Тлеющие звезды Голливуда

      Эмма знала, что это был самый настоящий провал. Ей аплодировали в зале, а после пожимали руки, притворно улыбались и бросали заученные фразы одобрения только из жалости и сочувствия. Но фальшивые усмешки не грели душу, а похвала вызывала лишь неприятное покалывание в груди и чувство смущения. Гул голосов доносился до неё, и всякий раз, когда девушка краем уха слышала «После такого я бы застрелился! И играет ужасно. Неужели ради этого бросают на кон всё?» или «А что за бред с этим небосклоном и звёздами? Бабские сантименты всегда невыносимы», её сердце пропускало удар.       Эмма тяжело выдохнула, поймав взгляд Тарино, но в ответ он лишь слабо улыбнулся и, после короткого раздумья, кивнул головой. Молчание может многое сказать, иногда даже больше, чем слова, и в ту минуту, когда всё вокруг погрузилось в забвение и мрак, они вдвоём глядели друг на друга, чувствуя себя так, будто топлёный золотой свет прожекторов падает только на них двоих. Безмолвие поведало всё, до последней крупицы. — Я тоже знаю, — шепчет сквозь слезы Эмма и быстро улыбается. Как там говорится, шоу должно продолжаться? Нет, для неё всё кончено, и жалость Тарино уже не имеет никакого значения.

***

      В воздухе витал тяжёлый и сырой запах ещё недавно разгорячённого Лос-Анджелеса. Холодное, тёмное небо, заволочённое тучами, величаво простёрлось над городом. Мокрый асфальт отражал кислотные вспышки и завитки неоновых вывесок, что озаряли улицы торопливым разноцветьем слов. Черные тучи росли и ползли по небу, меняя свои дымные очертания, а звезды исчезали, мигнув на прощание ярко-серебристой искрой уходящей зимы.       Джефф резко затормозил около здания кинотеатра, выключил двигатель и фары. Он выскочил из автомобиля и кинулся бежать по красной ковровой дорожке, прекрасно зная, что его развернут и скажут, что тот опоздал. Впрочем, так оно и случилось. Джефф вернулся за руль, немного посидел, прислушиваясь к барабанному бою крови в ушах. Какой же он дурак... Как можно было опоздать на премьеру фильма, что обещал стать дебютным возвращением Эммы в большое кино? Это было сродни проваленному заданию по поимке опасного преступника, что так ловко обвёл копов вокруг пальца.       Спрятанные от глаз гостей задние дворы кинотеатров кипели приглушённой, незатихающей жизнью, но сегодня здесь было удивительно спокойно и безлюдно — только заливистый мужской смех доносился откуда-то издалека. Автомобиль Эммы стоял тут, а это значило, что она выйдет с чёрного хода. Джефф выполз на улицу и, приняв небрежную позу, облокотился о свою машину и принялся томиться в ожидании.       Прошло немало времени, чтобы потерять всякую надежду, но дверь, наконец-то, медленно открылась и тяжело лязгнула железом, а в темноте ночи мелькнул женский силуэт. Это была она. — Эмма! — увидев, что девушка вышла из здания, Джефф, не раздумывая ни секунды, кинулся к ней. — Эмма! Как всё прошло?       Она резко остановилась, будто не поверила своим ушам, и, с замиранием сердца, обернулась. Голос у него был хрипловатым и бархатным, но даже в этом приятном, обволакивающем в своей соблазнительности голосе, слышались нотки презрительной отеческой снисходительности. Она бросила на Джеффа быстрый холодный взгляд, который выражал лишь враждебность и раздражение, и, так ничего ему не ответив, томно покачивая бёдрами и мерно стуча каблучками, пошла дальше, в сторону своей машины. — Эмма! — опомнился Джефф и бросился к ней, догнав её уже у самого автомобиля. — Эмма, не молчи, прошу тебя. Как всё прошло? Как приняли? — Не мешай, — голос у неё был грудной и низкий, а дрожавшее в нем презрение, казалось, было готово сжечь каждого в пламени холодной ярости. — Всё кончено, Джефф. — Что? В смысле? Нет, нет, нет. Эмма, ничего не кончено. — Всё кончено, — тяжело вздохнув, повторила она и сбросила его руку со своей талии. — Что кончено? — Всё это… Эти игры в шпионов, твои интриги, — бесстрастным голосом ответила Эмма, глядя на него в упор всё тем же холодным и пристальным взглядом. А потом лицо девушки переменилось, губы предательски дрогнули, и с них слетел обречённый вздох. — Кончено. Мне надоело позориться. Всё, достаточно. С меня хватит. Критики остались недовольны, я не смогу окупить фильм — это провал! Полный крах. — Эмма, постой! Эмма! — пытаясь остановить её, торопливо проговорил парень и придержал дверцу автомобиля, которую она уже успела открыть. — Ты же никогда не сдавалась. — Я устала, Джефф. Всё, хватит. Хватит, — сквозь зубы и сковывающую злость проговорила Эмма, пытаясь скинуть его руку, и когда у неё это вышло, девушка рухнула на водительское сидение. — Я уезжаю домой. — Я… я заеду за тобой завтра… — Я уезжаю домой, в Сиэтл. — Но твой дом здесь, — решительно возразил он. — Нет, это больше не так, — покачала головой Эмма и вновь повторила: «Не мешай». Ей так хотелось убраться оттуда поскорее, руки уже начинали дрожать, а в горле пересохло, — желание выпить овладело ею как никогда раньше.       Она подняла взгляд на Джеффа. Эмма знала, он её не оставит. Не сейчас. У неё много проблем, но вырваться из этой кабалы может только она сама. Девушка всё же медленно вышла из машины, хлопнула дверью и привалилась к крылу, сложив руки на груди в наигранной покорности. — Неужели ты так и не понял, что я не хочу обо всем этом говорить? — она слегка повела бровью, пытаясь изобразить спокойствие и равнодушие, но по рукам тут же прошла дрожь. — Я знаю, я виноват… я такой идиот, что опоздал на твою премьеру. Прости меня, Эмма, — сам не свой от волнения, Джефф пытался поймать её в свои объятия. — Простить? Ты просто… просто просишь прощения? — словно в истерике рассмеялась она и оттолкнула его настолько сильно, насколько смогла. — Простить тебя? — Я всё исправлю. — Исправишь? Ты всё исправишь? — сквозь полушёпот, рассмеялась девушка и смахнула навернувшиеся слезы. — Великий капитан Джефф всё исправит! — на её лице так и блуждала усмешка, но глаза всё выдавали. — Где ты был? Где ты пропадал, когда был так нужен мне? — Я был на задании. Из-за субстанции.       Она качнула головой, словно желала отогнать какие-то мысли, что пришли ей на ум, потом на миг закусила нижнюю губу и пожала плечами, но в её ухмылке сверкнули зубы. Девушка стояла напротив него и то ли тихо смеялась, то ли плакала, а на её побледневшем лице лишь возмущённо и неестественно выделялись раскрасневшиеся от слёз глаза. Джефф растерялся, хотя и догадывался, что у неё наверняка была истерика. Прошло несколько неприятно длинных секунд, прежде чем она устремилась обратно к машине, намеренно задев его плечом. — Эмма, — он хотел повернуть девушку к себе, и пускай на её лице будет расплываться идиотская улыбка вместе с бессмысленным взглядом, но он вернёт любимую, остановит. — Не подходи! — вскинулась Эмма, голос её так и дребезжал, заливаясь гневом. — Послушай… — Да оставь ты меня в покое! — Поосторожнее со словами, Эмма, — Джефф крепко схватил девушку за запястье. — Это задание с субстанцией и твоё тоже. — Задание, задание, задание, — передразнила она. — Только и думаешь о нем, ничего вокруг не замечая! Ты и меня втянул в свои порочные игры против Голливуда! Как же ты омерзителен! Сделал меня марионеткой и решил, что поступаешь благородно? — Прекрати, — на его скулах играли желваки, а пальцы всё сильнее сжимались плотным кольцом вокруг её тонкого запястья. — Или что? Посадишь меня, арестуешь? Или снова ударишь, как в тот раз? — слова Эммы вдруг стали тяжёлыми, будто удары хлыста. Она дёрнула рукой, наконец, отняв её у парня. — Скажешь всем, что я опасная преступница и наркоманка, но не забывай, что ты пользовался мной всё это время! Гнусно пользовался мной, потому не можешь раскрыть это дело сам! Ты жал…       Договорить она не успела: рука Джеффа угрожающее мелькнула где-то сквозь сумрак бархатной ночи, и вся её вселенная сжалась до одного чувства — страха. Эмма некрасиво съёжилась и припала к крылу, когда капитан вскинул дрожащий кулак и, отпрянув в сторону, четырежды со всей силы грохнул по крыше машины: бац!.. бац!.. бац!.. бац!.. Удары стихли, и остался лишь пронзительный вой сигнализации. — Будь ты проклята, Эмма, — тихо выругался парень, чертыхнувшись, и шумно втянул воздух запёкшимися губами.       Он рвано сглотнул, и теперь слышалось только его сопение — сигнализация, наконец, прекратила свой надрывный плач. Постепенно стихло и оно, бешеный ток в его венах унялся и Джефф стал различать окружающие его предметы: черную, до блеска начищенную машину, свои жилистые руки, здание кинотеатра, подсвеченное снаружи розово-голубым неоном.       Эмма, всё ещё сжавшись от страха, смотрела в пространство между автомобилем и Джеффом, и, когда она всё-таки подняла взгляд на капитана, то вид его поразил девушку. Можно было подумать, что он «убил человека». Это длилось минуту, может быть, несколько меньше, секунд сорок или пятьдесят: Джефф что-то взволнованно ей говорил, вновь принялся осыпать пустыми извинениями, приносил клятвы, шепча её имя. Но Эмма с каждым словом всё глубже уходила в себя, и, в конце концов, он умолк.       Ей говорили все, как опасен капитан Джефф. Девушке были известны все те грязные слухи. Актрису предупреждал Тарино, Эллен призывала её начать всё с чистого листа, Алекс залечивала ссадины на чувствительной коже, а потом тщетно пыталась затащить Эмму в полицейский участок. Но какой прок? Джефф и был полицейским. Он поднимал на неё руку лишь дважды, а потом умолял простить, но приступы ревности и агрессии всё чаще овладевали Джеффом, и порой Эмме казалось, что это доведёт их обоих до безумия.       Она была сильной слишком долгое время, пока терпела его грубость и эгоизм, пока выполняла поручения, ходя по тонкой грани, пока теряла всё и могла потерять ещё больше — доверие и уважение своих друзей. Девушка столько раз нарушала закон, преступала через границы дозволенного, предавала собственные принципы. Но ради чего? Всё ради Джеффа, такого близкого, такого манящего, но в этой близости, в этой необузданной страсти, больше не пылал огонь, лишь тянулся едкими струйками дым, оседавший в лёгких и отравляющий её с каждым днём всё сильней. И даже его имя теперь казалось ядом.       Она заглянула в его тёмные глаза, точно желая проникнуть в самую глубь этой жестокой, возмущённой души, и увидела в них злобу и раскаяние, раздражение и стыд. Он не должен был доводить любимую до этого. Если бы он только любил её… — Дай мне уйти, Джефф, — проговорила Эмма тихим голосом, а потом горько улыбнулась, покачав головой.       Он вздрогнул, то ли от услышанных слов, то ли от первых капель вновь разыгравшегося дождя, что упали ему на лицо, обжигая кожу своим холодом. Парень скользил по ней взглядом и был поражён новой, духовной красотой её лица: разнообразные оттенки чувств постепенно проступали на нем так, как появляются мелкие гениальные штрихи на старинных полотнах. — Всё кончено, Джефф, — повторила она медленно, внутренним голосом, и вдруг, в то же время, как она резко открыла дверь и села в машину, добавила. — Если бы ты только страдал, как страдала я.       Губы девушки сложились в какую-то непонятную мученическую улыбку, но во взгляде не было той враждебности, лишь холод — голубые глаза искрились и блуждали по тёмному глубокому небу, ища ответы. Она знала, что у этой истории не будет хэппи-энда. — Эмма… — голос у Джеффа сделался неестественно беспомощным. Ещё час назад она была и его любовницей, и напарницей, принадлежа ему одному так прочно и нерушимо, а теперь быстрее быстрого ускользала из его рук.       Он знал, что это необратимый конец. Их жизни трещали и разбивались на осколки, напоминая неуязвимый лайнер, который неожиданно напоролся на глыбу льда в темноте. И как ни старайся, ничего не исправить — ледяная волна реальности смоет их обоих, наполнит лёгкие, раздробит их сознание своей сокрушительной силой. — Прощай, — её бездонные глаза заслезились, голос на мгновение охрип, но улыбка, чёртова улыбка, такая яркая и живая, блеснула на губах и тут же скрылась за тонировкой автомобиля.       Джефф смотрел на удаляющуюся машину, на горящие огненные искры красных фар до той поры, пока те не исчезли в ночных тенях. Он перевел взгляд на небо и, увидев одинокую тлеющую звезду, грустно улыбнулся и тяжело выдохнул, но она, вспыхнув на прощание серебром, погасла. А через несколько мгновений его внутренний мир содрогнулся, и только имя молодой актрисы стучало в голове — кажется, и её путеводная звезда тоже умерла.