Ангел с синими глазами

Пак сидит, сложив руки на колени, и чувствует, как ладони потеют, потому что то, что происходит с господином Мином его очень пугает. Он мечется по покоям, но резко останавливается и садится в кресло, устремляя взор на потрескивающий огонь в камине. Мышцы на грозном лице то и дело нервно подрагивают, и юноша слышит частое биение его сердца. Он подходит и сминает в своих ладошках напряжённые плечи принца, желает забрать всю его усталость и боль, хочет сам пережить эти страдания, лишь бы не видеть его таким. Он издаёт протяжный стон, когда Чимин массирует чувствительные участки его спины, и он наклоняется вперёд, оставляя на бледной щеке Мина невесомый поцелуй. Он чувствует губами, исходящий от него холод, и хочет согреть, взять его лицо в свои тёплые ладони и смотреть прямо в глубокие изумрудные глаза, пытаясь прочитать в них то, что он старательно прячет в глубине своего сознания. Выражение его лица смягчается, и Юнги шумно выдыхает, указывая рукой на место перед собой. Пак торопливо шуршит одеждой и усаживается на узорчатый ковёр, укладывая свою голову на колени принца. Тишина неимоверно давит на грудную клетку, будто легкие залили свинцом. К горлу юноши подкатывает ком, и по щеке стекает одинокая слезинка, которую тот спешно смахивает рукавом шелкового одеяния. – Я бы не стал этого делать, если бы это не было необходимостью, – он еле-заметно двигает губами, пытаясь выдавить из себя несколько утещающих слов хриплым голосом, – я должен начать войну со своей семьёй, иначе моя шея окажется в петле, – голос Юнги невероятно твёрдый и уверенный, но на лице читаются страх и уныние. Его голос - то ради чего живёт Пак; его сердце может биться, пока его господин нежно зовёт его "Чимин-и" и подзывает к себе, а тот целует его руки и готов весь мир ему отдать, лишь бы такие мгновения длились вечно; мгновения, когда они оба счастливы, оба готовы дарить друг другу любовь. – "Как ты смеешь заикаться о своих правах на империю? Ты - то, что я не смог уничтожить раньше, а теперь не вынуждай меня пожалеть о своём решении". Как можно говорить такое, и называть себя отцом? Он сотворил меня и пусть же поплатится за чудовище, которое он создал, – сердце Чимина обливается кровью, и он еле-слышно всхлипывает. Юноша поднимает голову и тянется рукой к лицу господина. Он невесомо касается шрама на красивом лице и жмурит глаза, пытаясь сдержать поток слез. Он хочет лучшей жизни для своего господина Мина, но не может ничего сделать, кроме как согревать его холодное сердце во дворце, где жизнь его стала подобна аду. Юнги чувствует прикосновения на своей коже и частично приходит в себя. Его руки совсем не такие, как грубые руки Мина: нежные, мягкие и почти всегда тёплые; стоит почувствовать их на себе, как все раны туго затягиваются, оставляя после себя небольшие шрамы. Он подаётся вперёд и касается пухлых губ Чимина своими, нежно сминая и иногда облизывая. Пак неторопливо двигает губами и сдавленно стонет своему господину в рот. Он никогда не сдерживается, не хочет сдерживать себя, когда Юнги изъявляет желание показать ему свои чувства. Неохотно оторвавшись от желанных губ, принц валит Чимина на ковёр и, нависая над ним, смотрит самым нежным и теплым взглядом, какой только он может подарить своему ангелу с синими глазами. Дрова, охваченные языками пламени, издают треск, который сливается воедино с высоким стоном Пака. Юнги оставляет укусы на нежной шее и любуется багровыми отметинами, спускаясь ниже. Он развязывает туго затянутый пояс и распахивает турумаги. Мин всякий раз любуется его чистой, почти прозрачной кожей, которой хочется касаться снова и снова, выцеловывая каждый миллиметр хрупкого тела. Чимин выгибается дугой, подставляя грудную клетку под холодные губы своего господина и громко выстанывает его имя, когда он доходит до пупка. Юнги сам сбрасывает с себя одеяние и вновь нависает над Чимином, вдыхая его сладкий аромат. Принц пахнет дымом и кровью, и это делает Паку ещё больнее, но он не хочет ни о чем думать, когда видит в полумраке поблескивающие от нетерпения глаза. Они оба будто пьяны, но сейчас могут себе это позволить. Чимин находит чужие губы своими и впервые сам проталкивает язык внутрь, поглаживая нежное нёбо, пока Мин поглаживает изгибы юношеского тела. Его холодные руки заставляют тело дрожать, а разум отключиться, оставляя два разгоряченных тела наедине со своими животными инстинктами. Рука Юнги находит возбужденный орган юноши и смыкается вокруг него, проводя по всей длине раз за разом. Он откидыаает голову и самозабвенно стонет, а Мин любуется его прекрасным лицом во время этого непристойного действа: глаза зажмурены, а пухлые розовые губы приоткрыты. Он совершенно соблазнителен, когда получает желаемое, манит, заставляя удовлетворить его полностью, чтобы он получил сполна ту ласку, которую дарит принцу каждый день. И все, что происходит между ними это чертовски неправильно, и они оба это знают, но сложно не поддаться искушению, хоть потом и придётся гореть в аду. Главное, чтобы они горели в преисподней вместе, все так же сплетая свои пальцы, как сейчас, когда Юнги проталкивает палец в напряжённое колечко мышц, а Пак сильнее сжимает его руку. Он совсем не чувствует боли, потому что одурманен от близости со своим господином. Чимин раз за разом выкрикивает врезавшееся в его памяти имя и наконец видит улыбку, играющую на бледных губах. В полумраке его худое тело и белая, как снег кожа выглядят волшебно, есть в них что-то зачаровывающее. Хоть Юнги и является незаконным сыном императора, но выглядит и впрямь по-королевски. Даже его речь, повадки и особая грация в движениях - все указывает на благородное происхождение. И даже то, как он проводит языком по пересохшим губам и как освобождает свои бедра от шелковой ткани, смотря сверху вниз на объект своего вожделения. Чимин тянет руки и дотрагивается до желанного тела, поглаживает бока и проходится мягкими пальцами по выступающим ребрам. Их тела плавятся, а воздуха катастрофически не хватает, и не слышно ничего, кроме тяжёлых вздохов и высоких вскриков. Юнги вводит второй палец и кусает юношеские ключицы, сразу зализывая юрким языком, будто извиняется за причиненную боль. Пак Чимин - его ангел; он тот, ради кого в романах решаются на подвиги; тот, кто принял его таким, какой он есть. Считал ли Юнги, что он не достоин такого благословения в лице Чимина? Несомненно. Хотел ли он закончить это все? Каждый день. Сможет ли он когда-нибудь оставить то, что принадлежит ему? Никогда. – Дай мне это, Юнги, – он жалобно смотрит, и уж очень его глаза сейчас походят на детские глазки со скопившимися в уголках слезинками. Мин сам говорил, что тело - это священный храм, но и подумать не мог, что так захочет стать грешником в этой церкви. Он входит медленно, до упора, сдерживает себя до последнего. Он знает, что через две минуты ему крышу сорвет, и на его спине места живого не останется. Пак возбужден сильнее обычного, а его член мелко подрагивает, требуя внимания и разрядки.  Юноша проводит рукой по своему телу и берётся за свой возбужденный орган, то ускоряя движения рукой, то плавно толкается в ладонь. Им хорошо до звёздочек в глазах, и они стонут сорванными голосами в унисон, смотрят друг на друга влюблённым глазами и благодарят Всевышнего за эти моменты. Они жмутся друг к другу как можно ближе и чувствуют жар тела напротив, распаляясь сильнее. Плечи Юнги уже давно кровоточат, а Пак все не может остановиться, теряет голову и нещадно терзает бледную кожу своего господина. – Я люблю тебя, – Чимин дышит принцу куда-то в шею и почти кричит, чувствуя, что он на грани. – Не надо, ты не можешь любить такого, как я, – Мин грубо проникает в податливое хрупкое тело. Он очень боится его сломать, как фарфоровую фигурку, но все равно не может держать себя в руках и вдалбливается все сильнее. Они кончают вместе, пачкая все вокруг, и глупо улыбаются, вновь сливаясь в нежном поцелуе. И пусть их слышала вся прислуга во дворце. Пак чувствует себя на седьмом небе, когда Юнги сгребает его в свои крепкие объятия, прижимая к сердцу свое настоящее и будущее. – Я тоже тебя люблю, Чимин-и.