Похожие противоположности

      Он снова явился ко мне. Весь израненный, измотанный, духовно высушенный. Даже его голубые глаза, что всегда искрились безрассудством, были полностью стеклянными. Кожа, мраморно-белая, почти вся покрыта ожогами, царапинами, синяками и глубокими ранами.       Мне было больно смотреть на истерзанное тело. Так больно, будто все эти раны были на моем сердце. Я затягивал бинты, рычал, ругал, а сам еле-еле сдерживал слезы. А он шутил, пытался улыбаться, подкалывать, но чем чаще он это делал, тем больнее было мне.       Мы были похожи. Молодые, хулиганистые парни, за которыми охотится временной патруль и не только. Но в тоже время такие разные. У Эзреаля была во всем какая-то харизма. Он был грубо обаятелен, несносен и эгоистичен. Но во всех его действиях был какой-то шарм, какая-то изюминка, хотя это все и происходило из-за его эгоизма, но она привлекала меня. В нем было что-то аристократичное. В тоже время в этом я был для него противоположностью. Я был больше простаком-хулиганом. Если Эз стоял бы ровно, задрав высоко нос, то я бы сел бы на корточки и смотрел на всех исподлобья. Эгоизма хватает в нас обоих. Поэтому оба бы мы дерзили, ломали все на зло, прыгали и разрушали вселенные, наблюдая за этим, как за киношоу. Хотя, почему «бы»? Мы так и делаем! Но пока у блондина все выходит по случайности, то в моих действиях есть какой-никакой расчет. Я любил что-то творить, а он собирать. Я — «думаю-действую», он — «действует-думает.» Я просчитываю заранее, он это делает на ходу. И это не может не восхищать!       Мы похожи, но в тоже время разные. Как черное и белое, день и ночь, свет и тень.       И знаете… это бесит! Одно дело встречать человека совсем не похожего на тебя, другое, когда встречаешь такого же невыносимого болвана только с более утонченной натурой, которая манит и в тоже время выводит из себя.       И есть еще одно… третье… что-то между первым и вторым. Я назову его страхом… Страхом потерять того, из-за которого мечтаешь вернуться в момент встречи и развернуть его так, чтоб он не случался.       Интересно, задумывался он когда-нибудь об этом? Думаю, что нет. Я слишком сильно меняюсь рядом с ним. Эзреаль действует на меня словно успокоительное. Не знаю почему, но как бы я не был зол, безбашен, потерян или неуравновешен, рядом с этим парнем все это исчезает. У меня пропадает желание крушить, разрушать. Может, потому что он начинает крушить все первым? На его фоне я всегда становлюсь спокойным и рассудительным. Но на самом деле я такой же, просто он меня успокаивает. Просто кажется, что нет смысла злиться, волноваться из-за чего-то. Все в порядке! Но только когда он рядом.       Но сейчас другая ситуация. Он рядом со мной, но мне страшно, чертовски страшно и больно. Я волнуюсь. Очень волнуюсь. Его раны очень глубокие, он потерял много крови, его рассудок изнеможен. Эзреаль бегает пустым взглядом по комнате, пытаясь хоть на чем-то зацепить свой взгляд, а я слежу за его глазами, чтоб принести поближе заинтересованный им объект. Любой дурацкий каприз! Любой! Абсолютно! Даже вон ту штуку, которую еще не успел изучить. Лишь бы у него был повод держать свои глаза открытыми. Сейчас все двояко: Эзу нужен отдых, сон, но есть опасность, что он просто не проснется.       Я ненавижу этот хронопатруль! Особенно этого Люциана! Даже Кейтлин пыталась более лояльно отнестись к Эзреалю, а этот… он не щадил его. Он рвал из него кусочки плоти, прожигал насквозь, не жалел. За что? Он это заслужил?       Я не просто знаю, я уверен, что да. Но я ведь такой же! Почему за мной не бегают такой толпой? Почему меня не хотят растерзать и бросить гнить в пустоши времени? Я не завидую. Я не понимаю. Ни уж то в их головы никогда не приходила мысль, что есть люди, которым не плевать на его жизнь? Что есть те, кто готовы разрушить все существующие миры?.. будто у них нет таких… «Эй! Не смотри на меня так! — с улыбкой мямлит Эзреаль, пытаясь встать. — Я не собираюсь умирать.»       Я шмыгаю ему в ответ. Он дрожит, хмурит брови, пытается не морщиться от боли, на его бледном лице невооруженным глазом видно горящие пламенем щеки, тяжело дышит, бегает пустым взглядом, как неприкаянный, и еле-еле натягивает на себя маску «счастливчика». Он может и не собирается умирать, но держаться на таком склоне очень не просто и весь его вид говорил об этом.       Я убрал свисающие золотые пряди с его лица и прижал губы к его лбу. Эзреаль широко раскрыл глаза, продолжая смотреть в пустоту, будто он совсем меня не видел, будто он был здесь один. Парень был необычайно слаб. Я не ощутил той хватки, что у него была раньше, когда он взял меня за запястье. Я чувствовал холодные кончики пальцев, скользящие по моей руке, хотя сам он горел от жара.       Я отстранился от него, невольно заглядывая в голубые глаза, взял тряпку из металлической тарелки с водой и попытался осторожно обратно уложить хронопреступника. Но нет в моем понятии «ласково уложить»! Я грубо толкнул пальцами в грудь блондину, и тот зашипел от боли, схватившись обеими руками за грудь, и упал на кровать, ахнув следом.        В моем сердце все сжалось. Еще недавно он мог сам кого угодно так просто повалить, а сейчас ему очень-очень больно. Любой вздох давался ему с трудом. Он был ближе к смерти, чем когда-либо. Меня пугала мысль, что вот-вот и его не станет. Я этого не хотел. Когда я гнал его от сюда, я боялся не то, что он приведет сюда хронопатруль, я боялся увидеть его смерть здесь. Я боялся, что он просто умрет. Теперь же я стыжусь всех слов, сказанные ему вслед, чтоб прогнать. Лучше бы он сидел здесь. Приводил хоть армию хроновоинов! Что угодно! Лишь бы не то, что сейчас происходит! Умер бы с ним! Но что мне делать сейчас? Я сам своими же руками его добиваю! «Я, что, правда так плохо выгляжу?» — криво улыбнулся Эзреаль, заглядывая мне прям в душу. Его глаза, наконец, нашли то, что пытались найти среди полок, наваленных хламом. Он смотрел на меня глупым, невинным взглядом, будто он искренне не понимал, что вот-вот может умереть. «Нет, ты прекрасен, как и всегда.» — ответил я, уже понимая, что не смогу сдержать слез. Парень открыл рот от удивления и, почему-то, растерялся. Ему будто никогда не говорили комплименты. Я в это ни за что не поверю. Он слишком хорош, кто-то да и сказал ему бы пару ласковых слов. «Экко, — улыбнулся Эзреаль, — я же сказал тебе, что умирать не собираюсь. Льстить было необязательно.»       Он всегда знает, что сказать. «А я тебе не позволю умирать», — улыбнулся я, закрывая лоб хронопреступнику мокрой тряпкой.       Около часа мы сидели молча. Эзреаль заснул. Я надеюсь, что он проснется. Иначе этот мир пожалеет за то, что свел нас в той дурацкой встречи, за то, что дал его забрать у меня.       Мы с ним похожи, но в тоже время разные, как черное и белое, как свет и тьма, как день и ночь. И все же, хоть я и кажусь добрее, спокойней и рассудительней, чем Эзреаль, тьма, ночь и черное — это я.       Тени без света, может и не бывает, но без нее может существовать тьма. Я стану темными временами для всех хроновоинов, особенно для того, кто лишил меня света.       Дождитесь утра. Если оно не наступит, то Люциан будет тому виной.