***
Ева эту пару переживала сложно. Ее живот требовал пищи и постоянно бурчал, что очень ее смущало. Ей казалось, что это всех раздражает, хотя, вряд ли кто-то услышал. Или, например, еще стресса добавлял предстоящий разговор с преподавательницей, о котором, к слову, та совершенно не догадывалась. Вместо этого Дунаева разговаривала со студентами. У нее такое бывает, читают, например, текст о происхождении жизни на земле, так Рената Сергеевна обязательно спросит у кого-то, какой теории тот придерживается, что об этом читал. Ева, может, тоже хотела бы что-то обсуждать, но знания не позволяли, ведь делали это все они исключительно на английском языке. Сегодня говорили о самооценке. Еве было невыносимо грустно, что у нее не получалось поддержать диалог. Ей ведь действительно было, что сказать, но увы и ах. Затем они писали текст. Хлопотина пыталась пользоваться переводчиком, она не особо следила за обстановкой, просто тыкала на кнопки телефона, что лежал у нее на парте. Ей казалось, что достаточно загородиться пеналом, и все! Так и было, может, пока на плечо девушка не легла чья-то рука. Студентка поднимает заранее виноватые глаза на Ренату, которая смотрит на лежащий на парте телефон и качает головой. — Ай-ай-ай, Хлопотина. И не стыдно? — Тон хоть и поучительный, но не без доли шутливости. Рука все еще слегка сжимает плечо, и Ева теряется. — Если честно, — девушка облизывает губы, набираясь смелости. — Вообще ни минуты. Преподавательница кивком головы просит студентку пересесть на соседний стул, а сама садится на то место, где еще секунду назад сидела Хлопотина. Рената с важным видом берет в руки тетрадь и читает все то, что та успела сдуть из интернета. Взяв ручку, зачеркивает несколько слов. — Ну что такое, — хмурится женщина, зачеркивая очередное слово. Ева понимает, что не может даже списать безошибочно. Ей становится стыдно, поэтому она решает как-то отвлечь преподавательницу от своего позора. — Я тупая просто. После этого высказывания Дунаева поворачивает голову направо, смотрит строго на студентку и говорит: — Чтобы я больше этого не слышала. Ева расплывается в глупой улыбке. Все вокруг пишут работу и совсем не обращают внимание на диалог между преподавательницей и студенткой. Конечно, зачем тратить драгоценные минуты самостоятельной на какие-то там неинтересные диалоги. Закончив с проверкой, Рената Сергеевна отдает девушке тетрадь, где достаточно правок ручкой другого цвета чернил. Смотреть даже больно, ведь от изначальной версии ничего практически не осталось. Стоит также отметить, что преподавательница никуда не уходит, а все также сидит рядом со студенткой. Это несколько изумляет Еву, и она не знает, что делать дальше. С одной стороны, стоило бы продолжать писать, как делают все ее одногруппники. С другой, когда рядом находится такая красивая женщина с такими вкусными духами… Мир не просто отключается, он перестает для студентки существовать, пока она открыто пялиться на старшую. Ту, кажется, это начинает напрягать. — Ну и, Хлопотина? Чего сидим? — Рената откинулась на стул и быстро обернулась назад. — Девяткин, я разве разрешала пользоваться телефоном? — Да это я так… время посмотреть, — замялся молодой человек, отодвигая мобильное устройство. Парень тут же сосредоточил взгляд на тексте, делая вид, что упорно его изучает. Хотя, на самом деле, ждал, что от него отстанут, дабы продолжить списывать. В этом они с Евой были похожи. Та, кстати, была, видимо, глупее друга, потому что даже не пыталась делать вид усердной работы. Преподавательница вопросительно подняла брови, ожидая ответа на безделья той. Да как вообще можно хоть что-то делать, когда с тобой находится надзиратель, впрочем, весьма сексуальный надзиратель. — Я в уме просто предложения составляю, мне так проще, — сморозила первую пришедшую в голову глупость девушка. Рената Сергеевна встает, но от парты не отходит. Обычно она, кстати, не такая. Подобного рода шутки сразу же грубо пресекает, со студентами особо не болтает, да и не улыбается столько… «Кажется, у кого-то хорошее настроение» — делает для себя вывод студентка, понимая, что этим необходимо будет воспользоваться. — Хлопотина, знаете, вот на сессии тройку получите, у меня даже рука не дрогнет ее вам поставить. Возможно, преподавательница рассчитывала на очередную саркастичную шутку в ответ. Или, ей казалось, будто Хлопотина, как это обычно бывает, глупо улыбнется. Однако, Хлопотина совсем не улыбается. Выражение лица становится то ли тоскливым, то ли жалобным. Будет тройка — не будет стипендии. Не будет стипендии — не будет средств выжить. Однако, Дунаевой словно нет дела до перемен в настроении ее студентов. Она прекращает терроризировать Еву, предпочитая, сесть за свой стол. Отсюда ей открывается весьма неплохой вид, хоть многим и кажется, что списывают они совсем незаметно. Правда, подобными забавами увлекаются лишь Девяткин и Хлопотина. Последняя, кстати, больше ничего не пишет. Желание пропало, спасибо, дорогая Рената. Вместо этого девушка пялится в окно, думая о том, почему ее уже в который раз уволили. — Сдаем, — говорит вдруг Дунаева, и студенты, тут же подрываясь со своих мест, несут ей очередные опусы. Хлопотина никуда не спешит, делает вид, будто задумалась, продолжая смотреть на изученный вдоль и поперек пейзаж. Ей хочется растянуть эту пару, хочется еще больше разговоров с Ренатой Сергеевной, даже если эти разговоры не совсем веселые. — Хлопотина, вам отдельное приглашение нужно? — Все еще сидя за столом, не отрываясь от бумаг, говорит преподавательница, когда в кабинете они остались вдвоем. Это именно то, чего так добавилась Ева. Только, она еще не придумала, как можно это внимание использовать с выгодой для себя. Сейчас ей дадут люлей, а она, если быть честным, претендовала несколько на другое. Тем не менее, студентка поднимается со своего места, берет все вещи и листок, на котором ничего и не изменилось с того момента, как его увидела англичанка. Отдавать? Можно, конечно, хотя по большей части бессмысленно. Стоило бы чуть серьезнее подходить к этой дисциплине, но, когда у тебя ничего не получается, желание просто испаряется, приводя вместо себя ненависть. — Вы ведь уже видели мою работу. Хлопотина мнется, стоя перед столом преподавательницы. Листок отдавать не решается, ведь там действительно ничего с того раза не изменилось. Хотя, конечно, это уже слишком. То конспекты не сдает, то работы, а иногда шутит неуместно. Все это несерьёзно, и, если сама девушка получает от такого удовольствие, считая себя для Ренаты особенной, то англичанка подобную безалаберность оценит навряд ли. Вот доиграется девушка, и та на нее наедет. Обязательно наедет или еще что хуже… — Вам нужно было переделать работу. Впрочем, как и делать домашние задания, как и исправно посещать пары, слушая меня, а не витая в облаках, как и начать учить язык, с которым у вас большие проблемы, — точно изложенные претензии не терпят возражений. Рената нещадно бранит девушку, и той теперь точно не до шуток. Излишняя суровость ее пугает, и некогда смелая Ева сейчас трусливо поджимает губы. Она ведь знает, что ленива, что могла стараться куда лучше, но ей этого не хочется. Ей нравится оправдывать себя, говоря, что много работы, что нет времени. Хотя, если быть до конца честными, время на занятия английским она могла найти. Хлопотина удивляется, когда чувствует подступающие слезы. Резко уводит взгляд в сторону, чтобы успокоиться и собраться с мыслями. Она пытается вспомнить все способы, чтобы не заплакать. Начинает считать до десяти, делает глубокий вдох и выдох, но ничего не выходит. От внутреннего голоса: «Спокойно, не плачь, только не плачь» становится только хуже. Но Ева попыток не оставляет. Она готова на многое. Только бы Рената не увидела ее слез. — Ева, посмотри на меня, — переходя на «ты» резко говорит старшая, кажется, впервые произнося ее имя. Это только раззадоривает студентку, и та, злорадно усмехнувшись, резко перевела свой взгляд на преподавательницу. Хлопотина дает возможность увидеть ее уже красные глаза и мокрые ресницы, но ничуть этого не стесняется. Пусть смотрит. — Неужели! Так, вы знаете мое имя? — С вызовом спрашивает младшая. Ее взгляд беспардонный, тон — грубый. Даже в минуты собственной слабости Ева не дает себя в обиду, а доказывает, что она не из робкого десятка. Наверное, Дунаева сейчас этот пыл остудит, выгонит ее с позором… Но Рената Сергеевна ничего сделать не успевает. — Здравствуйте, Рената Сергеевна, вы же не заняты? Ева оборачивается, видя в дверях мерзкую Валерию. Ту самую, которая в последнее время просто не отходит от ее преподавательницы. Лера, надо отдать должное, вопросы задает хитро. Она ведь не спросила: «Вы заняты?», вместо этого она добавила частицу, что в корне меняет смысл. Эта Лера как будто подчеркнула, что Ева никакой значимости ни для кого не представляет. Стоит, как аквариум — для красоты. Мало того, что особо не нужен, так еще и хлопоты предоставляет. Возможно, англичанка хотела выпроводить Леру и договорить с Хлопотиной. Может, она уже собиралась сказать: «Подождите минутку» и тем самым поставила бы эту противную девушку на место. Но Рената ничего произнести не успевает, ее опережает своенравная Ева: — Конечно не занята, — фальшиво улыбаясь, говорит девушка, роняя на стол эту чертову бумажку. — Всего доброго, Рената Сергеевна. Студентка тут же выходит из аудитории, громко, как это положено, закрывая за собой дверь.***
— Э, Ева, сколько можно? — Окликает ее рядом стоящий Девяткин. Сама же девушка судорожно пересчитывает мятые купюры, которые день назад ей выплатили на очередной подработке. Задача несложная: положить их на карту и отправить какую-то часть бабушке. Но только банкоматы здесь не похожи на ту единственную рухлядь в их поселке. Кнопки сенсорные, гораздо больше функций, которые только запутывают, а что самое раздражающее — противный голос какой-то тетки. — Приложите карту, — произносит четко банкомат. — Да завали уже, — не выдерживает студентка, так как совсем не понимает, куда эту карту прикладывать. В банкомате, что находился в ее поселке, банковскую карту нужно было вставлять, а не прикладывать. — Э, Ева, ты же в курсе, что с роботом разговариваешь? — Вежливо интересуется парень. — Бля, Девятка, ты думаешь, если я из поселка, то все настолько плохо? Вскоре банковская карта наконец-то приложилась, можно смело выдохнуть. Все-таки жить в городе гораздо сложнее, ко всему, даже самому примитивному, нужно привыкать. Это не то, чего ожидала от переезда девушка, но в целом, жить можно. Хотя, иногда ей казалось, что те бескрайние надоедливые поля были не такими уж надоедливыми. Что в заученном наизусть парке можно было еще найти маленький уголок, который она раньше не видела. В конце концов, там ее дом, который она называет родным местом. Но, не потому что привыкла к тем желтым обоям со стертым рисунком или к окнам, краска с которых давно слезла, а потому что там ее ждет самый дорогой человек — бабушка. Именно ей Хлопотина сейчас переведет часть своих сбережений, которые, если быть до конца честными, очень пригодились бы и ей самой. Ева нажимает на какую-то кнопку. «Вставьте деньги пачкой» — шутит банкомат. О какой пачке может быть речь, когда в руке жалкая пара бумажек. Спустя несколько минут эти мучения были закончены. Тысяча рублей улетела бабушке, и пусть, это слишком маленькая сумма, чтобы что-то изменить, но студентка верила, что так будет немного легче. Впрочем, любимая родственница почти сразу дала о себе знать. Ева услышала, как ей звонят, и не нужно было читать имя абонента, чтобы догадаться, кто это может быть. Сейчас бабушка будет ворчать о том, что не стоило, говоря: «Евушка, ну зачем же, тебе нужнее». Потом внучка будет театрально изображать достаток, рассказывая, что у нее все более чем прекрасно. Сценарий один и тот же повторяется приблизительно каждую неделю или реже, если дела совсем плохи. Ева понимает, что хочет переводить дорогому человеку куда большие суммы, чтобы та не отказывала себе в чем-то. Девушка часто фантазировала, на что потратила бы деньги, если вдруг выиграла бы лотерею. У бабушки старый телевизор, его нужно поменять первым делом. Он очень маленький, а у нее плохое зрение. Она же так любит смотреть там передачи, которые, конечно, обманчивы и абсурдны, но что поделать, если это единственное, что ее развлекает? Еще плита старая, стоило бы купить новую… И в шкафу дверка не закрывается. А еще хотелось бы показать ей море, она же никогда там не была, а ей очень даже полезно! Можно еще купить… — Але, Хлопотина, вернись на землю, — уже на улице Девяткин возвращает ее из сказочных фантазий в жестокую реальность. Девушка понимает, что все это счастье было мимолетно, что денег у нее нет, и в ближайшее время не будет. Что единственное, чем она может радовать любящую бабушку — тысяча рублей время от времени. Никакого моря, нового телевизора и мебели. Артем видит заторможенность Евы и начинает курить сигарету, потому что хотя бы это поднимает его настроение. И к его сильному удивлению, подруга просит закурить. — Я тебе столько предлагал до этого, а ты ток щас решилась? — Ворчит молодой человек, но сигарету отдает. — Повода не было, — пессимистично трактует девушка, тут же морщась от сказанного. Ей кажется, что она словно малолетний подросток с «надуманными» расстройствами. — А сейчас какой повод? — Видишь ли, я все еще не умерла, чему тогда радоваться? Артему не нравится пессимистичность подруги. Куда лучше, когда они оба беззаботно шутят, но друзей, кажется, нужно принимать любыми. Хлопотина курит, потому что убедила себя в том, что это может помочь расслабиться. Все вокруг же твердят об этом. Сейчас не то время, чтобы решать: миф это или правда. Хочется просто довериться и забыться. Несмотря на отсутствие опыта в этом деле, девушка действует без единой неточности. Посмотришь на нее, так вообще как будто каждый день только и делает, что курит. — Ты ебнутая? Там бы еще пол-Китая покурило бы, — возмутился друг, когда увидел тлеющую сигарету на асфальте. Ладно, видимо, до настоящих курильщиков Хлопотиной далеко. И слава богу. Причиной для переживаний, правда, служило далеко не ситуация с бюджетом и бабушкой. Это, безусловно, тоже ей испортило настроение, но основной причиной не являлось. Девушка неутомимо вспоминала случившееся. Тогда, после пары английского, она повела себя глупо, что совсем не удивительно: действовала на эмоциях. Просто тогда ей было обидно, и Ева эту обиду показывать не боялась. А вот сейчас понимает: выставила свою глупую ревность всем напоказ. И ладно Ренате, так и эта Валерия небось удовлетворила свое собственное «я». Что теперь о ней будут думать? Точнее, что теперь о ней будет думать Рената? Догадается ли она, в чем на самом деле дело? Или просто будет считать Хлопотину странной девушкой с внезапными вспышками агрессии? Тут даже и не понятно, какой вариант лучше. Приходили в голову мысли об извинениях, но их тут же выгоняли поганой метлой. Еще чего! Она тут значит… Это… А что она вообще сделала не так? Отчитала? Можно подумать беспочвенно… Конечно, Рената права, но от этого становится, если честно, только обиднее. Можно было, вообще-то, помягче как-то к ней, войти в положение, что та ничего не знает. Бедный мозг девушки готов взорваться от количества Ренаты в ее голове. Все! Хватит! С чего вообще эта нездоровая зависимость? Раньше ей не нравились девушки. Хотя, нужно отдать должное, раньше ей не нравился никто. Не хотелось никогда строить романов в месте, где все друг друга знают, а потом всем поселком это обсудят. Здесь, конечно, город гораздо больше, но, если кто-то узнает, что преподавательница встречается со студенткой… «Пф, с чего я вообще решила, что она будет со мной встречаться?» — усмехнулась девушка. Скорее всего, Рената гетеросексуальна, да и не похожа на одинокого человека. За такими как она толпы поклонников должны быть. А кто такая Ева? Всего лишь студентка, которая сводит концы с концами, которая не знает английского и вряд ли выглядит интересной. Разве с такой хочется общаться? Она же глупая! — Может по пивку? — Вдруг раздается простой вопрос. Простой для всех, кроме Евы. Что значит выпить пиво? Что же… Если она купит бутылку светлого, то потратит около пятидесяти рублей. Сумма не то, чтобы большая, но на эти деньги можно купить пачку манной крупы или мыло, которое, кстати говоря, закончилось. Жаба душит покупать пиво, но дело даже не в цене. Если верить надписям на бутылке, то в ней пятьсот миллилитров. Это слабоалкогольный напиток, так что калорий не так много, но для Хлопотиной все равно ощутимо: примерно двести двадцать пять. Сегодня она позволила съесть себе около шестисот калорий, хотя, норму для себя выделила в пятьсот. Чтобы сжечь двести двадцать пять единиц выделения тепла необходимо прошагать около двух часов, но, учитывая, что сейчас поздний вечер, а общага закрывается через час — Ева никак это сделать не успевает. — Так, чего ты зависла? — Парень теряется, ему некомфортна вся эта прогулка от начала и до конца, потому что девушка на ней словно не присутствует. Зато в Девяткине присутствует жутковатое ощущение, словно он разговаривает с самим собой. — Странная ты в последнее время. — Я не хочу пиво. — Я и говорю — странная. Ева ничего не отвечает, и Артем окончательно сбивается с толку. Он сердится на подругу за ее продолжительную молчаливость и загадочность. Они очень скоро расстаются и уходят в свои комнаты. И, если парень практически сразу обо всем забывает, девушка только сильнее впадает в тоску и гнетущее уныние. Ева собирает повсюду грязное белье, чтобы отнести в стирку, но понимает, что стиральный порошок закончился. Если сейчас все это не постирать, не в чем потом будет идти. Но как стирать? В голове, конечно, есть назойливая мысль, но это слишком…слишком! Дело в том, что Надя сегодня опять не ночует в общежитии. Развлекается со своим молодым человеком, у которого есть хорошая привилегия в виде постоянной прописки в этом городе. Можно без спроса взять порошок у нее, она же даже не заметит. У нее же достаточно денег, для нее это не сыграет никакой роли… Ева пытается оправдать себя, но у нее не выходит, поступок действительно в каком-то смысле аморальный. Конечно, куда проще и эффективнее попросить помощи у соседей, но Хлопотина мало с кем общается и боится из этого постоянства выходить. Взвешивая все «за» и «против» девушка останавливается на «за». Ее еще долго будет мучить совесть. Студентка понимает, что тонет. Дело вовсе не в этом идиотском порошке, будь он проклят. Она просто устала. И в первую очередь от самой себя. Внутри нее борьба из-за чувств к Ренате, из-за бедственного положения, которое ее изводит, из-за проблем с пищевым поведением, из-за одиночества. Ей хочется застрять в пространстве. Навсегда. Чтобы больше никто не трепал ей нервы, чтобы больше никто не смел ее трогать. Ева готова поднять руки в знак капитуляции. Она признает, что совсем не борец, что не сильная, какой ей, может быть, хотелось выглядеть в глазах окружающих. Иногда она представляла словно больна онкологией или чем-то неизлечимым, чтобы вокруг все жалели и восхищались ее стойкости, хотя на деле восхищаться нечем. Ева убеждает себя, что она самый обыкновенный продукт. У нее нет травматичного опыта, о котором можно рассказать, на месте все конечности, с насилием не сталкивалась. Возможно, ей повезло больше остальных. Ведь, ей нечего рассказать, чтобы ее пожалели. У нее даже оба родителя есть, в то время как многие знакомые не знают своих отцов. Она никогда ничего не ломала, не лежала в больнице, не была в горящем доме и уж точно не сталкивалась с буллингом в школе. И Хлопотина должна быть счастлива, что ей так повезло, но ей грустно. Хочется зацепиться за что-то, найти в своей истории нечто такое, что докажет ее силу. Но она не находит. Черт, а ведь даже анорексия у нее из-за попытки привлечь к себе внимание. Ева просто кричит: «Мне нужна помощь!», но никто не реагирует. Сначала ей действительно хотелось внимания, а потом она не смогла выйти из этого болота. Безусловно ее любила бабушка, но та так много работала, что девочке было мало ее присутствия. Сейчас бабушка на пенсии, и казалось, внимания теперь может предоставить просто немереное количество, но дело в том, что теперь Ева далеко. И ей, если честно, уже и не надо никакой любви. Теперь она и сама готова дарить любовь другим людям. Вопрос только, ждут ли эти люди любви от девушки? Ева усмехается. Конечно не ждут. Она это чувствует. Потому что на самом деле под людьми она подразумевает одного конкретного. Загадочного, строгого, холодного и неприступного человека. Да, Рената, это все о тебе. Каждая строчка.