Идеальный

      Коннор был идеальным. Идеальным до боли в глазах и стертого о стену полимера кожи на костяшках пальцев.       Маркус винил Коннора, что тот отвлекает его от иерихонской работы. Своим существованием, ага.       Он пытался разгадать тайну Коннора. Насколько лидеру известно, детектив прошел самый сложный путь девиации, но на работе (а в остальное время Маркусу застать его попросту не удавалось) он проявлял минимум эмоций и сохранял дисциплину. Не смотря на это, Коннор казался Маркусу самым живым, иногда даже живее самих людей.       Коннор все также был всегда одет с иголочки, продолжал носить форму Киберлайф и оставил диод. Он часто говорил, что не стесняется и не будет скрывать, что он андроид. От части, Маркус его понимал. Точнее, он так говорил и пытался убедить в этом себя. Но потом он свыкся с маячащим в сознании словом «перебор».       Коннор был слишком человечным для андроида, и слишком правильным для человека. Девиантом его тоже было сложно назвать — он выделялся. Выделялся при любых обстоятельствах и в абсолютно любой ситуации. Словно, неоновая полоска была не только на его пиджаке, а он весь состоял из них. Маячил перед глазами, выделялся из толпы. И сам этого не понимал.       Коннор был идеальным пятном в беспокойной жизни Маркуса, и Маркус не мог перестать о нем думать. Хотелось либо от него избавиться, либо заполнить им все оставшееся пространство. Второго, конечно же, хотелось больше.       Чтобы его жизнь тоже стала идеальной.       Идеальный.       Но ведь Маркус тоже далеко не худшая модель. Есть ли в нем хотя бы частичка той идеальности? Маркус хотел верить, что да. Но он понимал, что даже этой частички будет недостаточно, чтобы приблизиться к нему.       Иногда это изрядно бесило, и хотелось задушить Коннора за его идеальность. Или, наоборот, провести рукой по как-всегда-хорошо-уложенным волосам и убрать непослушную прядку со лба. А иногда все сразу. Одной рукой задушить, другой — погладить. Идеально.       Все вопросы связанные с законом решал именно Маркус и именно через Коннора. Было сложно сказать какие чувства в Маркусе преобладали: радость от возможности понаблюдать за детективом или ненависть к самому себе за само желание такого наблюдения.       Размышлять над чувствами времени не было, — все ресурсы уходили на слежку. «Подмечание деталей», как сам Маркус предпочитал называть это занятие.       Бегающие глаза и опущенная немного вбок голова, когда Андерсон говорит что-то Коннору непонятное; лёгкое движение, каким он поправляет галстук, скорее уже привычка, чем действительно нужное, ведь ткань сидит на нем как влитая; хорошо подобранные слова и техники допроса подозреваемых (Маркус считает, что лучше сделать просто невозможно, но Коннор, падла, каждый раз удивляет); малоподвижная мимика, сменяющая плохоразличимые эмоции. И просто какая-то волшебная аура, заставляющая смотреть не отрываясь.       Маркус думает, что нужно поговорить с Коннором наедине. Точнее заставляет себя так думать уже после того, как попросил его отойти. В тот момент он не думал.       На удивление, никто не возмущается, даже Гэвин не язвит.       — Коннор! — заметив замешательство и полное непонимание на лице андроида, Хэнк смягчается и ближе протягивает свою куртку, спешит пояснить. — На улице холодно.       Берет скорее из уважения к лейтенанту, чем из надобности, но на улице, как не странно, все же надевает.       С крыши департамента видно неплохую такую часть города, но зараждающаяся метель этот диапазон уменьшает, что не скажешь про атмосферу.       Расстояние между двумя — полтора метра, и нет напряжённости, как может показаться, а, наоборот, дышать легко, как никогда. Ну или Маркус просто не может вспомнить, хоть Карл и говорил, что андроиды никогда ничего не забывают.       Маркус боковым зрением наблюдает за идеальным лицом, пытаясь ухватить все детали, а Коннор, по-видимому, и не собирается смотреть на собеседника.       Будь они в здании, Коннор бы уже давно изложил все факты и возможные варианты действий, рассказал какой из них более оптимальный и почему. А тут молчал как партизан и Маркусу показалось, что уголки его губ на мгновение поднялись вверх. Но только на мгновение. И, возможно, только показалось.       Маркуса охватывает такое глупое и совсем нелогичное беспокойство. Неужели, сломал детектива?       Но говорить о чем-то важном совершенно не хочется и Маркус говорит о том, что его действительно сейчас волнует.       — Застегнись. Холодно. — понимая, что Коннор не спросит, делает маленькую паузу, а потом поясняет. — Ты уязвим к холоду.       Карие глаза начинают бегать, а их обладатель взглядом просит продолжить, поджав на мгновение губы. Только этот взгляд направлен на вечерний город, но никак не на Маркуса.       И Маркус поддаётся. Говорит:       — Ты чаще выбираешь тёплые тона, а когда на них смотришь, становится теплее, я проверял. Дергаешься при малейшем упоминании о холоде. Предупреждаешь лейтенанта, как только приходит сообщение об ухудшении погоды. Только… я так и не нашел причину такого отношения.       Он говорит и сам себе не верит. Это точно он сказал? Откуда в нем вдруг так много романтизма? Но все подобные вопросы затмеваются одним, внезапно всплывшим и больше не дающим покоя: «А заметил ли изменения Коннор?»       Ответа долго нет и Маркус уже думает, что его откровенность была излишней и со стороны показалась невежливой. Коннор опускает взгляд и смотрит куда-то вниз, но так далеко от этой крыши, что Маркус невольно пугается такого большого расстояния. С такого ракурса Коннор кажется задумчивым, Маркус видел его таким лишь несколько раз.       Коннор подходит к Маркусу, но не на прямую, а обходит полукругом, показывая, что и в разговоре собирается выбрать такую же тактику. Но взгляда на Маркуса все не поднимает. Лидер девиантов начинает беспокоиться по этому поводу.       — Звучит, будто мы много лет живём вместе.       Маркус теряется. Владеет ли плохо понимающий девиацию детектив юмором? С какими намерениями это было сказано? Заметил ли он слежку за собой, и если заметил, то почему не убедился в намерениях Маркуса и собственной безопасности?       Или убедился?..       Позже Маркус начинает беспокоиться уже о себе, ведь подобное количество вопросов и беспокойства ему не были свойственны. Он знает, что Коннор это заметит, обязательно заметит.       — Это шутка? — Маркус решает убедиться, убивая всю недосказанность и собственные догадки, подкреплённые бурной фантазией, а значит, имеющие малые шансы на подлинность.       Коннор выглядит спокойным, а когда поворачивается, не удерживается и широко улыбается. Наконец смотрит на Маркуса и отдаёт всю свою холодность метели.       Маркус теряется от такого домашнего Коннора и не сразу замечает, что их пальцы переплетены, а скин отключён.       Наверняка он сейчас выглядит, как полнейший идиот, ведь Коннор смотрит на него и невольно улыбается шире.       А когда лидер девиантов осознает ситуацию и подхватывает его, уводит взгляд в сторону, но Маркус отводит их руки назад, не давая развернуться так, чтобы скрыться от него полностью.       — Ты смущаешься?       — Кажется…       И смеётся. Громко и звонко. Абсолютно ему не свойственно, но Маркусу нравится. Сейчас он не выделяется, но остаётся таким же идеальным.       Маркус понимает, что теперь его жизнь все же станет идеальной.       Маркус рад, ведь именно ему выпал шанс развести этого детектива на эмоции и он уже начал разрабатывать начальный план действий…