Правда в моём сознании

      Вести себя так и творить подобное, было не в стиле Шинсо. Последние полтора года уж точно. Не то, что бы Хитоши был трусом или слабаком, просто связываться с Бакуго — себе дороже. Может, он и стал спокойнее (Частые препирательства и громкие крики были постоянно, кто вообще сказал, что он изменился?), но буйный нрав, словно у дворового пса, давно забрался тому под кожу, течёт по венам и бушует оглушающими взрывами. И Шинсо совершенно точно не понимает, что в этой машине-для-убийств привлекло Тодороки. Парня с внешностью из глянцевого журнала, которую не портил даже почти безобразный шрам, безобразность которого терялась на красивом личике и в приятном поведении. Спокойный, словно айсберг в океане, Бакуго был его противоположностью, яростный Цербер в адском пекле. И Хитоши не мог не признать — они подходят друг другу. И признавал — завидует ебанутому Бакуго.       Первый срыв случился спонтанно. Случайная встреча в магазине. Шинсо подошёл поздороваться и увидел ту нежную улыбку на лице Тодороки — тот хотел сделать подарок для Кацуки. Что-то говорил и называл-называл-называл Бакуго по имени. А Шинсо существовал где-то за пределами альфа центавры, чужой и почти незнакомый. Квирк, поддаваясь какому-то жуткому желанию, активировался. Робкое, испуганное прикосновение, разбудившее столько всего. А дальше только гниль. Ведь герои не должны думать о таких тёмных, корыстных желаниях. Отобрать, отнять, завладеть. Обвить стальными путами, запудрить мозги — Шинсо хотел удавить сам себя, но всё продолжал смотреть и завидовал.       Почему-то, их ужимки замечал только Шинсо. Или для остальных это было так обыденно и привычно, что обращать внимание не имело смысла. Пусть Бакуго в большей степени орал и всё также звал Тодороки Двумордым, но обнимал с нежностью, крепко, закрывал всем своим телом — под конец второго курса Бакуго вытянулся ещё, перерос половинчатую голову и стал ещё шире в плечах, хотя казалось, куда там больше? Утыкался носом в разноцветную макушку и успокаивался. Обнимались, как будто пытались раствориться друг в друге. Так близко, как в безмолвном обещании никогда не отпускать — у Шинсо такого не было. Он всегда жил в недоверии, ему не доверялись даже те, кто пытались назваться друзьями. «Кто знает, когда он и против кого использует свою причуду!». В героике мнения двоились, но близких, доверительных отношений не было. А рядом, как бельмо на глазу, постоянно мельтешили эти двое — Тодороки, с безоговорочным доверием в глазах к такому психопату как Бакуго. И Шинсо использовал квирк ещё раз, пошёл дальше — прикоснулся к лицу Тодороки, зарылся в волосы и стоял так близко, что чувствовал чужое дыхание на собственном лице. Совесть поджалась где-то на краю сознания и взвыла к голосу разума. Шинсо обвёл руками красивую, нежную кожу лица и сбежал.       Стычка с сильным злодеем свела их троих в больнице, Исцеляющая девочка должна была приехать на следующий день. Шинсо впервые увидел, как они целуются. Все израненные, Тодороки нужно было ещё и лежать из-за травмы головы, а поднялся, засранец. Целовались жадно, словно в последний раз, с громким, сиплым дыханием. И Шинсо солжёт, если скажет, что у него не поднялся. Мягкий, податливый Шото, без вечного кирпичного лица и спокойного равнодушия. Шинсо признаётся себе, что хочет быть на месте Бакуго. Только Шинсо для Тодороки не больше, чем просто знакомый, случайно встреченный на улице. А чокнутый Бакуго — любимый Кацуки.       И Шинсо использует квирк. Третий раз, четвёртый, пятый… Шинсо знает всё о детстве Шото, и кто оставил ему шрам на лице. Он узнаёт немного больше об Энджи, который действительно пытается измениться (И как Бакуго каждый раз скалится, при виде Старателя. Защищать Шото он не кидается — Тодороки способен сломать пару ебальников). Как Тодороки плох в социальзации мира и как Бакуго помогает ему, потому что знает — то, что было привычно для детей и подростков, Шото на себе не прочувствовал. Видит собственнические следы укусов и засосов на теле Шото. Хитоши знает, какие у того мягкие губы и чувствительная шея. Вот только глаза Тодороки смотрят на Шинсо с пустым безразличием, а на Бакуго с безграничной преданностью и этого не изменить.       Шинсо чувствует смертельную хватку на шее, когда улавливает подозрительный взгляд Бакуго на себе. Дворовая псина чует подвох и ищет того, кто пытается посягнуть на его собственность, чтобы оттяпать руки и превратить в кровавое мессиво. Псы в крови Бакуго бешено лают, сдерживаемые ошейником по имени Тодороки Шото. Шинсо чувствует свору диких голодных псов под своей кожей, те жадно поворачивают морды, чуя добычу, соперника.       Зависть бурлит в душе и крови. Хитоши внимательно, неприлично долго скользит взглядом по красивому профилю Тодороки и кожей чувствует бешенство Бакуго. Шинсо тоже хочет, чтобы его называли по имени и смотрели с такой же верностью. И пусть бой проигран заранее, Шинсо не против сыграть.       Продолжай смотреть таким взглядом, Тодороки Шото, а кто-то умрёт за него.