Самая сладкая свекла

Несносный мальчишка. Если задуматься, то всегда он именно таким и был. Говорит не подумав — если вообще умеет это делать, — бежит вперёд паровоза, бросается в омут с головой — настоящий гриффиндорец, не иначе. Даже не верится, что его когда-то могли определить на Слизерин. Этот факультет совершенно точно не для таких, как он. Вот и сейчас все ещё не верится. О диагнозе известно приблизительно месяц. Примерно столько же Поттера никто не видел. Совершенно никто. Даже его лучшие друзья, черт бы их побрал, не знают о нем и его месте нахождения. А Драко… Драко нужно это узнать. В лепешку расшибется, но узнаёт и найдет. И вот тогда Поттер не проживет даже отведённых ему 3-5 лет. Малфой сразу же его прикончит. Война только закончилась, они только сошлись и только поняли что любят. Любят друг друга и жизнь. Любовь живет три года, так говорится? По всей видимости, этот вихрастый олень, подстать отцу и патронусу, не хотел чтобы его искали. Ни одного упоминания Гарри Джеймса Поттера — главного героя магической Британии и ветерана войны. Нигде. Будто и не было вовсе. Разве что карточки в шоколадных лягушках, и тех мало. Уже месяц Драко ищет, но безрезультатно. Грейнджер пытается содействовать, но то и дело исчезает на работе. Уизли будто бы плевать. Но Малфой не был бы Малфоем, если бы бросил. В конце концов, ещё в лучшем случае 59 месяцев на поиски. 58 с хвостиком. А если этот придурок, не дай Мерлин, надумает умереть, то он его убьёт. Оживит и убьёт снова. Один раз вернулся с того света, во второй раз тоже выйдет как миленький. Живучий гад, так с чего решил, что сейчас не выйдет? Ко второму месяцу у Драко стали опускаться руки. Магический мир был перевёрнут с ног на голову, поставлен обратно, и вновь перевернут. Здесь его точно не было. А в маггловском… с этим куда сложнее. Грейнджер помогает, но ее помощи недостаточно. На третий месяц он находит. Линкольншир. Гарри-чертов-Поттер купил себе небольшой дом в Линкольншире под именем Генри Эванса и, по словам старушки по соседству, выращивает вкуснейшую свеклу. Драко не знает: смеяться ему, или плакать. Хочется и того, и другого. Информацию ему донесла Гермиона во вторник. В среду Малфой проходил по улице с небольшими, но с виду весьма уютными домиками в седьмой раз в одну сторону, и уже в восьмой в другую. Слова, с которыми лучше явиться к Поттеру, отказывались приходить в голову. А сказать хотелось многое. Очень многое. И очень хорошо расписать какой же Поттер гриффиндорский шрамоголовый кретин. И ударить. И ещё больше хотелось поцеловать. Поэтому, когда он все же позвонил в звонок на мятно-зелёной двери, а та открылась, любезно предоставляя лохматого, перепачканного в грязи, и такого любимого очкастого недоумка, первым, что он произнёс, было: «в балет записался, Поттер?». Как это пришло в его блондинистую голову — вопрос интересующий и его самого, и обладателя растерянного взгляда изумрудных глаз. Но оторопевший теперь уже садовник быстро взял себя в руки и ослепительно улыбнулся, заставляя сердце некогда Ледяного принца сжаться. Как же это было давно. — У меня там чай остывает, будешь? — как ни в чем не бывало спросил Мальчик-который-выжил-но-ненадолго. Мерлин и Моргана, Драко честно хотел разнести здесь все в щепки и оставить от Поттера лишь мокрое место, но такой родной и невинный голос заставил его отложить свои планы. Темноволосый отошёл от двери, пропуская блондина внутрь. И сейчас бы разглядывать интерьер, но Малфой лишь мазнул по нему самым быстрым взглядом, отмечая краем глаза, что дом почти не обставлен. Гарри ставит перед ним большую чашку зелёного чая, от который исходит приятный цветочный аромат. Сам хозяин дома садится напротив, со слегка приподнятыми уголками губ рассматривая лицо гостя. Горечь на языке отрезвляет Драко и тот хмурится. Уголки губ его визави опускаются, оставляя улыбку лишь в глазах. — Что это все значит? — на пробу говорит аристократ. Голос позорно дергается, он прочищает горло и пробует сначала, но уже агрессивнее. — Ты исчезаешь, ничего никому не сказав, о тебе беспокоятся, переживают, а ты выращиваешь «самую сладкую свеклу»? Как это вообще понимать?! — все же вскипает Драко и чувствует, как начинает щипать нос и уголки глаз. Кружка грозится треснуть в хватке его пальцев, что замечает Гарри, и немного хмурится. — Она росла тут ещё до моего приезда… — спокойно начинает Поттер, не сводя глаз с кружки, но договорить не успевает. — Да мне плевать на свеклу! Ты просто исчез из наших жизней, пуская себя на произвол судьбы, а должен был бороться! Лечиться, в конце концов! — продолжает Малфой, все же отпуская многострадальную кружку и слегка ударяя ладонью по столу, отчего чай чуть не выплёскивается. — Я не хочу, — невозмутимо отвечает Гарри, заставляя приподнявшегося в кресле бывшего слизеринца ошарашено опуститься обратно. — Не хочу, чтобы меня жалели. И бороться не хочу. Это бессмысленно. Драко глубоко вздыхает, фильтруя поступившую информацию. Видимо, именно голос и все это спокойствие Гарри очень заразно, ведь Малфой резко забывает о всякой борьбе и лечении. Гриффиндурка не переубедить, об этом просто кричит его спокойствие. Смирение накрывает и Драко. — Ладно, — произносит тот, на что получает слегка приподнятые темные брови, сливающиеся с оправой очков. — И чего же ты хочешь? Молчание затягивается, и блондин уже не рассчитывает на ответ, все же сделав ещё один глоток горячего напитка. — Хочу на море. Поедешь со мной? — вскидывает свои длинные ресницы Поттер, поднимая взгляд зелёных, как густой лес после летнего дождя, глаз на Малфоя. — Да, — твёрдо отвечает аристократ прежде, чем обдумать эту мысль. — С тобой — куда угодно. Улыбка на губах человека напротив растворяется в нежном поцелуе. Наверное, вот так перегибаться через стол не удобно — краем сознания отмечает Драко, трепетно отвечая на изначально робкое касание. Всего три месяца, а он уже отвык от этих губ, сейчас с привкусом женьшеня.

***

Драко уже доводилось бывать здесь. Как-то он решил прийти на могилу к родителям Поттера. Тогда он был ещё совсем мальчишкой, пошедшем на поводу сиюминутного, необоснованного желания. Что именно он хотел извлечь от этого похода, он не знает до сих пор, но по итогу, излив всю душу двум глыбам камня, принадлежащим двум практически неизвестным ему людям, он почувствовал облегчение. Такое облегчение, которого не чувствовал с самого детства. Оказывается, те последние года из 17 лет жизни, для столь избалованного в юном возрасте мальчишки, были непосильно тяжелым грузом. Знал бы он тогда, каково ему будет сейчас… Последней фразой, произнесённой Гарри Джеймсом Поттером, оказалась неудачная шутка о том, что если бы ему когда-то сказали, что последним в своей жизни он увидит Драко Малфоя, он бы покрутил пальцем у виска. Драко же, сквозь «уж больно печальную» — как выразился Гарри — улыбку, тактично поправил на «Малфоя-Поттера». Дальше он уже плохо помнил, но выброс магии был сильным, так сказала Гермиона. После той поездки к морю, которая затянулась на год, они тихо обручились, скрепили союз чарами, и стали жить на полную катушку. Постоянно куда-то срывались, не видясь с друзьями и лишь обмениваясь письмами из-за бубнежа и беспокойства Гермионы; даже записались на курсы по бальным танцам во Франции, которые, правда, закончились безуспешно. В конечном итоге они все же вернулись в Лондон. Даже заехали в Линкольншир: посмотреть на гниющую свеклу. Гарри тогда ещё отпустил горькую шутку о скором его гниении, а Драко рассержено закатил глаза и дал Гарри щелбан, тут же зацеловывая ушибленное место. И шутка забылась. Теперь вот уже пару месяцев, как полноправный Глава рода Малфоев каждый вечер среды и субботы приходил на кладбище Годриковой впадины. С тремя небольшими букетами. И каждый вечер становилось чуточку легче, когда появляется возможность поговорить, пусть и с холодным камнем. Гарри не хотел свой портрет, а Драко не настаивал. Гарри хотел увидеться с родителями, а Драко попросил передать Северусу привет. И что он ужасно скучает. Теперь скучать приходится не только по невероятно угрюмому зельевару. Но Драко справится, ведь он пообещал своему Гарри Джеймсу Малфой-Поттеру вырастить ещё пару-тройку свекол.