неразрешённый

Игорь думает, что тоска имеет желто-горчичный цвет и горчит, на языке, наверное точно так же, оседая в горле гадким, противным привкусом. Игорь не любит горчицу, но закидывает в продуктовую корзинку пару баночек для Дани. Данил, думает, тоже, наверное, жёлтого цвета, иначе бы от него так не горчило на губах. У Игоря искусанные губы, мешки под глазами и таблетки от головы в маленьком кармане рюкзака. Игорь называет вещи своими именами и иногда просит Кругового, который редко когда его слушает, говорить с ним о простых вещах. О простых вещах говорить не выходит, только, видимо, по тому, что Даня его опять, наверное, не слушал и не запомнил ни слова из того набора букв, что он только что произнёс. Игорь думает, что это глупо и говорит, что перестанет пытаться, но Данилу всё равно, Данил не обращает внимания. Игорь как-то раз смотрит на картинку цветков ванили и думает, что они тоже имеют желтоватый отлив. Игорь спрашивает, почему Даня его не любит и уходит гулять. В дождило Питере, на мокром тротуаре, гуляют голуби. И он. Глупо было надеется сохранить то что было, после того что было, хотя по сути, по факту, по документам, ничего не было и не могло быть. Даня целует его и на губах снова остаётся горчица. Игорь дышит возвращением домой. Домом, как странно, Игорь называет Москву, хотя на все выходные упорно приезжает в Уфу и ходит, много смотрит, думает о простых вещах. О тех, о которых Даня не хочет с ним разговорить. Это нормально, убеждает сам себя Игорь, покупая ещё баночку горчицы. Игорь не резкий в жизни, не такой как на поле, не готов бросаться в каждого встречного-поперечного с головой, как это было в Даню, но в Матвея получается как-то, ну, само собой что ли. Матвей мягко смеётся, щуря свои глаза, говорит с ним только о простых вещах, не переступая, даже слишком, рабочих отношений, когда на поле, на сборах сборной, вратарь-защитник. Какая разница кто они друг другу в жизни, если на поле они дышат как один организм? Матвей считает, что никакой, а Игорь думает, что дышит и вовсе только на поле, всё остальное время не живёт. Данил двигается как-то резко, будь то дома, или на поле, или вообще по жизни. Игорь плохо понимает, куда он вечно спешил и опаздывает, Игорь ест свою горчицу ложками и перестаёт даже пытаться говорить, довольствуясь то ли редкими поцелуями, то ли тяжёлыми выходными, когда рядом, в Питере, когда Игорь опять покупает горчицу. Тоска под веками из жёлтого выцветает в серый, теряется в рутине дней и обычностей, потому что ничего не случается, всё слишком обычно и понятно, и даже смотреть не на что. Не на Игоря же в конце концов. Матвей однако смотрит на Игоря, впервые переступая через сеть и паутинку, цепляя, ставшего слишком колючим, защитника за плечо. Матвею бы лететь в его Краснодар уже, а не трогать сейчас Дивеева, не думать сейчас, не спрашивать. Но Матвей его буквально трясёт, выгоняя из забытья, пока Игорь как-то слишком тяжело не переводит взгляд. У Игоря искусанные, после поцелуев с Данилом, губы и горечь горчицы, и тоска уже даже не под веками, а за рёбрами, и тяжело. Матвей, думает Игорь, не станет тянуть его со дна. Даня же, не стал. Игорь опять проваливается глубоко в себя, когда стоит и пусто смотрит. На лице Матвея бликует лучи солнца, и он чуть отодвигается от окна, чтобы оно не слепило глаза, Игорь досчитанного улыбается и почти спрашивает как он живёт в своём Краснодаре, если так ненавидит солнце. А потом прикусывает язык, не разрешая глупостям вырываться наружу. В здании тренировочной базы сборников прохладно, солнце, квадратиками на полу, заходит за горизонт, а Игорь Дивеев, тот, который защитник рядом с вратарём, думает о том, что Матвею бы подошёл Питер. И Даня бы тоже, Матвею подошёл. Игорь не сравнивает, не оценивает, не тянется смешивать, но почему-то думается, что Матвею бы понравилась горечь на губах, и жёлтый мог бы стать их цветом. В конце концов, решает Игорь, Матвей тоже жёлтый, только не горчица — ваниль. Игорь как ветер лёгкий, видимо не на подъем, и не в общении, но по земле, по полу в тренировочном центре, он ступает легко и быстро, Матвей едва успевает сжать пальцы. Запястье у Игоря холодное, косточка выпирающая, режет ладонь. — Что с тобой происходит? — Матвей смотрит глубже, и колючек маленького ёжика больше не находит, даже шуточек в глубине глаз нет, не видно, только темно и пусто, будто не было там никогда ни света, ничего не было. А было. В глубине глаз долго, знает Матвей, был Даня, а сейчас вот, нет его там и вообще никого нет. — Что со мной происходит? — Игорь разговор поддерживает, тянет гласные, останавливается, руку только не выдёргивает, согревается озябший. — Ты не видишь? — Матвею хочется закричать, постучать по голове, дать хоть как-нибудь понять, что это всё ненормально, что это не тоска под веками выцвела, это сам он выцвел и не заметил. Но Матвей держит себя в руках. — Нет, — Игорь, вселенское добродушие рядом со знакомыми ребятами из ЦСКА, бравый защитник на поле, головой кинувшийся бы защищать его, Матвея, или просто свои, ворота, сейчас пустой и даже уже не колючий, как показалось вначале. Матвею такой Игорь не нравится, Матвей подступает ближе и пальцами цепляет сорри тренировочной кофты. Не снял, не переоделся. Игорь перехватывает его пальцы, когда они тянут маленький замочек вниз, Игорь спрашивает что он делает, пока Матвей по свойски жмёт плечами — ничего. А потом тянется к его губам и горчицу на них перебивает ваниль. В глубине глаз теперь желтоватое свечение солнца, на губах сахар ванили, Матвей не улыбается, но Игорь стоит перед ним будто бы проснувшийся. Как в сказке, про спящую королеву. Поцелуй и разбудишь.