И кончили они вместе!

-Мне иногда кажется, что цвет твоих волос меняется с твоим настроением, Дэйв. - Да? Джэймс закивал, пропустив сквозь пальцы волосы гитариста, спутанные бурной ночью, проведенной на тусовке в доме Джэймса. Он с любовью вглядывался в их золотые переливы, выпрямляя непослушные локоны, которые тут же возвращались в естественную форму завитков. Пока они ждали прихода остальных ребят, им пришлось потрудиться и все прибрать после очередной попойки. Уставшие, они развалились на диване, а сам Дэйв еще и на вокалисте. Он прижался щекой к его коленям, пальцем обводя рисунок на майке Хэтфилда. - И как же это происходит? Джэймс задумался, непрестанно теребя пальцами запутанные пряди. Сейчас Дэйв казался ему маленьким рыжим кроликом, калачиком свернувшимся на его коленях. Он требовал любви и ласки, а сам взамен только мял своими маленькими лапками майку Джэймса. - Когда ты весел или спокоен, что бывает чаще теперь, они светлеют, становятся почти как мои, - вокалист убрал с глаз Дэйва короткую, недавно постриженную челку, открывая своему взору его лицо и покрасневшие от бессонной ночи глаза. - У тебя волосы как будто вырваны местами, а еще у них цвет блевотины, - он прикрыл глаза и улыбнулся, словно сказал что-то милое и приятное. - А у тебя талант делать комплименты. - Не в этом дело, просто кто тебя стриг, м? Я бы хотел посмотреть в его косые глаза. - Я сам стригусь. - Ты сам что? – Дэйв залился открытым наигранным смехом, все еще не открывая глаз. - А тебя-то кто? Стилист-пидор? - Я не стригусь вообще, только челку, - пальцами сбросив на лоб короткие пряди, Дэйв снова скрыл в них глаза. - Потому они путаются вечно, как перекати-поле в пустынях. - Ты хочешь сказать, что мои волосы как перекатывающийся сорняк? - О да… - Джэймс.. – процедил Дэйв сквозь стиснутые от злости зубы. - А кстати, когда ты злишься, твои волосы снова меняют цвет. - Мне фиолетово. - Нет, они не фиолетовые, но тебе бы пошли голубые - Заткнись. - Может тебя покрасить, Дэйв? - Свою блевотину на башке закрась, мой цвет идеален. - Сколько пафоса для обычного рыжего мальчика, – Джэймс опечаленно взглянул на него и надул губы. Дэйв хмыкнул что-то невнятное в ответ и выскочил из под громадной упитанной руки Хэтфилда. Гордо задрав голову и откинув волосы с лица, Дэйв направился к кухне. - Вот-вот, о чем я говорил. На свету еще заметнее, – Джэймс широкими шагами пересек комнату, следуя за Дэйвом и начал внимательно разглядывать его волосы, когда тот приблизился к холодильнику у окна. - Может уже хватит? - Что хватит, Дэйв, ты уникален. - А ты заебал. - Ну, неужели тебе не интересно? Мастейн демонстративно закатил глаза, рычанием оглашая о своей утомленности. - И что происходит с моими волосами, когда я злюсь? - Они седеют. - Что!? – гитарист испуганно схватился за голову, вытягивая некоторые пряди и вглядываясь в них. – Где? Где? Где? Джэймс, это правда? - Нет, не правда, но я могу сказать правду Дэйв, и боюсь, она будет неприятной. - Ради твоего безупречного девственного зада, говори. - Ты не седеешь… - протянул вокалист. Дэйв напряженно уставился на мрачное лицо Джэймса, каждая клеточка в его теле застыла. - Ты лысеешь, Мастейн, и это сущая правда. Клянусь твоей бабской челкой. Хэтфилд громогласно расхохотался, что означало лишь одно, он развлекался, подшучивая над гитаристом. А такого тот терпеть не намеревался, и пока Джэймс был увлечен тем, что разрывал глотку смехом, Дэйв попытался пнуть его в живот. Но Хэтфилд вовремя опомнился и, ухватив его колено рукой, остановил гитариста. Он вглядывался в лицо Дэйва, который покрывал его бездонной массой ругательств, и даже когда вокалист обхватил его талию, силой притягивая на себя, Дэйв продолжал брыкаться, как дикая собака, барабаня кулаками по груди Хэтфилда, выплевывая ему в лицо весь свой гнев. Но все, что он делал, определенно веселило Джэймса, потому что именно за это он любил Дэйва, и чувствовал, что и в женщинах всегда будет искать эту легковоспламеняющуюся ярость. А самым приятным Хэтфилд находил тот факт, что он, все же, сильнее гитариста и всегда может совладать с ним, при любой степени опьянения, в любом состоянии, не было еще ни разу случая, что бы Джэймс не смог проявить свою силу над ним. Дэйв хоть и понимал это, но не в его характере было сдаваться, ведомый лишь инстинктом, он привык, что должен защищать себя, и никому не давать права над собой насмехаться. Даже просто шутить, Мастейн этого ненавидел, его должны были бояться, и он в конечном итоге всегда добивался этого, со всеми, кроме Хэтфилда. И он, так же, как и Джэймс, пытался подчинить его, увидеть с поджатым хвостом, пожалеть. И конечно же, ни один, ни другой никогда не добивались своего, ведь оба были упрямыми и неотступными во всем. Скорее всего, это и заставляло их быть вместе, вечная цель сломить друг друга. - Ты всегда так… - Как? Дэйв отступился от Джэймса, вырвавшись, наконец, из объятии. Он упал на стул, вытянув под столом ноги во всю длину, его свирепый взгляд устремился на противоположную стену. Джэймс подошел к нему сзади, опустив руки ему на плечи, мягко массируя пальцами выступающие кости ключиц. - В чем дело? – грубый голос вокалиста непривычно ласково раздался над головой Дэйва. - Тебе это нравится, да? - Нравится что? - Быть единственным, кто берет верх надо мной. Руки вокалиста чуть сильнее сжали плечи Мастейна. Казалось, он должен был сейчас что-то ответить, но как? Ему не хотелось причинять боль гитаристу, и ему не хотелось лгать. Он решил пойти привычным в таком случае, методом. Нависнув над рыжей макушкой волос Дэйва, вокалист оставил на ней еле ощутимый поцелуй, но продолжал сомневаться, правильно ли он сейчас поступает. Джэймсу безумно не хотелось сейчас перетирать все это заново с гитаристом, ведь назревающий разговор был не первым в своем роде. Но Дэйв определенно ждал слов. - Дэйв… Мастейн чуть вздрогнул, его всегда охватывал некий испуг, когда Хэтфилд произносил его имя. Но больше он ничего не говорил и это пугало еще сильнее. Дэйв хотел встать, но его что-то приковывало к стулу, и этим чем-то вполне могли быть руки, с силой сдавливающие его плечи, но нет, это было какое-то чувство. Ожидание, быть может. - Ты думаешь? – терпение не было присуще гитаристу, вскоре ему стало не совсем комфортно от такого молчания. Он лучше знал, как вести себя во время ссоры, драки, дикой перебранки, чем спокойного безмолвия. Дэйв не был одним из тех, кто был готов ждать, все должно было решиться один раз, быстро, без продления мучительной агонии. В общем, Мастейн не мог решать что-то долго, все должно было произойти одним махом. - Не совсем. - Значит, тебе нечего мне ответить? - Есть. - И? - Да… - Джэймс глубоко вздохнул и совсем тихо добавил,- мне нравится это. Дэйв вздрогнул, и понял, что именно этого он и дожидался. - Ты кусок дерьма! - Ооо… не начинай, прошу. - Что ты сказал? - Дэйв, прекрати… Мастейн, подскочив со своего места, откинул от себя руки Хэтфилда и направился к выходу. - Ноги моей больше не будет в твоем доме, ублюдок! - Это дом Ларса. - Тем более в доме твоей шлюхи! - Шлюха не может принадлежать кому-то, она же шлюха.. – Джэймс развел руками и улыбнулся. Последнее заставило Дэйва сдержать смех и хотя бы попытаться сохранять самообладание, ведь он не мог сейчас поддаться вечно спокойному настроению Хэтфилда, он должен был вывести его из себя, чтобы ничто не останавливало его намеренье уйти. - Все равно я не хочу тебя видеть! - Именно поэтому сейчас ты устраиваешь скандал… - Нет. Просто ты заебал. - И буду ебать тебя всегда, Мастейн. – Джэймс причмокнул губами, отправляя Дэйву воздушный поцелуй. На что гитарист оскалился и схватил тостер, чтобы запустить им в вокалиста. Но его рука застыла в воздухе, а сам он продолжал сопеть, свирепо глядя на Хэтфилда. - Да почему же ты такой спокойный, что с тобой не так! - О чем ты, дорогой? – с лица Хэтфилда не сходила улыбка, а тем временем Дэйв был почти на пределе, казалось вот-вот и его голова взорвется. Дэйв прорычал и кинул тостер в сторону Джэймса, нарочно промахнувшись. Тостер стукнулся о стену и упал на кухонную столешницу, но не разбился, что несколько не сходилось с ожиданиями гитариста. Своим гневом и яростью он предполагал все разрушить, а тостер был в точности как Джэймс, действовал на нервы своей прочностью. Хэтфилд в этот момент отошел от места покушения на тостер и прошел мимо Дэйва обратно в гостиную, специально толкнув его плечом. Дэйв закатил глаза, понимая, что это все просто издевательство, так как ответ Хэфтилда был достаточно очевиден. Ему нравились приступы гнева, до которых он мог легко доводить Дэйва и, успешно добившись их, он созерцал плод своих трудов, в виде разбитых вещей, разгромленной квартиры, побитых стекол и напружиненного Дэйва. И получал колоссальное удовольствие. Ну а Дэйв был, возможно, импульсивен, но не глуп. И усмирять себя, в отличии от окружающих, он умел, поэтому достав из холодильника пиво, что всегда отлично действовало в роли антидепрессанта, он направился в гостиную, где Джэймс бесцеремонно раскинув ноги на журнальном столике, спокойно смотрел телевизор. Но, по правде говоря, была в нем одна деталь, которая не скрылась от раздраженного взора Дэйва. - Твоя улыбка! – вскрикнул он ненавистным тоном. Джэймс устремил на него взгляд, полный непонимания, дескать, он божий одуванчик, а на него то и дело сыплются беспочвенные и оскорбительные обвинения. - О чем ты, зайчик мой? - О чем я? О чем я?! Да о том, что сидишь тут с довольным ебалом, как будто тебе принесли чек на миллион! - О боже, ты что, копаешься в моих бумагах? - Срать я хотел на твои бумаги. Срать я хотел на тебя. - Ну же, Дэйвушка, какой ты грубый и отвратительный. Что же ты так, обиделся, что я на тебе не женюсь? - Женись на своей шлюшке любимой, я слышать больше не хочу про эту гомосятину. - Вчера ты был иного мнения, - улыбка на лице Джэймса стала еще шире, что вновь привело в ярость гитариста. Последовала новая волна ругательств и угроз, на этот раз, как показалось Хэфтилду, это был тот самый девятый вал, после которого следует спокойствие и тишина. Так что он в последний раз с упоением наслаждался зрелищем, пока Дэйв, все же, не выдохся и не повалился на диван рядом с ним. Джэймс тут же опустил руку на его плечи и притянул к себе, нежно касаясь губами его шеи. Дэйв оттолкнулся от него, но сопротивление было настолько вялым, что Джэймс даже не стал сильнее его прижимать, лишь подсел чуть ближе. - Я бы спел для тебя песню любви, но никто еще не описал того, что я чувствую к тебе, о, моя рыжая чертовка, - Джэймс театрально вскинул брови, пытаясь создать тот момент, какой обычно бывает в драмах. Но неудивительно, что Дэйв не заплакал от счастья, кидаясь в объятия своего Ромео, и вместо яда, выпитого Джульеттой, совершенно безразлично вливал в себя пиво. Образ очаровательной и влюбленной до потери сознания девушки испортило так же и рыгание, которое громогласно прозвучало из его уст, когда он сделал большой и последний глоток. Несчастный Джэймс был сбит этим наповал, его любовь забурлила в нем с новой силой и, уже не выдержав такого очарования, он развернул лицо гитариста к себе, встречаясь с ним в поцелуе, столь страстном и забвенном, что казалось, он был последним для них. Но стоило ему оторваться от губ обольстительной чародейки, как его щеку обожгла пощечина. - Пошел нахуй, Хэтфилд. От таких, преисполненных любви и трагедии, слов, Джэймс потерял рассудок и уже со всем жаром навалился на Дэйва, решаясь, наконец, взять его непромедлительно. - Ты мой, Мастейн, навсегда и навечно, нет никого, кто был бы так идеален для меня, мое сердце твое, моя душа… - Ты уже трахнешь меня или нет? - Ох, я не слышал ничего великолепнее! – Джэймс, осчастливленный долгожданным согласием, слился с ним в страсти и влечение не утихало еще долго. Вскоре одежда одним небрежным комом покоилась где-то на полу, а Джэймс и Дэйв еще долго упоенно нежились в объятиях, совершенно обнаженные не только физически, но и в чувствах перед друг другом. Как счастливы они были, что нашли свою судьбу так неожиданно, обрели истинную любовь и понимание. И хоть это не могло быть их тайной навечно, это осталось их вечным счастьем. Однако… Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Мастейне и Хэте.