Но чьи?.. — Может, потому ты и не помнишь свое имя? Даже для себя ты не имеешь значения. — У меня есть тот, для кого имею, так что все в порядке, — отвечаю хриплым голосом самой себе, хотя прекрасно понимаю, что это всего лишь осколок воспоминания, еще и превращенный в кошмар. Эти слова когда-то давно задели меня, поэтому они сейчас и вспомнились, в последние дни было слишком много сожалений для меня одной. — Прошлое… — …не важно, однако ты цепляешься за него так отчаянно. — Потому что, забыв его, я забуду, кто я, а я пока не готова. И все же я отмечаю про себя эту иронию. Имя, данное мне при рождении — Фрейя, совсем, как богиня любви и войны. Неплохо для девушки, неспособной на любовь. «Любовь… какая глупость», — вздохнув и собрав рыжие волосы в невысокий хвост, я подхожу к кровати, осторожно поднимая хрупкое тело маленькой девочки. — Снова заснула на одеяле, — вздыхаю вновь, но уже скорее наигранно, ведь не ощущаю усталости от того, что нужно это делать каждый раз. Опустив Аманду на постель, я накрываю ее одеялом, широко улыбаясь, когда замечаю, как девочка открывает свои сверкающие глаза. — Сестренка?.. Ты уходишь? — Верно, малыш, мне нужно отойти, будь хорошей девочкой и засыпай, ладно? — А мне за это будет конфетка? — глаза Аманды алчно сверкают, и я, не выдержав, тихо смеюсь, целуя ее в лоб. — Перестань, я ведь уже взрослая! — Хм, а разве взрослые едят конфеты? — спрашиваю я. — Ну… наверное, не настолько взрослая, — неуверенно отвечает мне сестра, а после послушно кладет голову на подушку, закрывая глаза. — А ты оставишь свечку?.. — Не волнуйся, здесь нет призраков, — чмокнув напоследок девочку в макушку, хихикая, когда она после этого накрывается с головой, я покидаю маленькую комнатку. Я уже наловчилась покидать поместье среди ночи, так что проскользнуть мимо охранников, что совсем не выполняют свою работу, громко посапывая на своем месте, мне проще простого. Место, в которое я направлялась, называлось Ареной сражений. Именно благодаря этому месту мы с Амандой способны выжить и выглядеть, как обычные люди, а не уличные оборванцы, что не сводят концы с концами. Конечно, после Арены сражений мне приходилось надевать платья с длинными рукавами и высокими воротниками, чтобы скрыть следы от драк, но оно того стоило. Еще с прошлой жизни я знала, что деньги не зарабатываются просто так, поэтому я никогда не жаловалась на судьбу и не позволяла себе скулить. Есть время скулить — есть время зарабатывать, а жалость… что такое жалость, когда я могу видеть улыбающееся лицо сестренки, когда я протягиваю ей обычно яблоко?.. — О, он снова здесь, — остановившись, я бросила взгляд на высокого парня с искрящимися пронзительно-синими глазами. Длинные светло-розовые волосы, достигающие до шеи, сейчас трепал ветер, и я не удерживаюсь от хриплого смешка, потому что в прошлой жизни я и поверить не могла, что такой цвет волос может быть натуральным. Столкнувшись взглядом с парнем, я приветливо махнула рукой, в конце концов, не первый раз сталкиваемся. — А имя-то какое… Гил, интересно, от какого сокращено… — Думаю, от Гилсандра, — выдохнули мне прямо в шею горячий воздух, заставляя подскочить. — Чего пугаешься, Фрейя? — Не подкрадывайся, Дазай. — Я все время стоял здесь, ты просто ничего не замечаешь кроме себя, — фыркнул парень, указательным пальцем поправляя очки с такими толстыми линзами, что даже странно, что он что-то видит. — Зря ты пришла сегодня, здесь много магов, у таких, как мы, нет и шанса выиграть даже в первом раунде. Эх! — вздохнув удрученно, парень пнул носком ботинка камешек, а после запустил пальцы в темные волосы. — Ну, мы ведь и не бойцы, мы актеры, — ответила я, осматривая множество людей, что расположились мелкими группами вокруг своеобразной арены. — Ты уже успел провести анализ? — Да. Самый опасный здесь… этот парень, — указав рукой на Гила, Дазай слегка поджал губы. — Он — Святой рыцарь. — Плохо… Святые рыцари были сильнейшими воинами Британии, считались героями и защитниками королевства, однако на деле… шайка гиен, вот они кто. Злоупотребляющие своей властью, способные ранить обычного человека и пожертвовать им в бою, хотя этого можно избежать, они были не лучше демонов, о которых я знала из своей прошлой жизни. И Святые рыцари опасны, ведь лишь один из них обладал силой, сравнимой с армией, и это без магической способности, которыми обладали все они. Сейчас связываться со Святыми рыцарями, а тем более привлекать к себе внимание не нужно, поэтому… «Сестренка никогда не проиграет, я-то знаю!» — голос Аманды, зазвучавший в голове, заставил напрячься, стиснув зубы. Дазай расценил это по-своему. — Если он попадется тебе в жеребьевке — сдайся. — Сама знаю, — пробурчала тихо. — Святые рыцари ведь довольно много получают, почему он здесь? — вздохнула я. — Жадность, — развел руками брюнет, а после слегка нахмурился. — Возможно, что он, подобно зверю, ищет себе противника по силе, а, может, желает отработать новое заклинание, здесь ведь не запрещена магия. Вздохнув, я прикрываю глаза, слыша, как начинаются сражения. Мое имя звучит следующим и все, что я могу, это цепляться за жизнь. Это получается у меня лучше всего.~ * * * ~
В трактире пахло спиртным, дешевыми духами и табачным дымом. По сцене, исцарапанной ногами актеров и танцоров, выступающих на ней, Аманда с грацией и проворностью эльфа танцевала, маленькими ножками отбивая веселый и бодрый ритм. Глядя на улыбчивое и раскрасневшееся личико, покрытое капельками пота, хотелось броситься следом в пляс. Мне нравится видеть Аманду такой счастливой и веселой, хотя я и понимала, что больше всего Аманде нравится играть на инструментах, а не увлекать в чарующие миры своими актерскими способностями, которые у нее, несомненно, есть. — У нее есть дар, спрячь ее от Дезире, пока она не решилась взять Аманду на свое попечение, — усмехнулся Дазай, опершийся на швабру. Сейчас на парне не было очков, а густая челка была с помощью ободка убрана назад и забавным хохолком венчала его голову. — Аманда не будет против, ей нравится одобрение других, — ответила я, сильнее цепляясь за свою швабру, продолжая тереть пол. — Кроме того Аманда принадлежит нашей гильдии актеров, так что рано или поздно она поднимется на сцену и завоюет ее, а лучше Дезире никто не сможет научить ее гордо стоять на этом поле сражений. — Зная, каким тренировкам подвергнет моя сестра Аманду, ты готова это позволить? — в голосе парня было слишком много недоверия и насмешки, которая заставила меня ударить его в плечо. Вернее попытаться. Юркий парень с грацией опытного танцора увернулся, склоняя голову, словно в поклоне. — Театр — это самая жестокая школа жизни, через которую прошли все мы, но… — Сестренка, потанцуй со мной! — Аманда, подпрыгнув бойко на сцене, радостно помахала рукой, заставляя меня усмехнуться, передавая швабру парню. «…но ей и так пришлось пройти через слишком многое, и я не в силах остановить это». — И как тебе можно отказать? — спросила я, поднимаясь по ступенькам на сцену, наблюдая за Дазаем, что сел за инструмент, пальцами нежно потрогав струны. Он касался музыкального инструмента с благоговением, с которым влюбленный мужчина касается любимой женщины. И дерзкому мальчишке хватило наглости посмотреть на меня насмешливо, подмигивая своими черными глазами. Расслабив плечи, я замерла в центре сцены, пока не услышала первые звуки музыки. Я любила танцевать, сколько себя помнила, это было такое удивительное ощущение свободы. Волосы прыгали по плечам, редкие пряди бились об лицо, пока я двигалась под энергичную музыку, слыша, как нежные звуки разбавляют громкие удары каблуков по полу. Шаг, удар, шаг, удар, прыжок, взмах руками. Прыгая все выше и выше над сценой, словно за спиной распахнулись огромные крылья, способные унести меня куда угодно, я тут же откликнулась на смену темпа музыки, разворачиваясь и бросая взгляд из-под ресниц на Дазая. «Он изменился, не откликнуться будет невежливо», — подумала я, закрывая глаза и позволяя чему-то в груди распахнуться, словно кто-то раскрыл все мои ребра, показывая всю меня. Это было не физическое ощущение, а духовное. Это было настоящее единение с музыкой и… собой. Точно, я сейчас ощущала себя собой. Я дышала полной грудью, я жила на сцене, а не играла. — Сестренка, не честно! — голос Аманды врывается в сознание, и я усмехаясь, подхватывая детскую ручку, показывая ей движения ногами, наблюдая за тем, как малышка старательно повторяет их. На ее лице такое очаровательное выражение сосредоточенности, что я, не выдержав, смеюсь. — Ну, сестренка! — Не думай, просто танцуй, — улыбнулась я, кивнув Дазаю, когда музыка вновь стала легкой и чарующей. Мелодия заполнила тесное помещение, отталкивалась от стен и словно закручивалась в воздухе, набирая силу. Мы еще долго вот так вот танцуем, нарушая звуки музыки своим смехом и стуком каблуков, пока не раздаются громкие хлопки и покашливания. — Дезире! — Дазай, не убирая руки со струн, улыбнулся сестре, хотя та выглядела крайне недовольно. — Если у вас есть время на танцы, может, найдется время и на уборку? Я лишь вздохнула, Дезире всегда была строгой, хотя сейчас я ее понимала. Если бы мое заведение было на грани краха, я бы просто… была в отчаянье, думаю, и следила бы за каждым работником. — А мы отмыли, отмыли, — тут же поспешно начал Дазай, показывая на швабры, а после и на пол. — Просто Аманда и Фрейя начали танцевать, а я поддался всеобщему настрою, ты ведь знаешь, как эти малявки могут заражать своим энтузиазмом. Я был бессилен, — тут же развел руками, брюнет, заставляя меня фыркнуть. — Я младше тебя на год. — Целый год, сущий ребенок, — шепнул он сестре так, чтобы она услышала, и я заметила, как уголки ее губ дрогнули в улыбке, а взгляд смягчился. Дезире и Дазай были близнецами и бежали из крохотной деревеньки, где таким, как они, не было места. У двух маленьких детей были лишь они, такие похожие друг на друга и такие непохожие на других, у них было множество проблем в общении с окружающими. Я бы даже сказала, что они и вовсе не были способны на общение. С Дазаем было намного проще, он был младшим и был непоседливым и очень улыбчивым, а еще любил сестру так, как ни один брат не любил бы. Дезире была серьезной и недоверчивой, она подвергала сомнению любые слова, сказанные ей. Холодная, словно лед, мне казалось, что она не способна была на эмоции, но однажды я увидела Дезире на сцене, и все сразу стало ясным, точно день. Девочка, которая, как мне казалось, не способна на любовь, танцевала на сцене так, словно танец — ее жизнь и она умрет, если остановится. Ее одержимость сценой пугала, а от ее танца было невозможно отвести взгляда. И ее брат, играющий для нее чарующую мелодию, пронзал сердца слушателей и делал ее танец совершенством. И я счастлива, что у меня была возможность выступать с ней на одной сцене и чувствовать все те эмоции, что она испытывает, но тщательно прячет, потому что считает их слабостью. Против воли взгляд скользнул к трости, на которую опиралась Дезире, и я поджала губы, отворачиваясь. — Фрейя, твои движения, несомненно, красивы, но ты слишком медлительна, — голос девушки заставил меня слегка удивленно вскинуть брови, посмотрев на нее. Приободряет. Так глупо, ведь это… я должны сейчас делать. — Непростительно быть такой нерасторопной на сцене, возьми себя в руки. — По-моему, сестренка была очень хороша, — улыбнулась Аманда, тут же цепляясь за мои ноги, смущенно пряча лицо в складках пышной юбки. Аманде Дезире очень нравилась, и она считала ее феей, что отстегивает свои крылышки и прячет, чтобы походить на людей. — Малышка, если бы ты видела меня на сцене этого трактира еще лет пять назад, ты бы поняла, о чем я говорю, — несколько мечтательно и одновременно с тем задумчиво произнесла девушка. Я слегка прижала к себе Аманду, наблюдая за тем, как Дазай нежно берет сестру под руку, сажая на стул, на котором совсем недавно сидел сам. Каждый раз, когда вижу его полный нежности взгляд, бережные прикосновения к ней — мне кажется, словно я вижу что-то интимное, настолько личное, что это больше никто не должен видеть… Откашлявшись, привлекая к себе внимание, я слегка погладила сестренку по плечу, показывая на лестницу, ведущую на второй этаж. — Дезире, то, о чем мы говорили пару дней назад, — начала я, но… так и не смогла продолжить. — Я знаю, о чем ты. Я подумаю. — Спасибо. Вздох облегчение против воли срывается с губ, и я ощущаю, как меня обнимают крепкие руки. Так тепло и спокойно на душе.~ * * * ~
По ночам мне часто снится прошлое и лица людей, которых нет в живых, но которые, точно живые, говорят со мной. Часто во снах своих я вижу Сару де Азуле со своим мужем Артуром, что обнимаются, прижимаясь друг к другу так, точно мерзнут, хотя при жизни ни разу не сказали друг другу теплого слова. Иногда они разговаривают со мной, но чаще громко пронзительно кричат, спрашивая, куда я дела их дочь. Иногда по ночам я оказываюсь в поместье, где не было ничего моего, хотя я была дочерью владельца этого места. Иногда я вижу младенца в колыбели, маленькую Аманду, что булькает улыбчивым ртом и доверчиво тянет ручки к каждому, кто подходит к колыбельке. Аманда точно маленький щенок, тыкающийся носом во все руки, что встречаются на пути, в поисках того, кто полюбит ее. А иногда я вижу свои руки, что горят. Но я знаю, что на самом деле горят не только руки, горю вся я. Ярость поднимает внутри меня свою уродливую голову, и я поддаюсь ей с такой легкостью, что пугаюсь даже сама. И, когда я поддаюсь, я ощущаю, как ласково огонь облизывает мои ступни и ладони, как вспыхивают старинные портреты на стенах, как сгорает мебель и все, мимо чего я прохожу. Я пылаю точно факел. Я горю праведным гневом и люди застывают в ужасе, видя меня, и лишь маленькая девочка, которую я держу на руках, улыбается мне так радостно и довольно, прижимается ко мне, как к родной сестре, хотя в глазах ее отражается пламя, которым я горю. — Ты будешь самым любимым ребенком на свете. Я буду любить тебя, как родную, — шепчу я, обнимая крепко малышку. Щиколотки щекочет трава, по которой я ступаю, а за спиной догорает поместье с людьми, запертыми в нем. Я сжигаю дотла и их, и их отвратительные мысли, огонь пожирает все их грехи. — Нет, малышка, ты и есть мне родная, моя младшая сестренка Аманда, — целуя девочку в лоб, я скрываюсь во тьме леса, но мне не страшно. Огонь, горящий внутри, освящает все вокруг. Иногда во сне я вижу разрушенный дом с уцелевшим разве что первым этажом, что забит книгами, но в котором есть стол, за которым сидят двое детей-воронов, что похожи так, словно являются отражениями друг друга. Дети-вороны видят огонь, которым я пылаю, но они пылают точно так же, только их огонь подобен льду. Иногда во сне я снова проживаю те счастливые моменты, в которые я чувствую себя так, точно у меня есть семья. Двое темных детей, я да малютка Аманда, а еще вечные споры, кто в этот раз меняет пеленки и успокаивает ее, хотя по итогу делаем все это вместе. Иногда во сне я вместе с детьми-воронами выхожу на охоту, мы ловим зайцев, собираем ягоды и грибы, а еще танцуем под полной луной. А еще мне часто снится один очень старый дом и улыбчивый человек, живущий в нем. Он стар, но настолько добр, что кажется самим воплощением доброты, ведь он приглашает нас жить с ним, кормит, а еще учит. Старый актер, прикованный к креслу, бывает строг, когда обучает своему ремеслу, но все еще невыносимо добр. — Вы удивительно талантливы, — улыбается он, но я замечаю грусть в его взгляде. Сперва жизнь калечит самых талантливых, выжигая их изнутри. Иногда мне снятся тысячи похожих комнат, в которых я живу с сестренкой. Иногда мне снятся по-настоящему жестокие и пугающие вещи, происходящие со мной. Кровь, вытекающая из ран, полученных на Арене сражений за деньги, на которые мы сможем жить. Иногда мне снятся люди, которых я любила и которых больше нет. Иногда мне снятся дети-вороны, держащиеся за руки и убегающие от меня прочь по полю, полному цветов, и мне так хочется бежать следом за ними, но… — Тебе рано, Фрейя, — смеется парень, оборачиваясь на меня и останавливаясь. Он придерживает сестренку и целует ее в лоб, а девушка щурит свои глаза, подставляя ему свое личико. А после смотрит на меня и улыбка ее ярче солнца. «Боже, как же давно я ее не видела, как же давно!..» — думаю я, стараясь запомнить каждую черточку их улыбчивых лиц. — Точно, Фрейя, если тебя не станет, то кто позаботится об Аманде, — поучительно произносит девушка, обнимая юношу за пояс своими тонкими руками. — И что же мне делать? — шепчу в отчаянье я, переступая с ноги на ногу, но не пытаясь больше приблизиться к ним. — Живи, — одновременно произносят они, распадаясь на лепестки. И после этого сна я обычно просыпаюсь с глазами, наполненными слезами, потому что чувствую, что потеряла что-то на самом деле очень важное. А ведь я всего лишь хотела, чтобы все они были счастливы, и к чему же все это привело?.. «К тому, что все они мертвы», любезно подсказывает змеиный голос где-то внутри. Верно, они все мертвы. Но я все еще жива и здесь. И Аманда здесь. Поэтому я неловко поворачиваюсь к девочке, спящей рядом, обнимаю ее и целую в лоб, держа ее в своих руках так, словно она самое ценное, что есть у меня на свете, а еще тихо обещаю самой себе, что мы еще повоюем за лучшую жизнь...