***
Долго они сидят так – разговаривая о пустяках и смеясь над старыми шутками, попивая, на редкость вкусный, эль.Пряный эль
22 июня 2020 г. в 17:01
В тот день грохотал дождь, а ветер выл, словно раненый зверь, раскачивая старую вывеску таверны и заставляя ее протяжно скрипеть.
В трактире «Разбойник и три зайца» сегодня на редкость многолюдно: треть столиков занята, посетители уже немного подвыпившие.
Стоит негромкий шум — звук разговоров, звенящих кружек и громкого смеха. Весело потрескивает камин, булькает похлебка на огне; добродушный хозяин, поглаживая рыжую бороду, громко торгуется с воином в потрепанном плаще.
Деревянные стены зала украшены головами охотничьих трофеев – оленей, медведей и кабанов, что заставляют путника мгновение назад отворившего дверь таверны, поморщиться. Новоприбывший бросает быстрый взгляд на неизвестного ему аристократа, что расположился в темном углу и сейчас тихо переворачивался со своими охранниками; посматривает по сторонам, явно пошел повеселиться.
В глаза бросается бродячий проповедник яро рассказывающий о мире и братстве, не забывая прикладываться к кубку и путник чуть улыбается уголком губ, пониже надвигая капюшон плаща.
Лёгкой походкой он быстро пересекает залу, не без труда находя нужный столик. В этот раз они расположились у догорающего камина, в одном из темных углов трактира.
С тихим вздохом он опускается на единственное свободное место, но все ещё не решается откинуть капюшон, рассеянно теребя потрепанный край накидки. Разговор за столом на миг затихает, темноволосый мужчина настороженно смотрит на новоприбывшего, прежде чем задать вопрос:
— Это ты? — человек хмурится, пристально вглядываясь в тьму надвинутого плаща, прежде чем выдохнуть одно лишь слово:
— Леголас.
Он не спрашивал, нет, он знал это. Путник склоняет голову и тихо фыркает.
— Элессар. Я, кто ж ещё... — складка на лбу мужчины исчезает, и он добро усмехается, — Гимли, — кивает эльф в сторону рыжебородого гнома, уже пригубившего эль из тяжёлого кубка; и задумчиво накручивает на палец длинный золотой локон, — Сэм, Мерри, Пиппин, Фродо. — Хоббиты улыбаются, весело, искренне, так, как могут только они и поднимают кружки в знак приветствия.
— Опоздал, остроухий, — прищурившись, журит его наугрим, подзывая официантку, чтобы заказать ещё одну пинту, но на этот раз – для друга. — И что за маскарад?
Эльф раздражённо поводит плечами, благодарно кивая девушке, поднесшей кубок, до краев наполненный элем.
— Кажется, отец начал что-то подозревать, ни в какую отпускать не хотел. — Он делает небольшой глоток, прежде чем продолжить:
— Пришлось солгать, что еду на северный рубеж; Тевар пообещал, что прикроет меня если искать начнут, а значит время у нас есть.
Мерри шкодливо ухмыляется в кружку, чему-то, ему одному ведомому; подмигивая кузену. Арагорн тяжело вздыхает, зарываясь пальцами в волосы.
— Никогда не думал, что буду сбегать из собственного дворца, скрываясь от жены и советников, — обречённо произносит он, — причем Арвен, зачастую, похуже последних. Бывает, сложит руки на груди, подбородок поднимет и спросит, взглядом прожигая: «Куда это ты собрался?», а мне ещё и ответ внятный придумать нужно...
Сэм, понимающе кивает – миссис Гэмджи тоже не горела желанием отпускать мужа, и начинает рассказывать о детях: Эланор и Фродо залезли в погреб и объелись варенья, и вскоре придется звать врача; у Рози-младшей режутся зубки; а Мерри-младший все время проводит в лесу, возвращаясь домой лишь под вечер и постоянно заставляет мать волноваться.
Пиппин на последнее заявление весело улыбается, толкая друга в бок, и заводит разговор о трубочном зелье. Леголас привычно морщится, пытаясь что-то сказать о вреде для здоровья, но вскоре сдается, закатывая глаза и с молчаливым неодобрением во взгляде слушает препирательства хоббитов и Гимли на этот счёт; и не сдерживается лишь когда, заговаривает Арагорн, вставляя свое слово в спор о том, какой табак все же курить лучше.
«Ты же король» — с укоризной говорит эльф, обещая себе поговорить после об этом с Арвен.
Гном, как обычно, называет его остроухим занудой, и с жаром доказывает, что в чем, а в трубочном зелье его народ уж точно разбирается получше всяких там полуросликов.
Фродо тихо смеётся, качая головой и делает новые пометки в книге, с которой, как кажется, ни на миг не расстается.
Они говорят. Говорят долго, со вкусом, обсуждая все, что произошло с их последней встречи год назад. Говорят, стараясь не замечать седых висков Сэма; того, что и Мерри с Пиппином больше не смеются так звонко и задорно, как в былые времена; морщин на лице гондорского короля; усталости, отчётливо читающейся в каждом движении Бэггинса и померкших искр во взоре Гимли. Говорят, словно не понимая причины страха в глазах бессмертного и все такого же юного, не повзрослевшего ни на день, товарища.
Они просто говорят обо всем на свете, в первые за долгое время ощущая настоящую свободу. Сегодня нет нужды скрывать и притворяться, ведь те, кто сейчас сидят рядом действительно понимают. Понимают, и разделяют эту общую, порой невыносимо тяжелую ношу, оставленную им Кольцом. И этого достаточно, чтобы почувствовать себя по-настоящему счастливым, ведь иногда, нет ничего важнее чем знать, что тебя понимают.