Слепое доверие

Люди сошли с ума или это он сам сумасшедший? Два дня назад Хаку просил помощи у полицейского — тот его чуть было не застрелил. День назад — он просил немного песо у прохожих, один из них чуть не сломал ему руку, которая до сих пор ныла от боли. Сегодня ночью он прятался в канализации. Эту ночь не пережили те, кто остался на поверхности. Потому что по улицам прошла «банда ножей». Они тоже подростки, и они развлекаются «прибираясь» в городе. Утром собирали трупы неудачливых, практически каждому присвоили метку «неизвестное лицо». Хаку покинул ту территорию и забрёл в новый район Боготы в поисках места поспокойней, но здесь оказались свои хозяева, свои попрошайки, готовые биться за своего «клиента». Полезешь в карман к прохожему — руки отшибут. Хаку полез. Вернее рискнул только попросить немного монет. И его заметили «малолетние хозяева». Вооружившись палками, дубинами и арматурой, они кинулись следом за ним. А потом Хаку видел, как они же разбежались, потому что появился он: высокий… очень высокий и страшный. Пришлось свернуть в проулок. Укрыться, но он ошибся. Там был тупик. Охотник прошёл бы мимо, если бы не повернул голову. — Максимум тебе жить осталось лет десять, если повезёт, в чём сомневаюсь, — голос делал незнакомца ещё более жутким. Хаку вжался в угол между стенами жилой коробки. В эти стены хотелось провалиться, но бетон был безразличен к желаниям мальчишки. Да и любого, кто спасаясь от погони к своему несчастью свернёт сюда — в «последний тупик». Последним его называли по понятным причинам. Хаку оказался сдавленный серыми стенами, предлагающими охотнику расправиться с ним так, как ему вздумается. Грязь и кровь покрывали руки незнакомца, а вечерние тени делали его глаза хищными. Мужчина шарил по мальчишке взглядом, словно оценивая и прикидывая его стоимость или как лучше его прикончить. Можно было почувствовать себя куском мяса не самого лучшего качества. В глазах незнакомца мелькала жестокость. Пробила дрожь. — От кого ты прячешься здесь? В горле практически пересохло. Хаку не ответил. — Ты гамин?*(-колумбийский беспризорник) — Мальчишка снова промолчал, продолжая вжиматься спиной в угол. — У тебя есть родители? — Мама. — Где она? Хаку помотал головой, закусил на мгновение губу. На лице его появилась растерянность. Что-то шелестнуло. Мужчина повернулся, а из-за угла показалась низкая полная женщина. В руках у неё были ярко-голубые пакеты — именно они и предупредили о появлении постороннего человека. Женщина резко остановилась, побледнела, мельком глянула на Хаку, затем на застывшего мужчину и отступила назад. — Простите, простите, — залепетала она и скрылась за углом дома. Мужчина снова повернулся к мальчишке. — Через полчаса здесь покажутся или полиция или эскадрон. — Его голос будто смягчился и Хаку быстро отреагировал. — Кто? — наивно и осторожно спросил он. — Эскадрон смерти, малый. Который избавляется от беспризорников, отстреливая их без разбору, — сказал мужчина и щёлкнул языком, понимая, что ещё больше задрожавший мальчишка не имеет представления о том кто они. Он уверился, что зажавшийся в углу пацан — не тот, за кем он пришёл. И вряд ли даже можно его пустить на замену. — Тебе лучше отсюда бежать. Он хотел уже уходить, но вдруг передумал. Снова критично осмотрел мальчишку: тощий, грязный, похож на девчонку. Вообще-то в этом возрасте на этих улицах мелкота друг от друга не отличается, разве что у кого-то глаза нет, а кто-то с повреждёнными конечностями. У этого с телом было всё в порядке. На токсикомана он не был похож, да и на беспризорного тоже — у тех взгляд жестокий, а этот ребёнок скорее всего на улицу попал случайно. Он подошёл к мальчишке и тот подобрался. Чаще задышал и зажмурился, когда сильные пальцы мужчины обхватили ворот кофтёнки. Мужчина слегка дёрнул Хаку к себе, заставляя его открыть глаза. Любой беспризорный уже попытался бы впиться в лицо, этот же трясся как листок. Мда, подумал мужчина, такой пропадёт не через десять лет, а через десять минут. Зазря. Он мельком вспомнил себя, когда-то он сам был в похожей ситуации. Вот только он тогда дрался и положил своих обидчиков. Кровавое было месиво. Дело назвали расправой Демона. — Лучше если ты пойдёшь со мной, если конечно не хочешь, чтобы твой зад драли в приюте. Хаку не двигался. Лицо незнакомца казалось ещё более жестоким из-за не мигающего взгляда. Он скорее всего говорил правду. Если полиция приедет сюда, его отправят в приют. Он действительно слышал о том, что там насилуют. Но оставаться на улице Хаку уже не мог. Ему некуда было идти. Не к кому. Каждую ночь приходилось убегать от самого жестокого зверья — человека. Почему его хотели убить он не понимал, он не понимал и почему его постоянно хотели избить обычные люди, почему они, завидев его, начинали уже издалека орать, что если он подойдёт ближе, то получит всю обойму в задницу. Ему не удавалось поесть уже несколько дней, он не знал где искать еду, как её выпрашивать, а главное — у кого. Все вокруг казались врагами, злобными упырями, которые либо защищали свою территорию, либо ненавидели беспризорных и для встреч с ними на всякий случай держали возле своих захудалых магазинчиков арматуру или охранников, которые могли с лёгкостью застрелить. И Хаку уже не знал, что хуже — отправиться в приют к педофилам и озлобленным беспризорникам или каждую ночь подвергаться налёту тех, кто режет глотки, ночевать в канализациях и ворошить оставленные без внимания мусорные баки. Он взглянул на мужчину: вообще-то незнакомец был похож и на насильника и на того, кто режет глотки. Сдавило горло и на глаза выступили слёзы. Мужчина недовольно цокнул и выпрямился, обхватывая руку мальчишки чуть выше локтя, заставляя подняться его на ноги. Полиции никакой не было, никакого эскадрона смерти и той женщины — тоже. Была пустая улица. Вернее она быстро опустела. Был ещё сухопарый дворник, которого Хаку подметил краем глаза, но тот скользнул за угол дома и больше не появлялся. Мальчишка не смел издать ни единого писка. Звать кого-то на помощь было бесполезно — здесь добрые люди были вовсе не добрыми, а равнодушными. Или испуганными ещё больше чем он сам. С таким как высокий незнакомец мало кто хотел иметь дело.       Мужчина провёл мальчишку мимо заднего рынка, пары кишащих клопами домов и вывел к синей полуржавой машине. Запихнул на переднее сиденье, сам сел за руль, завёл мотор, и машина тронулась с места. — Так почему ты на улице? — он не сводил взгляда с дороги. Его руки уверенно обхватывали руль. Хаку скосил взгляд на дверцу, туда где должна была быть ручка, но вместо неё зияла дыра. — Если решишь открыть — сдохнешь под колёсами. Хаку сглотнул. — Мы с мамой пришли сюда. Мужчина посмотрел на мальчишку. Показалось, что он снова оценивает. — Где она? — Не знаю. Незнакомец закурил, не заботясь о дыме, он молча продолжал вести машину. Затем несколько раз свернул и выкинул недокуренную сигарету в окно. Остановился на парковке мотеля с неоновой старой вывеской, которая нещадно мерцала, говоря о том, что дышит из последних сил. В животе всё скрутилось в клубок. Мужчина вышел. Дверь со стороны мальчишки открылась. — Выходи. Хаку вышел, его рука снова оказалась в тисках, и мужчина провёл его по лестнице на второй этаж мотеля. Открыл дверь и втолкнул мальчишку вовнутрь. Убогий номер, посередине кровать, похороненная под грудой газет, журналов и вырезок из них, дверь в ванную комнату и в ещё одну, где были накиданы пакеты и стояли какие-то безликие коробки. — Накормлю только пиццей, но сначала отмойся от грязи. — Он кивнул в сторону душевой комнаты и снял куртку. Затем глянул на застывшего мальчишку. — Халат найдёшь там же. По низкому столику грохнул пистолет. Хаку вздрогнул. Следом за оружием на стол отправились патроны и кастет. Незнакомец снял портупею и глянул на мальчишку. — Что стоишь? Иди, — приказал он.       В душевой комнате было всего одно узкое окно, через которое пролезла бы только рука. Шпингалета на двери не было, поэтому Хаку стоял возле неё, слушая, как мужчина заказывал еду в номер. Затем тот зашуршал какими-то пакетами и коробками. — Не слышу шума воды, — раздался его голос. Хаку включил воду и подумал, вдруг мужчина один из извращенцев. Захотелось домой, обратно в горную деревушку, где они жили хоть и бедно, но зато не среди волков, вернее ожесточённых людей. Хотя отец его был как раз один из такого же зверья. Показалось, что сама смерть гонялась за ним вот уже несколько месяцев. Сначала отец, потом долгая дорога в столицу, затем её улицы и её обитатели, пропажа матери… Голод. А теперь ещё этот мужик, к которому он сам отдался в руки. Его никто не заставлял. Можно было бы попробовать сбежать ещё на улице, позвать на помощь. Ему помогли бы. Сначала женщина, потом дворник, его могли бы услышать в этом убогом мотеле. Но он не звал. Потому что трус! — подумал он про себя. Он задержал дыхание и нехотя встал под душ прямо в одежде. Может если он будет мокрым, то побрезгует? Хаку затрясся. Прошлую ночь пришлось провести в канализации, где воняет и копошатся крысы. Он чуть было не умер и отдал бы всё за то, чтобы в тот момент оказаться в таком помещении: со светом и воздухом, да пусть хотя бы с тем страшным мужиком за стеной. Но сейчас он понимал, что даже в канализации ему было бы спокойней. Пусть там и пищат крысы и давит беспросветная темнота. Здесь сейчас было жутче вдвойне. Он понял, что трясётся вовсе не от холода.       Сначала он ел пиццу и пил горячий чай, незнакомец ему представился не сразу, но назвал своё имя — Забуза — настоящее имя, которое ему дала его мать. — Иметь имя — не всё. Главное, чтобы у тебя были документы, метрика — и тогда ты уже вполовину счастливей тех, кто живёт на улицах. — Моё имя тоже настоящее, — сказал Хаку. — У тебя есть документы? Мальчишка помотал головой. Забуза никак не прокомментировал. Он поднялся и ушёл во вторую комнату и кому-то позвонил.       Хаку ел, понимая, что это самая вкусная пища на свете. Колбаса, сыр и оливки на тонком тесте. «Настоящая, как в Италии, — рассказал Забуза ещё перед тем, как открыть коробку». А готовил её знакомый итальянец, его кореш, благодаря которому мужчина остался в живых и не загнулся пару лет назад из-за голода. Тогда Пачо, его друг, работал в пекарне и прятал избитого, но выигравшего свою жизнь Забузу, оставленного без единого песо в кармане. Хаку проглотил кусочек и прислушался к разговору на кухне. — Нет, мальчишку не нашёл. Встретил другого. Домашний, но тощий. На улице не больше месяца. Без документов. Хаку напрягся. Он снова почувствовал себя куском мяса, которое попытаются продать в ближайшем будущем. Мальчишка тихо поднялся, отошёл к ванной комнате и быстро осмотрел пол — его одежды не было. Сердце упало, он кинулся к корзине с бельём, но в ней лежала лишь испачканная в крови серая майка. Наверное, выкинул, когда сам был тут. Он быстро вышел в комнату и вздрогнул. Забуза смотрел на него в упор, убирая телефон в карман джинсов. Кровь хлынула в пятки, по коже пробежались мурашки. Хаку пожалел, что не попытался удрать чуть раньше, в одном халате. В голове моментально проскочили одна мысль за другой. Кинуться к окну? Но он не успеет пробраться через весь хлам и открыть окно. А входная дверь была за спиной охотника. Ловушка захлопнулась. И ему не хватит силы вырваться из неё. Хаку метнулся в сторону, Забуза словно хищник инстинктивно кинулся за ним. По полу скрипнули ножки стола, мужчина опёрся на него руками, не сводя взгляда с мальчишки. — Послушай меня, — начал он не торопясь. Забуза моргнул, выпрямился. Хаку отошёл на пару шагов назад и упёрся пяткой в коробку. Мужчина снова кинулся у нему, мальчишка не успел развернуться чтобы бежать — он оказался на полу с перекрытым рукой ртом. Забуза стиснул его и тот практически застонал от боли. — Не кричи, или шею сверну, — прошипел он над ухом. Мужчина поднял парня и потащил его в соседнюю комнату с пакетами и коробками. Его руки только сильней стискивали тело от малейшего движения. — Не дёргайся, — приказал он. Хаку увидел бобину скотча и отчаянно забрыкался, вцепился пальцами в руку, буквально сдавливающую его, и попытался кричать. Он готов был издать вопль ужаса, лишь бы привлечь внимание соседей. Забуза, снова не проронив ни звука, встряхнул парня, отнял руку от рта и ударил мальчишку по уху. Хаку упал, в глазах заплясали разноцветные пятна, а тело на мгновение прекратило подчиняться. Он пришёл в себя, когда его губ коснулся скотч. Забуза перехватил его руки и обмотал их. Сопротивление мало помогло, ноги тоже оказались быстро скованными. Мужчина отдышался, положил скотч в сторону и встал с пола. Мальчишка тихо заплакал, когда из другой комнаты мужчина сделал звонок. — Не дешевле той же суммы. Хаку напрягся, скотч скрипнул и натянулся, впиваясь в руки и ноги. Мужчина появился в проёме и долго смотрел на попытки мальчишки выкрутиться. Его лицо не выражало никаких эмоций, кроме разве что задумчивости. Не помогли ни слёзы, ни внутренние взывания о том, чтобы кто-нибудь что-нибудь заподозрил и пожаловался на шум в этом номере. Мужчина ушёл доедать пиццу.       Хаку пролежал на полу какое-то время. Из соседнего номера доносились надрывающиеся звуки: рыгал какой-то пьяница и при этом громко матерился на шлюх. Хаку слышал, как с парковочного места отъехали несколько машин, он слышал ругань, доносящуюся с улицы. Он слышал, как что-то иногда стукало и щёлкало в соседней комнате. И он отлично узнавал щелчок салазок пистолета. Затем раздались несколько шагов, и чистые ботинки замерли возле его лица. Мужчина без усилий взвалил мальчишку на плечо и вышел из номера.       Над дверью еле-еле светила лампочка. Тёмные тени на стене казались жуткими, даже своя собственная. Хаку начал вырываться, но Забуза не обращал внимание. Неожиданно он остановился. — Что это вы? — раздался неуверенный голос. — П-полицию. Я позову полицию, — пролепетал какой-то мужчина. — Эскадрон смерти. Вы сами нас наняли, — спокойно ответил Забуза. Затем снова шагнул и Хаку успел краем глаза заметить, как какой-то толстяк в оранжевой рубашке утирает лоб салфеткой, бормоча что-то на непонятном языке. Мужчина не бросился звать и кричать на помощь. Он стоял и провожал охотника с мальчишкой на плече, утираясь своим платочком. Наивно надеется — человек не кинется трубить тревогу — ему всё равно, что происходит с беспризорными малолетками. Он, наверное, скажет только «спасибо» или просто промолчит. Потому что беспризорников в этом городе отстреливают, как бешеных собак, чтобы они в будущем не причинили вреда. За это платили и будут платить. И разбираться в том, что под категорию опасных попал просто потерявшийся мальчишка, у которого теперь нет ни дома, ни документов — не будут. Хаку узнает об этом чуть позже. Он оказался в той же разваленной ржавой машине, но теперь на заднем сиденье. Забуза сел, закурил и тронулся с места. Дым быстро захватил салон машины: горький и жесткий, разъедающий глаза, ноздри и душу. Куда он едет? Хаку снова задёргался. Забуза мельком глянул в зеркало заднего вида, и поменял руку на руле, второй стряхнул пепел на пол. Он шумно выдохнул. — Доверять на этих улицах не стоит. Помню, меня так же хотели стащить. Не сомневаюсь что тоже на органы. Или какому-нибудь любителю мальчиков — им всё равно чью жопу драть. Я бы тогда сдох, в ту же ночь, если бы со мной не оказалось отвёртки. Её я украл, пока один забулдыга спал на ступеньках церкви — вон той, — он слегка пригнулся, чтобы видеть из окна торчащую верхушку спасительной церкви. Он повернул на другую улицу. — Давно было. — Машина снова свернула. — Не дёргайся. Нечего было доверять, кому попало. Хаку заплакал. Руки и ноги болели и кололи иголками. — Я торчу на несколько тысяч, но мне дали шанс, — Забуза остановился возле здания. Хаку попытался с силой разорвать скотч, но он только больней врезался в кожу. Воздуха ему стало не хватать, хотелось вдохнуть ртом. Хотелось утереть слёзы. Хотелось оказаться дома. Мужчина повернулся к мальчишке и осмотрел его. Хаку замер, будто умоляя не убивать или не отдавать на растерзание зверью. Забуза отвернулся и простучал по рулю дробь. Зазвонил телефон. — Скоро привезу. В животе снова всё скрутило. Хаку практически сейчас ощутил, как его режут. Он снова забился. — Я уверен, что он здоров, — Забуза прорычал так, что Хаку осознал — сегодня умрёт. — Еду! — практически убийственным голосом злобно произнёс мужчина и положил трубку на соседнее сиденье. Беззвучно фыркнул и снова постучал по рулю пальцем. Затем оглянулся. — Прекрати биться, — холодно произнёс он. Хаку прекратил и зарыдал в бессилии, задыхаясь. Забуза снова завёл машину, но поехал не вперёд, а назад.       Они снова ехали. Когда слёзы кончились, Забуза наконец-то остановился и вышел из машины, затем вернулся и забрал Хаку, всё так же рыча чтобы тот не дёргался. Он кинул его в новый автомобиль, накрыл покрывалом и снова куда-то повёз.       Время тянулось. Хаку периодически терял сознание, засыпал, что было похоже на то, как он бродит на границе двух миров — жизни и смерти. Будто к нему тянется холод потусторонней жизни. Сознание быстро вернулось, когда он понял, что машина остановилась. Лёгкие от нового вдоха заболели. Хлопнула дверь. Мужчина сдёрнул покрывало, едкий холодный рассвет ударил в глаза. Охотник хмуро посмотрел на парня и достал нож. Хаку вздрогнул, когда лезвие без усилий разрезало скотч. Мальчишка тут же махнул рукой в сторону мужчины и тот еле-еле успел увести в сторону нож, отстраняясь. — Дурачина, — сказал он. — Успокойся. Я не повезу тебя продавать. Хаку содрал с лица скотч не без боли. Он ощутил как кожа запылала. В глазах встали слёзы. — Ублюдок! — выкрикнул он и его нещадно затрясло. Забуза выпрямился и посмотрел в сторону, на пустынную дорогу.  — Они не слезут с меня. Так что, — он снова глянул на мальчишку, — я покину Боготу, — разрезал скотч на ногах. — Тут слишком опасно стало. Убивая людей, не разживёшься, а продавать мальцов — не по мне. — Он многозначительно посмотрел на мальчишку. — Что? Думаешь, это как-то контролируется? Власти только спасибо скажут, что головорезы избавляются от малолетней нищеты и беспризорников. — Я не беспризорник, — зарычал Хаку, упираясь спиной в дверь машины. — Ну да, — скептично сказал Забуза. — Ты мне без надобности. Выметайся. Хаку недоверчиво глянул на Забузу. — Давай, — зарычал он. Мальчишка поспешно вылетел из машины с другой стороны. Забуза закрыл дверь, обошёл машину, сел и поехал дальше, оставляя за собой пыльный след.       Хаку осмотрелся. Длинная пустынная дорога, окружённая редкими деревьями и бескрайними полями. Он не знал, где он находится, и куда ему идти, босиком. Он медленно поплёлся по дороге, раздумывая тормозить ли ему машину или кидаться в случае её появления в кювет и ждать пока его сожрут дикие кошки.       Солнце уже высоко поднялось и весело светило, а Хаку готов был сесть на обочине. Он не знал, что делать, не знал куда идёт, и куда придёт, что скажет людям, и не захотят ли они его прибить, как обычного беспризорника с улицы — «для будущего спокойствия». Он не хотел отправиться в приют, хотя если его найдут, то только в приют и сдадут. Если он не встретит на полпути до приюта извращенцев или маньяков, или просто его не прибьют. Он услышал звук мотора и снова увидел уже знакомую вишнёвую машину. Она сдавала задом. Медленно. Хаку не кинулся прочь. Машина остановилась рядом, и Забуза опустил окно. — Умеешь плавать? Хаку неуверенно кивнул. — Я знаю, доверять после всего — плохое решение, но если хочешь свалить из этой грёбаной страны, могу тебя прихватить в США. — И продать? Забуза усмехнулся. — Вообще-то я никогда не продавал человека. Убивал — да, но на органы не продавал, — он пристально посмотрел на мальчишку. — Ты сыграешь моего племянника, если что. Отплываю через два дня. Есть время достать тебе бумаги. — Он помолчал. — Тебе конец здесь. Если ты не умеешь выживать на улицах. У тебя есть знакомые, у которых ты бы мог получать еду? Знаешь, у кого достать документы? Хаку промолчал. — Ты сдохнешь или от голода, или тебя продадут на органы, или подарят кому-нибудь для утех. Ты красивый и молодой. Мать свою ты вряд ли найдёшь, а уж если она стала шлюхой, обычно таких находят в канавах с перерезанным… — он замолчал, увидев в глазах мальчишки застывшие слёзы и сжатую челюсть. — Если хочешь покинуть эту страну — у тебя есть шанс. В Майями всё по другому. Хаку посмотрел на блестящую ручку машины и отчётливо услышал рокот мотора. Он подумал, что это может быть последнее, что он видит, если сядет. А если не сядет — то куда его заведёт пустынная дорога. Ноги горели и болели. А в махровом халате было жарко. Он не знал ни о каком Майями, а о США слышал только то, что там жизнь намного лучше, чем здесь, в Колумбии. Он ещё раз глянул на Забузу, открыл дверцу и молча забрался на заднее сиденье. В конце концов, каждый год пропадает несколько сотен несовершеннолетних. Ещё одного — не заметят. — Если всё пройдёт нормально, начнёшь новую жизнь, — сказал Забуза. Машина тронулась с места.       В Майями они оба пробыли недолго. Забуза ещё сильней закрепил за собой прозвище «Демон», держа рядом с собой последователя — совсем юного мальчишку. В США они зацепились за нужного человека, связанного со сбытом кокаина, не без помощи Хаку, благо он вышел лицом и фигурой. Тот человек переправил их в Южную Испанию. Полиция пока перестраивалась, потеряла след. Они будто растворились, исчезли надолго. Пока около года назад в той же Испании полицейский, теперь работающий с ОБН*(-Управление по борьбе с наркотикам), Диего Гамма, не обратил внимание на быстро поднявшуюся компанию молодого Юки, связанную с переправками груза по морским путям. Вот только сделать Гамма ничего не успел.       Диего находился в тёмном холодном помещении за столом со связанными руками за спиной. Минуты жизни нещадно приближались к самой решающей точке в его жизни. А она зависела от того самого юного мальчишки, которого видели ещё в США рядом с Демоном и который удивительным образом быстро построил влиятельную компанию с узнаваемым логотипом: снежная гора запечатанная в окружность. Диего с самого начала гадал — как море связано со снежными горами и пришёл к выводу, что Юки просто использовал своё прошлое — мальчишка, спустившийся с гор вместе с овдовевшей и обедневшей матерью, и фамилию, означающаю «снежный». Сейчас этот мальчишка, теперь уже взрослый молодой человек, сидел перед ним в безупречном дорогом костюме и решал его судьбу. — Твоя жизнь уже никогда не станет нормальной, — сказал Диего. — Твоё прошлое не сотрёт пара компаний и капитал, каким бы большим он не был. Твои адвокаты рано или поздно… — Переметнутся? — Хаку Юки с вызовом глянул через стол на рыхлого усатого мужчину. Диего проглотил язык. Он понял, что теряет уверенность в своих словах. — Я прекрасно понимаю, что моя жизнь не изменится. Помещение словно сдавило мраком, а несколько шкафободобных бульдогов, чуть ли не мускулами начали скрипеть за спиной. Диего всё ещё потряхивало. Уговорить. Дать гарантии пацану. Сделать всё для его защиты, чтобы самому остаться в живых. Он подался чуть вперёд, не сводя глаз с молодого лица напротив. — Ты же понимаешь, что голова полетит твоя? За тобой гоняется ОБН — рано или поздно тебя поймают. Я могу помочь. Нужная информация о путях, людях, Момочи Забузе — и всё готово. Программа защиты свидетелей… — Я проделал долгий путь. И Момочи научил меня не доверять, — перебил его Юки. У Диего сверкнули глаза. Кадык его дёрнулся, а над верхней губой уже выступали капли пота. От взгляда Хаку это не скрылось. Парень слегка усмехнулся. — Он же всегда использовал тебя! — Диего осмотрелся по сторонам, борясь с собственной сконфуженностью. — Сначала в Колумбии, потом в Майями, теперь здесь. Почему ты с ним ещё? — Потому что, оставшись на улице, я ждал помощи от таких как вы. Но не дождался. Вместо этого вы стреляли в мальчишку. Я хотел защиты. — Взгляд Хаку заледенел. — Эту защиту предложил мне Забуза. Презрение в его глазах промелькнуло лишь на мгновение. Он выпрямился и снова стал тем же безупречным молодым предпринимателем, дела которого продолжали идти в гору. Диего окончательно понял, что с парнем он не договорится. Юки решил его судьбу ещё до посещения этого подвала. Мужчина открыл и закрыл рот и покраснел. — Юки — значит не снег, Юки — эта та дорога, на которой остаются только трупы. — Ты прав. Белые сугробы — это совсем не снег, — жёстко сказал Хаку. — Скольких ещё умрут из-за кокаина? — голос мужчины преломился, задрожал от злости и беспомощности. Он дёрнул плечом. — Если вы меня убьёте — на вас жёстко насядут. Вас так просто не отставят в покое. Рано или поздно — ты заплатишь за всё, Юки. И твой Демон заплатит. Хаку спокойно выдохнул. — Мы уже заплатили, — он поднялся из-за стола. — Как думаешь, почему ты оказался здесь, Диего? Глаза Гаммы расширились, рот раскрылся, а нужных слов не оказалось. Юки взглянул на бульдогов, стоявших за спиной Гаммы. Затем молча покинул подвал.