Подпольщики

Маркус не знает, зачем ввязался в эту войну. Все равно выиграть ее невозможно. Маркус не идиот. А даже если б и был — что это могло изменить? Всем известно, на что способен Волан-де-Морт, какой силой он обладает, каким огромным могуществом, и нет во всем мире ни одного волшебника, способного с ним управиться, что бы там ни говорили про Избранного. Маркус думает, что это понимает и Оливер — просто не может не понимать, хоть и рвется отчаянно в бой, едва оправившись от очередного проклятья, полученного от сторонников Лорда, едва поднявшись с постели, едва отдалившись от бездны, в которую чуть не свалился. Маркус угрюмо качает головой, наблюдая за его ухищрениями, и ругается так, что ребята-подпольщики, с которыми они скрываются в чьем-то заброшенном доме, начинают возмущенно шикать. Маркусу плевать — пусть хоть проклянут его, пусть покроют матом в ответ, он ненавидит всю эту партизанщину, ненавидит каждого гриффиндорца, когтевранца и пуффендуйца в этом дурацком доме, ненавидит даже Оливера, который упорно ищет приключений на свою задницу. Маркус говорит, что Оливер идиот. Ругается матом, точно барыга из Лютного переулка, и пытается нанести удар, но промахивается и сносит к чертям старинную вазу, оставшуюся от прошлых хозяев. Нахрена здесь нужны эти вазы? В глубине души Маркус понимает, что вазы, как и картины с изображениями всевозможных волшебных существ, и посуду из кухонного буфета, и пыльные бутылки огневиски из кладовой — все это прежние владельцы попросту не успели забрать, спеша скрыться от преследования Лордом и Пожирателями. Удалось ли им добраться до безопасного места? Вернутся ли они когда-нибудь в этот дом? А впрочем, какая разница? Оливер хмурится, но не говорит ничего — к чему слова, если он давно уже все сказал? Маркус помнит каждую из его речей — Вуд хочет помочь, Вуд хочет спасти многострадальный Хогвартс и всех, кто там находится, Вуд хочет выиграть время для Поттера и вернуть мир в магическую Британию. Возможно, Вуд даже допускает мысль, чтобы сразиться в поединке с самим Волан-де-Мортом, и наверняка уже прикидывает варианты, как это сделать. Ну не кретин ли? Маркус тяжело вздыхает, понимая, что да, кретин, и все они точно такие же. Без царя в голове, как бы сказала бабушка. Думая о семье, Маркус всякий раз ощущает глухую тоску оттого, что шляется где ни попадя и занимается не пойми чем вместо того, чтобы быть сейчас с ними. Флинты всегда придерживались подчеркнуто нейтральной позиции, не присоединяясь к Волан-де-Морту, но и не выступая против его злодеяний. «Наше дело — заботиться о семейном благополучии и не влезать ни в какие конфликты», — поджав губы, говорила бабушка Флинт, когда Маркус завел разговор о том, что творилось в стране. Почему, почему он ее не послушал? — Ну и что мы будем делать дальше? — Маркус сплевывает на одно из кожаных кресел, покрытое толстым слоем пыли и присыпанное летучемышиным пометом. — У нас нет армии, нет никакого плана, а Поттер черт знает где, и я совсем не уверен, что на него можно полагаться… — Мы не одни, — Оливер упрямо сжимает губы, стискивает пальцы на спинке старенького дивана, да так, что костяшки его пальцев белеют. — Гарри справится, я уверен. К тому же, с ним Гермиона Грейнджер, а она точно что-нибудь придумает. — Грейнджер, — Маркус вкладывает в это слово столько презрения, что оно кажется почти осязаемым, — всего лишь грязнокровка, а Уизли — тот вообще такой дебил, что вряд ли умеет правильно держать палочку, я уж не говорю о том, что все они малолетки, которые даже не закончили школу. И ты утверждаешь, что в их руках судьба всего магического мира? Тогда у меня для тебя новость, Вуди: мы в полной жопе. — Да, положение у нас на редкость хреновое, — осторожно соглашается Оливер. Маркус фыркает: — А ты не преуменьшаешь? — Послушай, — Вуд приближается к Флинту почти вплотную, смотрит на него в упор, и взгляд его, как всегда, упрямый, решительный. — Только если действовать слаженно, у нас будет шанс на победу. Если верить друг в друга, защищать друг друга и надеяться, что у Гарри все получится — у него получится. По крайней мере, — добавляет он несколько тише, — я на это надеюсь. Маркус кривит губы, недоверчиво хмурится и демонстративно харкает на пол — точнее, пытается, потому что харчок приземляется прямо ему на ботинок. — Одной надеждой войну не выиграть, Вуди. Может, она и была, пока Лорд не захватил Министерство, но теперь… — в голосе его звучит неприкрытая горечь, и Оливер стремительно подается вперед, ухватывает за плечи, но Маркус выворачивается и с силой толкает Вуда в грудную клетку. Оливер с грохотом рушится в пыльное кожаное кресло, скользит по нему с таким звуком, будто кто-то — в лучшем случае — шумно выпустил воздух из огромного шара, но, впрочем, тут же поднимается на ноги. — Я понимаю твою злость, — произносит он, мягко выставляя руки перед собой. — Я понимаю, что ты не хотел во все это ввязываться, но раз уж ввязался — надо верить, что все получится. В конце концов, что еще остается нам, кроме этого? — Знаю, — коротко, зло выдыхает Маркус. — Только от этого ни хрена не легче. Мы ведь даже понятия не имеем, где сейчас чертов Поттер… Оливер вновь делает шаг вперед, открывает рот, но не находит что сказать и молча сгребает Флинта в объятия. Маркус стряхивает с себя его руки и грязно ругается, но Вуд не сдается, Вуд обнимает снова, перехватывает его запястья и прижимает к себе так крепко, что Флинт на какое-то время лишается возможности пошевелиться, несмотря на то, что габаритами значительно превосходит Оливера. Вуд бормочет какие-то глупости, гладит лопатки и плечи Маркуса, и Флинт сдается, медленно выдыхает и опускает голову, утыкаясь лбом в горячий изгиб шеи Оливера, на мгновение прикрывая глаза. Маркус почти не мылся с тех пор, как пустился в бега — сначала возможности не было, потом уже просто не до того стало; волосы его отросли и превратились в неряшливые сосульки, а одежда покрылась пятнами и стала источать неприятный запах, но Вуду все равно, Вуд мягко целует в макушку, сминает ладонями ткань выцветшей мантии, не решаясь на большее — а ну как войдет кто-нибудь из ребят? — Можешь меня ненавидеть, это не важно, — бормочет Оливер, утыкаясь лицом в плечо Маркуса, и Флинт с некоторым запозданием отмечает, что Вуд тоже весь грязный, в дырявой и подпаленной одежде, и ему плевать, тысячу раз плевать на подобные мелочи. — Главное, что ты рядом, а с остальным разберемся после — когда победим. Маркус роняет короткий мрачный смешок, уже не делая попыток освободиться. Не может. Не хочет. — Я не ненавижу, — слова даются ему с трудом, но Флинт чувствует, что сейчас нужно, просто необходимо это сказать. — Мне просто… — Что? — Мне просто охрененно страшно, — странное дело, но после этого признания действительно становится чуть легче дышать. Вуд с минуту молчит, с силой цепляясь пальцами за его воротник, после чего негромко произносит: — Мне тоже. Флинт медленно, с благодарностью обнимает в ответ. Их губы на мгновение соприкасаются, а пальцы переплетаются, давая безмолвную поддержку и обещание не оставлять, несмотря ни на что. Маркус знает, что эту войну им не выиграть. Маркус ни хрена не годится в герои. Маркус давно уже ни во что не верит, особенно в глупого Поттера и его друзей. Но Оливер рядом, Оливер теплый и настоящий, Оливеру страшно не меньше, чем остальным, но он еще находит в себе силы надеяться и делиться надеждой с другими. И Маркус думает, что это, пожалуй, единственное, за что он готов сражаться.