вино и сигареты.

никто не понимает, что должно было произойти, чтобы такие яркие и буквально горящие огнём отношения дошли до такого. Паша приходит домой без сил, перехватывает Юрины губы своими, снимает пальто. Музыченко, ставший таким родным, словно они всю жизнь знакомы, весь потрёпанный, с тёмными синяками под глазами, впалыми щеками и бледной кожей. Паша сам такой, Паша всё понимает. на кухонном столе стоит начатая бутылка вина из ближайшего супермаркета, рядом валяется пачка сигарет и сломанная зажигалка, оставленные их хозяином. Личадеев пьёт прямо из горла, делает несколько больших глотков и со звоном ставит обратно. по искусанным губам стекает горько-кислая бордовая жидкость, пачкая белую смятую рубашку. он закуривает, с минуту смолит сигарету, выбрасывает окурок в открытое окно и заходит в ванную, прикрывая за собой дверь. смотрит долго в зеркало, цепляясь взглядом за все свои изъяны, все изменения в мимике. со спины подходит Юра, обнимает его поперёк живота, смотрит таким же заёбанным пустым взглядом, целует в шею и осторожно стягивает с него рубашку. Паша не против, лишь убирает руки назад для удобства, но не оборачивается. запрокидывает голову, подставляя шею под влажные губы, позволяет оставлять алеющие отметины. Музыченко проводит прохладным пальцами по его груди, разворачивает за плечи и просит сесть на бортик ванны. в закрытом пространстве едва пахнет дешёвым вином. Юра подаётся вперёд, целует Пашу, не открывая глаз. слегка прикусывает его нижнюю губу, спускается руками по торсу, доходит до края брюк, медленно расстёгивает пояс. надавливает ему на грудь, заставляя лечь в саму ванну. Личадеев смотрит на него усталым взглядом, ресницы слегка подрагивают. он подставляется под ласки, хотя сам не чувствует ровным счётом ничего. Юра стягивает с него брюки, налегает, давит своим весом. уже рефлекторно одну руку устраивает на его шее, надавливает не сильно, второй рукой ведёт по уже твёрдому члену, шепчет что-то на ухо, от чего мурашки волной расползаются по всему телу. Паша тихо стонет под ним, приоткрывая рот, Юра убирает руку с горла, по привычке тянется к ближайшей полке, двумя пальцами хватая лезвие. Личадеев прикрывает глаза, позволяя делать всё, что вздумается. Музыченко сжимает лезвие между костяшками пальцев, подносит к груди, оставляет едва заметную царапину, на что Паша негромко выстанывает его имя. второй рукой водит медленно сверху вниз, растягивая момент, заглушает его поцелуем. грязно, пошло, но Паша по-настоящему зависим. так оно и бывает — дешёвая драма, чёрт возьми. вино, пачка сигарет, дрочка, стоны, Юрины руки, Личадеевский мазохизм в виде неглубоких царапин на груди и тяга к удушью, и всё это в старой ванной с жёлтым светом и потрескавшейся плиткой на стенах. дыхание становится медленнее, когда Юра вновь кладёт руку на его шею, давит подушечкой большого пальца, почти перекрывая доступ к кислороду. Паша стонет уже громче, подаётся навстречу, Музыченко набирает темп, выбивая из него пошлые вздохи и протяжное «Юра, бля-а-ать». Паше снова сносит крышу. он кончает, тяжело дышит, картинка расходится цветными пятнами, зелёные стены режут глаза, принимая болезненный грязный оттенок из-за света. Юра прижимается, выцеловывает лицо по линии нижней челюсти, дышит тихо на ухо, оставляет последний засос совсем рядом с ключицей, мажет губами по бледным плечам и отодвигается. Личадеев приоткрывает глаза, смотрит, слабо мотает головой, шепчет одними губами «так нельзя», но Юра только в ответ беззвучно проговаривает по слогам «мож-но» и наступает на пол, покидая ванную. Паша ещё некоторое время лежит, не двигаясь, кончиками пальцев оглаживает припухшие царапины на груди, поднимается на ноги, натягивает брюки и выходит следом. Музыченко курит около окна, когда к нему подходит Паша; целует, выдыхая дым в приоткрытый рот, тянется рукой к бутылке, пьёт-пьёт-пьёт, пока не становится тошно, тушит сигарету. Личадеев убирает его прядь за ухо, целует в висок и уходит. любовь и страсть угасли уже давно, но разойтись так и не смогли — не могут друг без друга. «однушка» советских времён уже так приелась, что переезжать даже не возникало мыслей. да и спали до сих пор на одной кровати. говорили ребята, все говорили, что не нужно им это, что их отношения обречены, разъезжайтесь, затянет как болото. и затянуло. не было абсолютно никаких чувств, только вино и сигареты. Паша ложится Юре на обнажённую грудь, приобнимает одной рукой и только тогда засыпает. как ежедневный ритуал. а Музыченко прижимает его к стенам, целует, оставляет метки и не даёт уйти, но Паша и не собирается, потому что Паша зависим.