***
— Что это? Что это, я тебя спрашиваю?! — Король швырнул в служанку чашей. Та дёрнулась, когда вино попало ей в глаза. Но не двигалась. Пока он не прикажет ей уйти она не шевельнётся. Это ужасно скучно. Послушные куклы, боящиеся его гнева… — Повелитель, велите казнить недостойную женщину принёсшую вам этот отвратительный напиток! — испуганно пропищала служанка, падая перед ним на колени. Король усмехнулся. — Я ведь могу отдать приказ и тебя казнят. Твоя голова будет висеть на шесте или гнить в коробке, а по твоему телу я буду ходить, как по ковру. Что ты скажешь на это, женщина, ммм? — Король усмехнулся. Старый шрам на лице обожгло болью. След от нападения заговорщиков, желавших его смерти. Он так и не смог найти виновных, приказал отрубить головы всем. Пришлось набрать новую прислугу. И наложниц казнил. Никогда не прикасался к ним, считал отвратительными. Его, к греху сказать, вообще не тянуло к женщинам. И жена его, Королева, знала об этом. Поэтому у них и не было детей. Король уверен, что это очень удобно для заговорщиков. Убить его из-за отсутствия наследников. Не дождётесь… Вино с косточкой. Такая мелочь, казалось бы. Но если он будет неосторожен, он задохнётся. Этого и добиваются заговорщики, он уверен. Эти крысы, свиные морды, жаждущие получить хотя бы кусок его власти. Они думают, что он глупец и не понимает, чего они все хотят. — Как прикажет мой повелитель! — Сгинь, женщина. Не хочу больше ничего слышать. Сгинь, я сказал! Служанка почти убежала, не переставая почтительно кланяться. Король встал с трона, чтобы размять ноги. Расхаживает по величественному залу. Как же он устал от всего этого… От советников, на каждого по одному хитроумному заговору, жены, вечно холодной и неприступной, наложниц, бьющиеся за его внимание, и послушных кукол. Король… Что это за титул? Красивая приписка. Король всего лишь лицо. Он ничего не решает. А так хочется уйти отсюда… Уйти из этого чёртового места, из этой клетки, тюрьмы, темницы. Она сводит его с ума. Раньше ведь он совсем не таким был. Был добр и мягок со всеми. Но эти стены… Эти стены давят. Он здесь как в цепях. Хочется взлететь птицей, на свободу, прочь из клетки. — Найди человека, на меня похожего, и приведи сюда, — отдал он приказал главному советнику, единственному человеку, которому он мог хоть немного довериться. — Повелитель?.. — ошарашенно переспросил советник. Король цыкнул. — Ты разве не слышал, что я сказал? Живо выполняй приказ!***
— Сколько тебе лет? — Двадцать три, господин. — Двадцать три… — задумчиво протянул Король. — Это на четыре года меньше, чем мне. Парень, внешне очень похожий на Короля, единственное различие заключалось в отсутствие шрама и чёрных коротких волосах, вздрогнул, будто его собирались ударить, и весь сжался. Король ободряюще потрепал его по щеке, как щенка. Парень испугался ещё больше, как от пощёчины, и сделал шаг назад, но советник ударил его по спине и он опустил голову, похожий на тех кукол, что ходили по дворцу и выполняли все прихоти Короля. — Ммм, можно даже подумать, что мы с тобой близнецы. — Что мне нужно делать, господин? Вы послали за мной… — Ты станешь мной. — Господин, помилуйте… — в ужасе проговорил парень, не смея однако поднять головы. Король заметил синяки на его бледной коже и красные пятна на шее и ключицах. Он почувствовал жалость к парню. Советник молча жевал губы. Он знал о планах Короля и не сказать, что одобрял их. Но когда Короля интересовало его мнение? Лет шесть назад точно. — А как же вы, господин.? — Вернусь к истокам. В этой каменной тюрьме легко забыть, что все люди вышли из земли. Возьму немного денег и хорошую одежду. Срежу волосы и, ммм, перекрашусь… — начал рассуждать Король, расхаживая по залу, не обращая внимание на вмиг побледневшего советника. — А ещё возьму шляпу, шрам слишком заметен. — А что делать мне, господин? — Ммм… Слушай советника, делай, что он говорит, не обижай жену и наложниц. Они не виноваты, что из меня никудышный мужчина, — Король коротко усмехнулся. — Господин.? — парень опустил голос до боязливого шёпота. Советник прокашлялся в кулак, отвернувшись. Король снова усмехнулся, с презрением и насмешкой, под которой, впрочем, легко можно было различить грусть и тоску. — То и хочу сказать. Где вы его нашли? — У кисэн, — мигом перестав кашлять, ответил советник. Парень снова вздрогнул. — В твоём окружении, я уверен, ходят слухи, что правителю больше нравится, когда его дерут, чем он. — Господин… — кончики ушей и щёки парня налились краской, делая его похожим на девочку. Наивный юнец. Король обнажил верхний ряд зубов, подняв край рта. — Избавь меня от своих пустых слов. Отмойте его и отдайте мои вещи. Никто, — Король сделал особенное, жёсткое ударение на этом слове, словно отдавая очередной приказ, — не должен узнать, что он подмена. — Слушаюсь, Ваше Величество, — советник низко поклонился, и взял смутившегося парня за локоть с таким выражением, будто прикоснулся к трупу крысы, и потянул в сторону выхода. Король поднял два пальца вверх, знак того, что он хочет отдать ещё одно распоряжение, вспомнив кое о чём. — И ещё. — Да, Ваше Величество? — Нанесите ему такой же шрам, как, ммм, у меня. — Но, позвольте… — ошарашенно произнёс советник. Теперь побледнел парень. Королю снова стало жаль его. Он как ребёнок, невинный и кроткий. Такой будет делать всё, что ему скажут. Вероятно, что эта невинность и подкупала тех, кто приходил к кисэн. Король не помнил, оказывают ли услуги парни-кисэн. — Не позволю! — рявкнул Король, уже вернувшийся на своё седалище, так извратившего его, ударив кулаком по подлокотнику трона. Парень уставился в пол, советник нервно дёрнул плечом. Сколько лет служит Королю, а всё никак не привыкнет. — Пока шрам достаточно не затянется, говорите, что король болен. Всё ясно? — Да, Ваше Величество. Парень так и не сказал ничего против. Послушной собачонкой (или тем же глупым котёнком, которого тянут за хвост жестокие дети) последовал за советником молчаливой тенью. Похоже он уже смирился с участью шута на троне в этом спектакле одного актёра. Тем лучше.***
— Я родился рабом, а теперь я король… — «Король» ухмыляется, чуть не полностью опустошив чашу с бокбунджа, малиновым вином. Ухмылка другая совсем, злобная более, чем насмешливая, как у настоящего Короля. У советника появилось неприятное ощущение грядущих бед. Он вытер пот со лба платком, нервно облизав губы. Ему не нравился этот шут-кисэн, шлюха мужского пола, актёр на благородном троне династии. И очень скучал по Королю. — Был овцой, а теперь тигр. Мне нравятся эти перемены. — Не забывай место своё, — холодно напомнил советник, пряча ладони в рукава широкого одеяния. — Ты всего лишь подмена истинного короля. — Да-да, я помню, — «Король» раздражённо махнул рукой, словно отгоняя навязчивую муху. Советник оскорбился такому непочтительному отношению к себе, но промолчал — Бейте громче, бейте сильнее, ещё громче, идёт ваш король! — он расхохотался фальшивым смехом и вино из чаши, задетое рукой с золотыми перстнями, пролилось на дорогую одежду, делая её из нефритово-зелёной тёмно-красной, под цвет шрама. У дракона на его одеянии пальца всего четыре. Поймут только те, кто принимал участие в подмене. Остальные же только чешут в затылке и разводят руками. — Это называется дечита, верно? — Да. — Пусть это играют на завтрашней казни. — Казни?.. — Да. Я казню всех, кто издевался надо мной. А их головы складывайте в коробки. Не хороните их. Я хочу ходить по их телам. «Совсем как старый Король», — думает советник и тут же одёргивает себя. — «Не старый, а истинный Король! Это всего лишь подмена. Хорошо одетая подмена», — советника напугали эти изменческие мысли.***
Первым был Намджун. Он всегда оказывался там, где бывший король торговал. Ничего не покупал, только смотрел. Пристально, изучающе. Глазами своими драконьими, тёмными, чёрными почти. Дикий тогда ещё бывший король не сразу спросил, грубо, командирским тоном, как привык, чего он хочет. А Ким Намджун ответил просто: — Любуюсь. На что конкретно он любуется бывший король спрашивать не стал. Какое ему дело? Но тогда он почувствовал неуловимую симпатию к этому странному парню и даже улыбнулся ему. Искренне. Первый раз за шесть лет. Ким Намджун улыбнулся в ответ, широкой, доброй и бесконечно тёплой улыбкой. Через какое-то время, после робких прикосновений и взглядов украдкой, долгих попыток заговорить и найти общие интересы, Намджун всё же решился. Неуловимым для бывшего короля движением оказался у него за спиной. Осторожно, но в тоже время решительно, прижал к себе, словно защищая от всего враждебного мира. — Как тебе такое, величество? — хриплым низким шёпотом на ухо. «Он знает», — с ужасом подумал бывший король. — «Он знает, что я настоящий». — Я давно наблюдаю за тобой, величество. — И… Как давно, ммм? — в его голосе ещё можно услышать осколки прежнего себя. Бывший король чувствует, как сердце бьётся где-то в горле, кажется, вот-вот его исторгнет наружу. — Очень, — выдохнул Ким Намджун и поцеловал. И Король разбился, как глиняная кукла, которую капризный ребёнок в приступе ярости швырнул на пол. Из этих осколков поднялся Мин Юнги, простой парень и совсем не король. Мин Юнги воском плавится от прикосновений горячих (у жены, Королевы, всегда холодные, а у наложниц неприятно-влажные) рук. А когда Намджун положил ладонь ему на пах, Мин Юнги боль-ше-не-Ко-роль стонет, как какая-нибудь шлюха. Очень хотелось так, грубо, без предисловий и заигрываний. Сразу. Такого ему не могли дать ни жена, ни многочисленные наложницы. И никто не дал бы, если бы один парень с драконьими глазами и широкой улыбкой. Засыпал тогда Мин Юнги в объятиях тёплых рук и чувствовал себя абсолютно счастливым, каким никогда не был за свою короткую, в общем-то, жизнь. Первая доска через пропасть на путь к полному освобождению от дворцовых оков была положена. Потом появился Ким Сокджин (ещё без бороды). Мягкий, с бесконечно красивой улыбкой и громким смехом, который заражал окружающих своей радостью. Сокджина всегда оценивали по внешности, а Юнги по смеху. Его жена, Королева, холодная и безразличная, никогда не смеялась. А наложницы, как и все шлюхи, делали это так фальшиво-нелепо, что хотелось приказать им заткнуться. Но у Ким Сокджина чудесный смех. Самый лучший на свете. После него не так всё болит. Он мягок и осторожен. Это отличает его от Намджуна, воплощения огня в человеческом обличии. Вторая доска через пропасть на путь к полному освобождению от дворцовых оков…***
— Люблю свободу. Мин Юнги потянулся, выгибаясь как кошка. Вот уже почти год Мин Юнги обычный парень. Он ходит в соломенной шляпе, чтобы не было видно шрама, продает изделия из бамбука и живёт у двух замечательных людей. Любит их больше жизни. Но меньше, чем свободу. Ким Намджун высокий, мускулистый, работает в поле, оттого кожа загорелая. Он постоянно улыбается и что-нибудь ломает. Юнги это кажется забавным и он называет его неуклюжей пандой. Сокджин умеет готовить и единственный, кто держит их небольшой дом в порядке. У него растёт борода и усы и эта щетина приятно колется. Он уже носит хвост, как Намджун, он взрослый мужчина, самый старший из них, но иногда в шутку дерётся с каким-то мальчишкой на рынке. У Юнги потрёпанная одежда и чёрные волосы, которые нипочём не собрать в хвост, и постоянно падающая на глаза чёлка. У Юнги нет длинных серёг и неудобных одежд. Мин Юнги не король. Он простой парень, которого любят и который любит. Останься он Королём, было бы у него всё это? На вряд-ли. Королева холодна и безразлична, она наверняка ненавидит его. Наверное нынешний «Король» её совсем не щадит. Слухи такие ходят. А ещё говорят, что «Король» снова обезумел. Казнит, мол, любого, кто покажется ему подозрительным. — Никаких царских одежек. Никаких высоких каменных стен. Свобода… — Для кого как, — возразил Намджун. — Что ты хочешь этим сказать? — нахмурился Юнги. — Приказ подписали. Теперь с каждого рабочего тройной налог. Его величество промотал деньги на кольца и дорогие одежды, и казна стоит пустой. Коль не заплатишь назначенную цену, только в рабство продаваться. Свободны здесь только вы двое, — Намджун ткнул пальцем в Юнги и Сокджина, — а мне пахать придётся как проклятому. — Новый король ещё хуже предыдущего, — заметил Сокджин. У Юнги дёрнулся глаз. Намджун успокаивающее погладил его по спине. — Мой хороший знакомый работает маннани в королевском дворце, говорит, что король чуть ли не каждый день устраивает казнь. Уже головы некуда складывать. Как фонарики висят окровавленные мешки, а король только и делает, что ходит по спинам трупов и смеётся. Про шрам ты уже знаешь. Мин Юнги потрогал свой шрам, старый, почти одного цвета с кожей, оранжевый скорее, чем красный, как у нынешнего короля, его клона. У нового короля он заметный, яркий, бросающийся в глаза. Может даже показаться, что «Король» плачет. Шрам старого короля очень болел, когда он наказывал людей. Интересно, у нового короля он тоже болит или он настолько закостенел в боли внутренней, что не обращает внимания на боль внешнюю? — Грядёт переворот, — мрачно заметил Намджун, не переставая поглаживать Юнги по спине. — Прольётся много крови. Скорее среди наших, чем ваших. — Что значит «ваших»? Я больше не с ними! Я теперь живу как простой человек! — А королевский тон остался, — произнёс Сокджин. Мин Юнги устыдился своей вспышки и опустил голову в раскаянии. В сущности своей, прав Ким Намджун, ох как прав, чертяка умный. Надо думать, надо думать… Что предпринять? Как избавить их, его, маленькую страну от рек из крови?***
«Король» чувствовал власть в своих руках. И ему нравилось это чувство. Оно развращало его, делало монстром, но ведь он сам выбрал этот путь, верно? Он мог, как собачонка, последовать совету бывшего короля и быть куклой на троне, какой был тот под конец своего правления. Но он выбрал иной путь. Путь мести, крови и разврата. Мести своим клиентам у кисэн. Кровь всем неугодным. И придавание разврату и плотским утехам, как давно хотел. Королева, холодная кукла, потрескалась от первой ночи с ним. — Я сделаю тебе ребёнка, госпожа моя… — шёпотом на ухо дрожащей от сдерживаемых рыданий женщине. Сжимает её тонкое бледное запястье в своей руке. — Если ты посмеешь пойти против меня, я отдам тебя на растерзание солдатам. Но ты же не предашь меня, госпожа моя? — вытирает подушечкой большого пальца слёзы, тонкими линиями струящиеся по щекам. Королева, с остатками прежнего достоинства, кивает. В её глазах нет ни следа прежнего холода. Только ненависть и страх. Он сломал её. И ему нравится вид этой сломанной потрескавшейся куклы. Он всегда мечтал о дорогих вещах, золотых кольцах и большом доме. Теперь это всё у него есть. Но ему мало. Он хочет ещё. БОЛЬШЕ. ЕЩЁ БОЛЬШЕ. Ненасытный шут на троне. Он не знает, какой демон сидит внутри него, под кожей, зарывшись в тёплое мясо и органы, но ему это чертовски нравится. Он грешник, покорный раб, овца в стаде других овец, ставшая тигром, господом богом для черни, Королём.Да, ммм, родился рабом, но теперь я — король Тигр и берсерк, все говорят обо мне Был рождён в канаве, Но теперь я дракон. Вот как я живу Прости, не волнуйся, Мне есть что терять Заключил прошлое в ящике с рисом. Открыл охоту на то, Что принадлежит мне! Кто король? Кто здесь босс? Вам всем известно моё имя Хватит поливать меня дерьмом, Иначе я снесу вам головы. ГРОМЧЕ, ГРОМЧЕ, БЕЙ СИЛЬНЕЕ, ЕЩЁ ГРОМЧЕ!
— Ваше величество! Был пойман заговорщик! — Кто этот наглец, что посмел идти против меня? — Назвался Шугой. — Господи… — «Король» выронил чашу с вином. То потекло кровью по деревянному полу. «Правосудие придёт за тобой. Истинный король вернётся», — так сказал тот хитрец, главный советник, прежде чем маннани отрубил ему голову, как и всем прочим крысам. Пришёл всё же… — Где он сейчас? — В темнице. Прикажете позвать маннани? — Да, идиот! — крикнул в ярости «Король». Потом задумался. Казнить истинного короля, наследника династии, средь белого дня? Перед ликом богов? Чтобы получить молнию в спину? Не-е-ет. Лучше сделать это ночью, когда боги спят и на улицу выходят демоны, жадные до крови. — Нет, я передумал. Ночью. Пусть казнь случится ночью. Скажите это Банхёку. — Простите, господин, но Банхёк слёг с расстройством желудка. — Да мне плевать! Найдите хоть кого-нибудь, кто может удержать в руках клинок!У страха глаза велики…
— Я пришёл за тобой, Агуст Ди, — Шуга ничего не видел через плотную ткань повязки, и взамен обострились все другие чувства. Его кожа говорила, что сейчас ночь, его нос улавливал запахи костра, а уши слышали шаги. — Мести в человеческом воплощении. — Я здесь говорю! — Ммм, неужели? Когда тебя привели ко мне, ты был пугливым парнем-кисэн, боявшимся поднять на меня глаза. Когда же у тебя голос прорезался, ммм? — Заткнисьзаткнисьзаткнись. — Ты не можешь приказывать мне, — Шуга усмехнулся. — В тебе нет королевской крови. Давай же, казни меня. Убей, как всех тех невиновных людей. Или ты боишься, что народ отомстит за своего истинного правителя, ммм? — ЗАМОЛЧИ! — заорал пронзительно, как журавль, которому оторвали крыло, самозванец. Шуге это показалось очень смешным и он рассмеялся. Голова дёргалась, как у больного. Нет… Он не больной. Он излечился. Демоны разврата вышли из его тела, их изгнали два ангела-спасителя, благословение богов. А «Король» болен. Глубоко и серьёзно. Демоны разъели его душу и плоть до костей. Шуга не видит, он чувствует, знает. — Повелитель, приказывайте! — Казни его… — охрипшим от криков голосом устало приказал «Король». Он, должно быть, отвернулся, иначе бы заметил тонкую улыбку на губах Шуги. «Король» приказал вовсе не королевскому маннани, а бэкчану, мяснику из северных краёв, под личиной палача. Храните боги Сокджина и того мальчишку с рынка, если бы не они…ГРОМЧЕ, ГРОМЧЕ, БЕЙ СИЛЬНЕЕ, ЕЩЁ ГРОМЧЕ! ГРОМЧЕ, ГРОМЧЕ, БЕЙ СИЛЬНЕЕ, ЕЩЁ ГРОМЧЕ! ГРОМЧЕ, ГРОМЧЕ, БЕЙ СИЛЬНЕЕ, ЕЩЁ ГРОМЧЕ! ГРОМЧЕ, ГРОМЧЕ, БЕЙ СИЛЬНЕЕ, ЕЩЁ ГРОМЧЕ!
— Прощай, Агуст Ди.Выстрел
Фигура в нефритовых с золотом шелках упала с дырой от пули в груди. Выстрел пришёлся в самое сердце. Шуга закрыл глаза трупу, сидя на коленях. «Прости меня. Прости, что извратил твою душу. Покойся с миром». — Нужно сделать объявление по всей стране. Все должны знать, что… — он ненадолго замялся. — Король вернулся. — Слушаюсь, мой повелитель.